Короче говоря, одна из этих козочек по имени Света, видимо наиболее активная, увлекла нашего Алексея не на шутку, в результате чего он вскоре с ней близко подружился, то есть настолько, что ближе уже некуда. Тут конечно стоит сказать, что деваха была весьма симпатичная, весёлая и раскованная, поэтому понять потерпевшего, безусловно, можно. И все бы было ничего, если бы девушка однажды внезапно (потомки, будьте бдительны!) не залетела. Это тоже, в общем, не было чем-то фатальным, но ведь барышне-то едва-едва исполнилось 16 лет Понятно, что в этих обстоятельствах Лёха, как истинный джентльмен и интеллигентный человек ну, и так далее.
Через какое-то время у них родилась дочь Катя. Я, между прочим, случалось, качал её на руках и даже как-то кормил котлетами, пока молодые супруги делились друг с другом отрицательными впечатлениями от совместной жизни, которая в конечном итоге вышла у них не очень долгой и не очень счастливой лет через пять они развелись. Кто там в чем был виноват разбирать не буду, неинтересно это всё.
Ну, а пока что наша творческая активность продолжалась, дошло до того, что ансамбль решили отправить на районный конкурс школьных, видимо, ВИА. Мы выбрали достаточно шумную хард-роковую песню «Ты можешь ходить как запущенный сад» всё той же «Машины Времени», уж очень они нам тогда нравились, и начали готовиться.
И вот день настал. За барабаны на этот раз посадили какого-то нашего знакомого, не помню, из каких соображений, скорее всего, просто на-просился, а я был определен свободным вокалистом. Помню, было как-то непривычно ничего не держать в руках, тем более выступление планировалось только перед жюри при пустом зале.
Поскольку предстояло стать фронтмэном, оделся я в духе модных тен-денций. А на тенденции повлияли реалии и были они таковы. Во-первых, в институте началась военная кафедра, и мне пришлось постричься, а во-вторых, на смену стилистике хиппи и глэм-рока семидесятых пришли нью-вэйв и панк мотивы. В моем случае это выглядело так: упоминавшиеся полосатые 40-сантиметровы клеша́ с маминой помощью и под моим руководством превратившиеся в совершенно неприлично узкие дудки, очень тонкий и очень длинный чёрный галстук, неимоверная цветастая рубаха из шестидесятых, найденные на дне шкафа и отцовские остроносые военно-морские ботинки. Последними штрихами стали темные очки, как у Лёлика в «Бриллиантовой руке» и намазанные какой-то дрянью волосы, стоящие дыбом.
Вообще-то подразумевалось, что на конкурсе должны звучать песни про комсомол и весну, или про войну, или, на худой конец, хотя бы, борьбы и протеста, а тут Короче говоря, заняли мы третье почётное место ввиду идеологической незрелости, но грамоту для школы таки заработали. Да, забыл сказать, что участвовали в конкурсе как раз три ансамбля.
Потом в начале лета мы ездили играть в КМЛ (трудовой комсомольско-молодёжный лагерь, если мало ли, кто не знает), из подробностей помню только дорогу туда. Мы с аппаратурой ехали в кузове ГАЗ-66 и пили «Бехеровку», натурально, в позах горнистов и на глазах у всего нашего славного Ленинграда, имеется ввиду прямо на Кировском проспекте, ну и потом уже ближе к окраинам.
Осенью перебрались репетировать в другую школу, бывшую Лёхину, в районе метро «Электросила» и сыграли там пару вечеров, на последнем мы спалили чужой усилитель и повздорили с какими-то местными хулиганами. Все это становилось мне как-то неинтересно и радости уже не приносило ни развития, ни перспектив. Ситуация, похоже, себя исчерпала.
Тем временем, наша студенческая жизнь была в самом разгаре, и не стоит думать, что мы только и занимались тем, что выступали да репетировали. Вокруг было немало и другого интересного, молодость продолжалась, и мы по полной эксплуатировали её широкие возможности.
В моей группе учился парень Сергей Балихин, который поступил в институт по спортнабору, существовала тогда такая традиция, и у нас на курсе этих ребят было человек восемь, почему-то в основном борцы. Как правило, эта публика не блистала особыми успехами в учебе, но этот был просто полным раздолбаем, зато большим проходимцем, болтуном и бабником. Выяснилось, что он учился в той самой школе, откуда я ушёл после 8 класса, но мы тогда не были знакомы. Кстати, там же до 4 класса, пока не переехал на «Елизаровскую», с ним вместе учился и Игорь Клур, врач и мореход, о нем я уже рассказывал. А вдобавок, их бывшим одноклассником, как выяснилось, оказался еще один мой давний дружок Паша Оскаленко, в этом повествовании он появится позже. Такой вот тесный мир, оказывается, даже в Питере. С этим Балихиным мы как-то сошлись, через него я познакомился с его друзьями по школе и по спорту и стал проводить с ними время, много и интересно. Далее кратко исторические зарисовки.
Тогда (да и сейчас, наверное) у каждого ВУЗа была «своя» пивная, в ЛЭТИ это был бар «Янтарный» на Карповке, здесь мы частенько заседали за длинными липкими столами, некоторые там практически жили. Пользовались успехом «Пушкарь», «Очки» около Казанского, «Висла», а в моем Невском районе самым популярным было безымянное заведение на углу улиц Бабушкина и Щелгунова. Последнее было самым настоящим мужским клубом, здесь практиковались игры в шашки, шахматы, иногда потихоньку в карты на деньги, нередко можно было наблюдать человека с книгой или газетой, и все друг друга знали. Бывали и всякие интересные персонажи, именно здесь, например, я впервые увидел так называемые «ресторанные фокусы» в исполнении недавно, похоже, откинувшегося сидельца он выступал за пиво: подвешивал к краю стола связанные шнурками ботинки на трех спичках, запускал по кромке стакана две сцепленные вилки, делал что-то забавное с папиросами. Смотрелось это всё очень эффектно и казалось противоречащим законам физики.
Вообще, тогда ежедневно происходило столько событий, каких-то невероятных приключений, новых знакомств, что всего и не расскажешь, разве что вкратце.
В течение 19801982 я успел влюбиться, так, без особенного развития ситуации и расстаться, весело провести время с Балихиным в доме отдыха в Зеленогорске, а с Лёхой на Нахимовской турбазе, дважды по месяцу поработать в трамвайном парке монтажником пути 3 разряда, съездить в спортлагерь ЛЭТИ в качестве (обратите внимание!) борца самбо в тяжёлом весе. К слову, ещё я был изгнан из секции скалолазания, где собирался скоротать два года обязательной физ. подготовки, после того, как на каких-то выездных развлечениях под Приозерском не свалился с трёхметровой высоты и чуть не улетел дальше уже с тридцатиметровой. Тренер, помню, сказал тогда, что уж лучше он будет ставить мне зачеты просто так, чем сядет в тюрьму.
Летом 1981 с упомянутым Балихиным и еще с одним парнем Пашей Агаповым, остающимся и поныне моим добрым приятелем, мы съездили в Крым, под Севастополь. Там тоже было немало интересного: от блох в сарае, куда нас угораздило было поселиться за рубль с носа, до криминальных похождений на рынке в Ялте, где мы нагло тырили у торговцев всякие дары их огородов, и даже умудрились стащить арбуз.
В свете последних событий как-то навеяло: вспомнились девицы с запада Украины из Ужгорода, вроде, какие-то олимпийские чемпионки спортсменки на сборах, жившие там на турбазе в отдельном домике. Этих барышень наш Серёжа изящно уболтал на совместный у них в гостях товарищеский ужин с продолжением.
Ну, что я вам скажу Напиток «Кальвадос украинский» редкая дрянь, а физкультурницы да, хорошие такие, крепкие селянки, единственное, с запредельными понтами и антироссийскими (тогда, наверное, антисоветскими) настроениями. Имеется в виду, что наиболее ярко девушкам удавались шутки про москалей и труны. Мы особо не спорили, при всех прочих талантах и умениях наших красавиц некоторый мусор в их головах казался допустимым. Кроме того, мы ж интернационалисты, ясен пень, в любых сферах и обстоятельствах! Как-то так. А из запомнившегося и особенного очень вкусные их домашние закарпатские, видимо, колбаски. Вот они то, пожалуй, и остались самым ярким впечатлением от общения с гражданками нашей братской на тот момент республики.
Ну, а, собственно, учебный процесс шел себе своим чередом и давался мне не скажу, чтобы очень трудно. Я сдавал свои экзамены-зачеты и продолжал без особого энтузиазма осуществлять функции старосты группы: покрывал прогульщиков и пытался добиваться стипендий для слабо успевающих. А еще у меня в это время появилась важная цель, мечта и путеводный смысл.
Дело в том, что после 4 курса все студенты должны были пройти практику, и поскольку специальность наша называлась «Электрооборудование судов», варианты были соответствующие. Или на судостроительный завод, куда могли попасть все желающие, и была гарантирована тоска зеленая без денег и впечатлений, или почему-то в Енисейское речное пароходство, где было повеселей, и если повезёт очень даже неплохо. Балихин, например, сумел туда как-то просочиться и четыре месяца занимал должность начальника бассейна на большом пассажирском теплоходе. Ну, а самым сладким вариантом являлось легендарное Балтийское морское пароходство. Именно последнее стало предметом моего жгучего стремления, и олицетворяло заграницу, джинсы, жвачку и рок-н-ролл. Попасть сюда было практически нереально, брали не больше десяти человек из сотни с лишним претендентов. Вначале резонно отсеивались троечники, затем КГБ фильтровал по анкете, и потом уже начинались всякие комиссии и собеседования. С успеваемостью у меня было всё более-менее, а вот по поводу анкеты я был совсем не спокоен, папа-то офицер с какой-то запредельной секретностью, да и у мамы вторая форма. Отец проконсультировался со своим особистом (а служил он тогда, между прочим, уже в НИИ 1 ВМФ СССР, для тех, кто понимает), и тот сказал, что шансов у меня мало, но попробовать можно, попытка, мол, не пытка.