4
Рабочий день инструктора райкома Суфии Ильдарской начинался гораздо раньше десяти утра и никогда не кончался к шести вечера. В эти дни тем более: скоро предстояла районная партийная конференция.
Конечно, Суфия-ханум дома, и Суфия-ханум за своим инструкторским столом один и тот же человек.
И всё-таки это не совсем так. Ни по живому, как всегда, деятельному выражению лица Суфии-ханум, ни по её твёрдым, рассчитанным, без малейшей суетливости жестам, ни по её аккуратно закрученным на затылке, нерассыпающимся волосам словом, ни по одной чёрточке в сегодняшнем облике инструктора райкома нельзя было догадаться, что эта немолодая женщина всю ночь не сомкнула глаз в тревоге за самого близкого ей человека.
Партийная работа, требовавшая всего её внимания, при частых и долгих разлуках с мужем научила Суфию-ханум тому безошибочному сердечному такту, когда избегаешь отягощать кого-либо своими семейными переживаниями.
Легонько постучавшись, в кабинет инструктора вошёл депутат Верховного Совета, парторг и учитель русского языка и литературы в школе, где училась Мунира, Пётр Ильич Белозёров. Чуткий к чужому несчастью, Белозёров, хотя и знал сдержанность Суфии-ханум, не мог не выразить ей своего сочувствия.
Слышал о вашем тяжёлом горе, Суфия Ахметовна, и понимаю, как вам с Мунирой трудно
Не только нам, многим сейчас трудно опустив глаза и сразу став строгой, остановила его Ильдарская. И не надо говорить об этом, дорогой Пётр Ильич
Я вас только об одном прошу. Мунира ничего не знает. Вы ей тоже ничего не говорите. Вы знаете, сегодня у них вечер
Хорошо, пообещал он, смущённо одёргивая на себе суконную гимнастёрку с боевым орденом и депутатским значком.
Вдруг с улицы грянуло:
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
Суфия-ханум отдёрнула половину шторки.
Проходила колонна красноармейцев с вещевыми мешками, винтовками и лыжами. На тротуарах, по обе стороны, было полно провожающих.
Добровольцы нашей Казани, сказала Суфия-ханум задумчиво.
Песня гремела всё сильнее.
Не могу слышать спокойно, теребя кончики рыжих усов, задумчиво протянул Пётр Ильич.
Карельские леса, незабываемые бои на севере
С первых дней финской кампании Белозёров настойчиво добивался отправки на фронт. Он требовал, чтобы приняли во внимание его опыт борьбы с белофиннами ещё в гражданскую войну. Вначале его обнадёжили, а недавно сказали: «Продолжайте свою полезную работу. У Красной Армии и без вас имеется достаточно сил и людских резервов».
Это задело Петра Ильича. И, как член пленума райкома и бывший комиссар, он написал длинное заявление на имя секретаря райкома. Сегодня-то, собственно, он и пришёл за ответом, но секретаря не застал.
Пойдёмте проводим их, Пётр Ильич, ведь это из нашего района, предложила Суфия-ханум.
Разговаривая с бойцами, они дошли с колонной до самого вокзала. У обоих было такое чувство, будто они провожали в холодные поля Карелии родных сыновей. Пётр Ильич и Суфия-ханум, люди одного поколения и одного строя мыслей, одинаково сильно испытывали не покидавшее их неясное чувство, похожее на чувство вины. Оба хорошо знали, что такое война, и, главное, давным-давно решили про себя, что, в случае надобности, первыми возьмут оружие. И вот они остаются в тылу, а их питомцы, куда менее опытные, уезжают на фронт.
Прощаясь, Суфия-ханум и Пётр Ильич понимали без слов, о чём думает каждый.
С вокзала Суфия-ханум отправилась на самое крупное предприятие в районе на завод сельскохозяйственных машин «Серп и молот», чтобы проверить, как идёт подготовка к предстоящему партийному собранию, на котором должен был стоять вопрос о культуре производства. Доклад поручили сменному мастеру механического цеха Рахиму-абзы Урманову.
В утренние часы, когда завод работал полным ходом, на третьем этаже, где находился партийный комитет, было ещё тихо. Низко наклонившись над столом, молодой сухощавый человек в свитере писал с тем сосредоточенным видом, который свойствен людям, страдающим близорукостью. Это был секретарь комитета, выдвинутый недавно на партийную работу из механического цеха. Увидев Суфию-ханум, он поднялся навстречу во весь свой рост и с уважительной осторожностью сильного человека пожал её маленькую руку.
Кажется, помешала? К собранию готовитесь?..
Мы вас ещё вчера ожидали, товарищ Ильдарская. Всё идёт по намеченному плану. Можете ознакомиться, сказал Ефимов, раскрывая папку с аккуратно подшитыми бумагами.
Мы вас ещё вчера ожидали, товарищ Ильдарская. Всё идёт по намеченному плану. Можете ознакомиться, сказал Ефимов, раскрывая папку с аккуратно подшитыми бумагами.
Суфия-ханум читала доклад старого мастера, которого уважала за огромный производственный опыт, со всё возрастающим интересом. Урманов освещал вопрос всесторонне от организации рабочего места до стиля работы мастеров и начальников цехов. Но вот она дочитала последнюю страницу, и первое её инстинктивное движение было открыть новую. Её не было. Чем глубже вдумывалась она в смысл прочитанного, тем отчётливее ей хотелось открыть следующую страницу.
Вы внимательно ознакомились с докладом, товарищ Ефимов? спросила Суфия-ханум.
Дважды прочитал. По-моему, доклад дельный и конкретный.
Она задумчиво постукивала пальцем по настольному стеклу. Потом решительно сняла с плеч оренбургский платок и повесила на стул.
А как вы его находите? спросил Ефимов, правильно поняв жест Ильдарской: предстоит, мол, серьёзный разговор.
Мне кажется, в докладе товарища Урманова немало ценных и правильных мыслей, но не выделено главное
Ефимов сразу огорчился и поглядел на Ильдарскую недоумёнными круглыми глазами.
Как вас понять?.. Мы с товарищем Урмановым почти каждый день беседовали. В докладе ясно указано, что у нас хорошо и что плохо. Общее собрание внесёт в это дело ещё больше ясности. Тогда мы на хороших примерах подымем весь коллектив.
Всё это так, но за что вы, как партийный работник, ухватитесь завтра же? прервала она, добиваясь прямого ответа. Но Ефимов, несколько поспешно решив, что нет нужды усложнять и без того ясный для него вопрос, торопился убедить в этом и Ильдарскую. Она дала ему высказаться, больше не прерывая его, потом спокойно перешла в наступление.
Мы прежде всего должны воспитывать у рабочих коммунистическое отношение к труду, чтобы каждый чувствовал себя за своим станком как настоящий хозяин, чтобы вкладывал в работу всю душу. Вы беседовали с рабочими по поводу доклада?
По поводу доклада нет, честно признался Ефимов и покраснел. Я думал, товарищ Урманов
Пойду-ка я в цех к товарищу Урманову, поднялась Суфия-ханум. Потом ещё поговорим. Расстраиваться не надо.
Механический цех делил заводской двор пополам. Непрерывным потоком идёт масса грубого, неотделанного металла поковки, литьё, железный лист из одного в другой конец просторного, светлого здания и на токарных, сверлильных, строгальных, фрезерных, зуборезных станках превращается в точные, тщательно, до глянца, отполированные детали разной, иногда причудливой формы. Затем они складываются, свинчиваются, скрепляются одна с другой, чтобы из ворот сборочного цеха, которым заканчивается заводское здание, выйти прочной, слаженной машиной, готовой к труду на колхозных полях.
Идя по гудящему цеху, Суфия-ханум обратила внимание на мелкий, казалось бы, факт: вдоль окон, за длинным верстаком, крытым линолеумом, работали слесари-инструментальщики. Они были в аккуратных, чистых спецовках.
Один из них, Ильяс Акбулатов, Суфия-ханум знала его давно, подошёл к соседу слева и, что-то сказав, взял с верстака деталь, посмотрел на свет, покачал головой и снова что-то сказал. Сосед сердито вырвал из его рук деталь и поставил обратно. Акбулатов вернулся к своим тискам, взял такую же деталь, поднял её до уровня глаз и, вертя на кончиках пальцев, залюбовался ею, откинув большую голову, так любуются самоцветом. Потом повернулся к соседу справа, тоже молодому слесарю, ростом выше его на целую голову, Николаю Егорову, и бросил какое-то весёлое словечко. По мгновенному обмену взглядами Суфия-ханум уловила, что они понимают друг друга с полунамёка.
Она подошла ближе и встала между Акбулатовым и его недовольным соседом.
Что у вас?
Рабочие знали её, часто видели в цехе.
Да всё Акбулатов баламутит, насмешливо заворчал сосед Ильяса слева, рослый парень с резкими жестами, ему всё дай красоту писаную. А деталь не невеста, её замуж не выдают, поэтому нечего и наряжать, попусту терять время. Если бы я брак делал
Если бы ты брак делал, с тобой иначе бы разговаривали. Тебе объясняют, а ты огрызаешься! крикнул через голову Ильяса Николай Егоров, не переставая размечать деталь, искусно орудуя то одним, то другим рейсмусом.
Слышали? обратился недовольный слесарь к Ильдарской, ещё больше раздражаясь. Я делаю деталь согласно чертежу. А о её красоте пусть другие заботятся