Позвольте не согласиться.
В альбомах подавляющего большинства пешеходов буден присутствует этот бесцветный набор фотографий с остекленевшими персонажами.
Возьмите один комплект, другой, третий, сличите их, и вы придете к набившему за десятилетия хоровода оскомину выводу все люди братья (и сестры). А я присовокуплю близнецы. Нелепость, потому что на самом деле это не так.
Следовательно, сюжетец-то не главное, и, даже, далеко не главное. Главное деталь. Не то, что вспоминается по требованию, но всплывает из матовых глубин одиночества само по себе, некстати и безо всяких причин.
Это как у симпатичной, можно даже сказать красивой, и внешне, и в поступках женщины на лице, где-нибудь на веке или на шее вы обнаруживаете пренеприятнейшую родинку. В последующем дама эта окажет вам любезность, выручит вас, а, возможно, даже и спасет. Спасет и пропадет из вашей жизни.
И вот, пройдет время. Нет-нет, да и вспоминаете вы своего ангела-хранителя. Но как? Вспомнится вам благородный ее поступок? глубина ее души? красота ее? Не исключено, но не в первую очередь. Прежде всего, перед вашим внутренним взором предстает та самая родинка, будь она не ладна.
И вот еще. Вы такое за собой замечали и за другими наверняка.
Первое впечатление.
Встретится, бывало, вам или мне какой-нибудь человек. Хороший как будто человек, как позже со всей очевидностью покажут события, однако, в совокупности черт, движений и интонации первоначально покажется он вам неискренним, лукавым, хуже того, опасным. Дальше этот человек следует за вами по жизни, всякий раз доказывая свое искреннее к вам расположение, общность интересов и помыслов. А вы всякий раз при встрече ловите себя на мысли, когда же он, наконец, откроется, проявит истинную свою сущность?
Грех предубеждения. Грех мучительный и жестокий.
Впрочем, с тем же успехом, мы влюбляемся в подлецов, единственным достоинством которых является отсутствие родинок или вкрадчивости в голосе.
И нас во множестве оценивают также.
Что же получается?
Объективного мира не существует, и всякий бред неподсуден, ибо кто и как может судить, когда все в бреду и всё бред.
Плохо дело?
Не знаю.
Нужно подумать хорошенько.
* * *С тем, чтобы попасть в туалет, Андрею Сергеевичу, пережидая очередь, пришлось провести некоторое время в черном огнедышащем тамбуре с окошками, не имеющими ни малейшего шанса избавиться от презрения природы извне и ненависти людей изнутри. Иконы дьявола эти могут изобразить вам все, что угодно в чудовищном преломлении. Смысл жалкого их существования свидетельство извечного нашего отчаяния ото всего: что бы ни делалось, о чем бы ни думалось, от самих себя, в особенности от старших. По всякому поводу и без особенного повода. Русский человек, в большинстве, воспринимает мир через такие вот окошки.
В тамбуре Благово запечатлел березку. В силу своей природной чистоты и наивности, встреть Андрей Сергеевич такую березку где-нибудь в околыше или на поляне, он искренне и страстно умилился бы ей. Не исключено, что его потянуло бы прижаться к ней, и слиться в ожидании благости. Адская же линза возродила образ безрукого попрошайки с какой-то тиной вместо волос, виденного им однажды на улице и многократно являвшегося позже в ночных кошмарах, образа, казалось, подзабытого навсегда.
Несчастный этот был настолько явственным, что Андрею Сергеевичу подумалось, Как же бродяжка добрался сюда? И у кого здесь он может попросить?
И еще, но это из прежних мыслей вот он просит, вот подадут ему, а как же он возьмет, когда рук у него нет. Ртом?
А что, если кто-нибудь в тот момент напугает его? он может подавиться. Монетка застрянет в горле и конец.
И так дальше.
Благово почувствовал укол в сердце и бежал из тамбура.
Уже в туалете он размышлял, так и должно, так и должно. Прежде чем оказаться в благословенном месте, пусть в раю, пусть в Гиперборее, непременно нужно познакомиться с чудищами. Без них никуда. Главное не бояться их. Надобно научиться не бояться их.
Вот этот туалет, наверное, то самое место, где хорошо избавляться от страхов. Настоящая жилая комната. И шкафчик и умывальник, и тесноты вовсе не чувствуется, и присутствия другого человека, ну, или чудища, раз уж о чудищах зашла речь, предположить никак невозможно.
Между прочим, вовсе не факт, что чудища злобны. Они могут оказаться милыми и добросердечными. Вспомните Аксакова. «Аленький цветочек».
Между прочим, вовсе не факт, что чудища злобны. Они могут оказаться милыми и добросердечными. Вспомните Аксакова. «Аленький цветочек».
Разве тот попрошайка может быть злым?
Только не нужно говорить, что при его жизни он просто обязан быть злым. Нет, нет и еще раз нет, сколько бы ни калечила его жизнь.
Злыми бывают и сытые люди. Ведь что такое злость? Это своего рода спазм вдохновения. А вдохновение рождается на сытый желудок. Ну, да уж это проверено. Гиперборея ни разу не являлась мне, когда я был голоден или болен. Нет-нет, исключительно перед сном, после ужина, когда нет никаких неприятностей и обид.
Лучше всего Гиперборея представляется, когда лежишь на правом боку, и ноги согнуты.
Еще когда в доме прохладно, а ты под теплым одеялом.
Еще когда мама запекала курицу в духовке. Такой божественный аромат!
А в Гиперборее должно быть много лебедей.
* * *Все рано или поздно закольцовывается.
У всякого автора.
Подчас вне его воли и вопреки здравому смыслу.
Впрочем, и в жизни все однажды закольцовывается. Подчас вопреки высшей логике и здравому смыслу. Недаром символом брака было выбрано кольцо.
Вот вам сюжетец
Иннокентий Иннокентиевич Разуваев пишет письмо некогда преданной, и, вдруг, то есть совершенно неожиданно, кажется и для нее самой предавшей его жене. Напряжен и расслаблен одновременно.
Напряжен о того, что письмо это ему желанно, но он не знает с чего начать, расслаблен от того, что уже принял два стакана водки. В таком состоянии он пребывает и двадцать минут, и час, пока не раздается стук в дверь.
Разуваев открывает дверь. Перед ним молодой красивый человек с признаками вдохновения во взгляде. Очень приятный молодой человек, с виду артист или писатель. Очень приятный молодой человек.
Чем обязан, интересуется Иннокентий Иннокентьевич.
Иннокентий Иннокентьевич, я к вам, собственно, за документами.
За документами?
Именно.
Простите, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Дело в том, что я тут занят записками. Просто весь погрузился.
О чем записки, если не секрет?
Так, размышления.
Какова тема, если не секрет?
Приятный во всех отношениях, но несколько навязчивый, согласитесь, молодой человек.
Старухи.
Вот как?
Да, старухи.
Что, вдруг? не унимается приятный, но навязчивый молодой человек.
Видите ли, мне кажется, что им не хватает любви.
Очень важный момент. О чем, спросите вы меня все это бесконечное повествование?
Да о любви же, Господи, Боже мой. Все о любви.
Этакое заклинание уходящей уходящему умирающему
Любопытно.
Да. Им не хватает любви. Это несправедливо. Вам не кажется?
Не могу ответить так вот сразу. Знаете, откровенно говоря, я не думал об этом.
Никогда?
Никогда.
Не врет. Странным и фальшивым показался бы иной ответ.
А, между тем. Подумать об этом стоит.
Иннокентий Иннокентьевич, я к вам за документами.
Зачем?
За документами.
Ах, да. Да, да, кажется, начинаю приходить в себя. Так вы за документами?
Именно.
Пауза.
Иннокентий Иннокентьевич, мне бы документы у вас получить.
Документы, да.
Пауза.
Иннокентий Иннокентьевич
Конечно, конечно.
Пауза.
Послушайте, а почему бы вам не выпрыгнуть в окно?
В окно?
В окно, Иннокентий Иннокентьевич.
Разуваев минуту остается неподвижным, затем неспешно подходит к окну, отворяет его и
* * *Что ты сделал с собой, Николай? выдохнул потрясенный Матвей Антонович Продин, когда младший брат собственной тенью повис на его мраморной шее. Разряд кромешной тишины в ответ побудил его к действию. Он успел подхватить враз сделавшегося ребенком путешественника и понес в холеную избу, на пуховые перины. Перед тем, как окончательно оставить реальность, Николай Антонович успел молвить, Орех.
Слово погружающегося в небытие писателя, неожиданное и загадочное, отпечаталось в сознании брата и, точно почувствовав собственную значимость, играя и пенясь, вскоре пленило любые прочие мысли и темы и сделалось главным и единственным.
Орех, размышлял Матвей Антонович, Почему орех? Что хотел он сказать этим? Орех ли он имел в виду, когда сказал «орех»?