Ведь чем больше во что-то вкладываешься, чем больше проявляешь заботы и беспокойства о нём, тем ценнее оно для тебя становится. Можно и так сказать: «Чем сильнее бьёшь жену, а она, при этом, ещё и выживает, тем дороже она тебе становится и тем сильнее ты её любишь».
Опять же, подобная ментальность русского народа это ни хорошо и ни плохо, просто это ему свойственно. Но не только ему. Возможно, что и народу китайскому, и корейскому, и вьетнамскому, и индийскому, и многим другим народам с миролюбивой и неагрессивной ментальностью, но имеющей твёрдый стержень. Но далеко ни всем. А потому другие ценностные приоритеты, к примеру, не вступать в борьбу с врагом, а откупаться от опасности, подкупать других людей, а не вступать с ними в противоречия и конфликты, соглашаться со всем, но делать всё по-своему, или та же личная свобода, а там хоть трава не расти, для нас не могут быть первоочередными и доминирующими.
В природе тоже так: те же червяки любят собираться в единый живой клубок, в некий клуб по интересам, как это мы всегда наблюдаем в рыбацкой консервной банке из-под кильки в томате или из-под тушёнки, а тараканы, к великому нашему сожалению, всегда разбегаются по всей кухне, что не даёт возможности их прихлопнут разом. И только потому выживают и червяки, и тараканы.
А вот чего в моей жизни «до», и чего «после?» этот вопрос для меня не был столь однозначен, и к нему я подхожу, пожалуй, только сейчас, когда я созрел мировоззренчески, и когда банальное человеческое предательство, о котором я расскажу в конце этого тома, допущенное по отношению ко мне со стороны молодёжи из потерянного поколения 90-х, для, которой слово предательство вообще не вошло в их прагматичный лексикон, вынудило меня искать для неё приличное оправдание. Ведь даже серийные убийцы они ведь тоже люди, твари Божьи. А от церкви нам известно, что «для Бога все люди дороги одинаково». И хоть я и не Бог, но я допускаю, что и предательство может совершаться людьми из самых добрых побуждений или намерений, а то и от простодушия и добродушия. Например, если взрослый человек, не разбудил ребёнка в 4 утра на рыбалку и, к тому же, в дождь, в глазах ребёнка он выступил, как предатель, хотя и намерения у взрослого человека были самые, что ни наесть, добрыми и даже любовными.
Я допускаю, что, отправившись в плавание по горным рекам, и позабыв меня дома, на берегу, молодые люди исходили и из моих интересов, проявляя тем самым заботу обо мне, кому уже 74 года, а не только о себе. Но я, как и ребёнок, только с обратной стороны жизни, проявив гордыню, что по утверждению церкви мать всех человеческих пороков, отнёс это к предательству. Ведь это та молодёжь, которая у нас есть, которую страна вырастила за 30 лет с момента её реформирования, и другой пока не и выросло. Но, всё же, уточню.
Моё мировоззрение созрело ни в политическом понимании этого слова, тут каким я был невеждой, таким и остался, и не в метафизическом, что свойственно красноречивым говорунам-романтикам, а в природном, физическом, то есть, в естестве, что выше любых других мировоззренческих форм или платформ. Ведь не политика породила природу, ни метафизика породила физику, а природа и физика породила людей, а те-политику и метафизику. А от того, что люди не видят и не понимают, как природа формирует политику людей, и уносит их сознание в трасцендентальность или трансцендентность, что расположены в двух шагах от дурдома, суть вопроса первичности и вторичности, причины и следствия не меняется. И вот как я чувствую этот переходной барьер.
Многие политологи и политики, а за ними и многие медийные средства утверждают, что мы от социализма и коммунизма вернулись в капитализм, исходя из отношения граждан к средствам производства: в какой форме владения ими они находятся: частной, коллективной, муниципальной, государственной и так далее. Но сам я отношу все эти «измы», придуманные умными гуманитариями, к результату необоснованного упрощения ими многообразия форм отношений между людьми, как между природными объектами, в их хозяйственной и общественной деятельности, и к их желанию вогнать все эти отношения в некую научную мёртвую матицу жизни, из мало связанных меж собой клеточек, во многом уводящего человеческое сознание, от корней того или иного способа жизни.
Я полагаю, что вы, в большинстве своём, представляете, что такое матрица это нечто подобное прямоугольной клетчатой таблице, в которой в каждой клетке расположено нечто своё обособленное от содержания в других клеток да те же «измы». А вся возможная связь между разрозненными клетками находится логическим и математическим путём. Матрица это база для цифровой жизни. В тоже время, как жизнь это совсем и ни цифра и ни матрица, это дерево с корнями, уходящими в землю, и ветвями, уходящими в небо, в котором всё связано между собой не человеческой логикой и не математикой, а непрерывными потоками энергии через сокодвижение, осуществляемое через слоисто-пористые древесные волокна, образующие древесные сосуды.
Я полагаю, что вы, в большинстве своём, представляете, что такое матрица это нечто подобное прямоугольной клетчатой таблице, в которой в каждой клетке расположено нечто своё обособленное от содержания в других клеток да те же «измы». А вся возможная связь между разрозненными клетками находится логическим и математическим путём. Матрица это база для цифровой жизни. В тоже время, как жизнь это совсем и ни цифра и ни матрица, это дерево с корнями, уходящими в землю, и ветвями, уходящими в небо, в котором всё связано между собой не человеческой логикой и не математикой, а непрерывными потоками энергии через сокодвижение, осуществляемое через слоисто-пористые древесные волокна, образующие древесные сосуды.
Посмотрите, как тщательно относятся к подобным вопросам структуризации жизни по группам, имеющим близкие качественные признаки, учёные-естествоиспытатели, к примеру, биологи, которые сначала разделили сущностно неделимый биологически живой мир в своём воображении на два крупных подмира на флору и фауну, или на автотрофов и гетеротрофов, или на продуцентов и коносаментов. И эти подмиры в глазах философов материалистов, несомненно, будут рассматриваться как взаимоотрицающие противоположности, находящиеся в диалектическом единстве, в частности в отношении потребления и выделения ими кислорода и углекислого газа, синтеза и разложения биомассы.
Действительно, и те, и другие развиваются в их единстве. Но в чём заключатся их борьба или взаимоотрицание, как основа развития этого единства? Или, где тут знаменитый переход количества в качество? Животные просто тупо поедают растения, получая от них жизненную энергию, и от этого счастливы в то время, как растения также тупо питаются лучистой энергией Солнца, попутно вбирая в себя и всё то, что свободной жизненной энергией не обладает воду, углекислый газ, а также и другие находящиеся в земле минеральные вещества.
Но учёные продолжают и далее бесконечно дробить эти миры, на классы, подклассы, отряды, роды, виды и подвиды, семейства и подсемейства, и как-то ещё, как тот же ствол дерева в корневой его части превращается в лохматую, расширяющуюся книзу метёлку из корней разного размера, вплоть корневых волосков микроскопической толщины. Но это с одной стороны со стороны земли, а с другой со стороны неба, ствол также имеет вид точно такой же метёлки, но из ветвей и листвы, расширяющейся уже кверху вплоть до микроскопических листовых жилок.
И как у дерева, мир корней и мир ветвей соединяются в единый организм его стволом без какой-либо борьбы, так и эти, казалось бы, противоположные, а по сути взаимодополняющие, и не существующие друг без друга флора и фауна, соединяются меж собой и переходным миром живых организмов, грибами и бактериями, что «ни рыба и ни мясо», способными проявлять, как те, так и другие свойства, в зависимости от внешних условий и обстоятельств. Да те же растения, днём, при свете Солнца, являясь классическими автотрофами, синтезирующими биомассу с использованием энергии Солнца, а ночью, когда эта энергия к ним не поступает, а жить-то хочется, то чтобы ни сдохнуть от голода до утра, они превращаются в самоедов, поедая самих же себя, проявляя признаки своих так называемых противоположностей гетеротрофов. И, в отличии от мёртвых матричных и цифровых «измов», подобная классификация живой природы воссоздаёт единую и непрерывную аналоговую картину биологической жизни на Земле.
Я совсем не противник цифровых технологий, и матричного мышления цифровых машин, когда они способны уже дробить цифры до размеров нуля или минус бесконечности, превращая их в аналог, но когда матрицами, подобными «измам» начинают мыслить люди, особенно, что при власти, в головах которых с трудом умещаются несколько матричных клеток то ничего, кроме проблем в жизни людей, государств и человечества от этого получиться не может.
Весь живой мир в действительности живёт в своей борьбе, но ни с кем-то и с чем-то, а лишь за что-то: за своё совершенство, в отношении пригодности для жизни и для её развития. И в процессе этой борьбы всё сильное, здоровое и живучее не убивает слабое, больное и тщедушное, и не сбрасывает его в отвал жизни, а постепенно и безболезненно для жизни замещает его собой. И хотя, не будучи биологом, я воспринимаю подобную структуризацию биологически живого мира, как элемент единой живой системы мироздания, но для биолога это ещё и основа для его дальнейшего внедрения в жизнь на всё более и более глубокие её яруса, что потом, в результате полученных им новых знаний, делает и нашу собственную жизнь богаче, разнообразнее, интереснее и безопаснее.