Гали-абзы помолчал несколько минут и добавил:
Если придётся тебе с оружием в руках отстаивать честь родины, вспомни об этих людях, Газинур.
Всегда буду помнить, Гали-абзы, тихо, как самое заветное, произнёс юноша.
У основания памятника лежал тяжёлый ствол старинной пушки. Много лет тому назад пугачёвское войско стояло лагерем в горах возле Бугульмы. С тех пор и хранится здесь ствол этой чугунной, стрелявшей ядрами пушки.
Испокон веков народ боролся за своё освобождение, Газинур, продолжал Гали-абзы, присев на скамейку неподалёку от памятника. Вся история человечества это история борьбы за свободу. Этого тоже никогда не забывай, Газинур.
Ночью, возвращаясь домой, Газинур не мог оторваться мыслями от того, что услышал от Гали-абзы. А так как у него была привычка изливать все свои думы и переживания в песне, он почти всю дорогу пел. Пел он о батырах, которые презрели смерть ради счастья народа. К удивлению Газинура, протяжные напевы старинных песен зазвучали на этот раз необычно бодро и горячо.
Подъезжая к колхозу, Газинур запел о своём колючем цветочке, о своей дикой розе любимой Миннури, сердцем чуя, что она уже здесь, в деревне, и ждёт его. В городе он дважды приходил к дому, где она жила, но оба раза дверь оказалась на замке.
Тарантас въехал на конный двор. Распрягая лошадь, Газинур оживлённо переговаривался с вышедшим навстречу старшим конюхом Сабиром-бабаем. Весёлые прибаутки, казалось, сами слетали с его языка. Взяв Чаптара за повод, он отвёл его в сторону. Конь потоптался, обнюхал землю и повалился на спину. Когда, досыта навалявшись, конь встал и отряхнулся, Газинур тщательно обтёр его рукавицей, почистил и отвёл в конюшню.
Спокойной ночи, дружок Чаптар, сказал он, набив кормушку душистым сеном, и, прежде чем уйти, любовно провёл ладонью по гладкой, лоснящейся шее коня.
Во дворе Сабир-бабай, пыхтя, подталкивал тарантас к навесу. Газинур поспешил к нему на помощь.
Установив тарантас под навесом, Газинур с Сабиром-бабаем уселись рядышком на пороге амбара.
Сабир-бабай, несмотря на летнее время, был в малахае и шубе: любят тепло старые кости. Этот невысокий старик с круглой седой бородой, побывавший в своё время на солдатской службе, а потом измеривший вдоль и поперёк российские просторы в поисках заработка, знал много удивительных вещей. Газинур любил слушать его. «Сабир-бабай, расскажи о своей службе на Карпатах», «Сабир-бабай, а как вы отказались стрелять в рабочих» просил он старика. И, чуть приоткрыв свои по-детски пухлые, полные губы, ночи напролёт слушал солдатскую повесть о далёких, даже летом покрытых снегом Карпатских горах, о солдатах «мятежного» полка, присланных для усмирения восставших рабочих и отказавшихся стрелять в своих братьев.
Так-то, Газинур, сынок! Много перенёс на своём веку Сабир-бабай. В России, похоже, нет места, где бы он не побывал, не найдётся такой реки, откуда бы он не испил водицы, заканчивал обычно старик.
И, погрузившись каждый в свои думы, оба долго молча курили.
Но сегодня разговор пошёл совсем о другом.
Как, Газинур, благополучно довёз Ахмет-Гали? спросил старик.
Довёз лучше не надо, Сабир-бабай. Как на машине Газинур улыбнулся, блеснув в темноте ровными белыми зубами, и восторженно воскликнул: Золотой человек наш Гали-абзы!
Что верно, то верно, согласился старик. Много полезного сделал Ахмет-Гали для района и для нашего колхоза. Это он организовал наш колхоз и название ему хорошее нашёл. Ахмет-Гали человек партии большой человек, Газинур.
Вот и я тоже хочу сказать, Сабир-бабай, подхватил Газинур, что большой он человек Я даже не знал, какой большой, хотя вырос у него на глазах, и считал, что всё о нём знаю. Куда там!
И взволнованный Газинур рассказал старику, как Гали-абзы гнал на тачанке польских панов, рассказал о безногом пулемётчике, о матросе, приехавшем от Ленина.
Сабир-бабай украдкой взглянул на Газинура и ласково усмехнулся. Вот что значит молодое сердце! Всё-то горячит его
Понимаешь, Сабир-бабай, мечтательно сказал Газинур, какие замечательные есть люди на свете! И с восторженным удивлением добавил: Подумаешь и диву даёшься: откуда такие берутся?
Некоторое время оба молчали. Мимо них, оставляя тонкий блестящий след, проносились светлячки. Гудели майские жуки. Тёмное небо изредка прорезали падающие звёзды.
Сабир-бабай, а ты Хакимовых знал, помнишь? спросил неожиданно Газинур.
Сабир-бабай, а ты Хакимовых знал, помнишь? спросил неожиданно Газинур.
Хакимовых? Это каких?.. Бугульминских миллионеров, что ли? Очень хорошо знал. И внукам, и правнукам накажу не забывать их
Старик поднял в возбуждении руку. Пальцы его были искривлены от долгой тяжёлой работы, и казалось, эта скрюченная рука поднялась, чтобы задушить кого-то. Не будь так темно, Газинур увидел бы, как исказили лицо старика мучительные воспоминания.
Настоящие пауки были, высасывали нашу кровь. Старик сказал это совсем тихим голосом, но в голосе его и сейчас слышалась былая боль. Русские, чуваши, марийцы, татары из окрестных деревень гнули на них спину от темна до темна. Вся Бугульма была в их руках. Что хотели, то и делали. Для них закона не было. Разъезжали с городским головой на тройках. Людей давили. Бывало, только покажутся, а уже издали кричат: «Шапки долой!» Хакимов считался его помощником. Хозяйничали в этих местах ещё помещики Елачич и Шкапский. Эти прибрали к рукам все земли вокруг. Крестьяне работали на них целыми семьями. Твой отец тоже пас скот у Шкапского. Тебя тогда ещё не было
Слышал я! У помещика Елачича было четырнадцать тысяч десятин земли, а народ не имел ни клочка, умирал с голоду, с возмущением сказал Газинур.
Все бугульминские винокурни его были. В те времена в Бугульме на каждом шагу красовался либо трактир, либо «монополька» это лавка, где водкой торговали. Эх, и говорить не хочется!.. махнул старик рукой. И посейчас, как вспомнишь те времена, душа болит. Детей полон дом, есть нечего, одеться не во что, топить нечем. Почёсываешь, бывало, затылок да удивляешься: «Что ж это такое? Где справедливость? Где ж она, правильная-то жизнь? Экие поля хлеба выращиваем, целые леса на дрова распиливаем, а в доме ни зёрнышка, дети с голоду пухнут, топить нечем» Ну хватит, Газинур, сынок. Заговорился я. Истинно одно слово рождает другое. Вон уж светать начинает, тебе надо и вздремнуть малость.
А по мне хоть бы вовсе не спать сегодня. Честное слово, Сабир-бабай! У меня на душе ну точно она прозрела. Увижу Ханафи-абы скажу спасибо. Пусть всегда посылает меня с такими хорошими людьми.
Газинур сходил на конюшню, подкинул лошадям сена и, громко напевая, направился к дому. Когда он проходил по мосткам, проложенным через неглубокий овражек, ему почудились голоса. Впереди мелькнул огонёк папиросы. «Хашим с Альфиёй любезничают», подумал Газинур. У дома Гали-абзы залился лаем Сарбай. Газинур повернулся, чтобы приласкать его, и вдруг заметил за забором чьё-то светлое платье. Неужели Миннури?..
В мгновение ока пересёк Газинур широкую деревенскую улицу.
Миннури позвал он. Голос его прерывался. Ты разве здесь, Миннури? А я тебя в Бугульме искал. Жаль, что разошлись. Если бы подождала немного, подвёз бы на тарантасе.
Газинур сжал в своей широкой ладони маленькую руку девушки.
Ой, Газинур! Сумасшедший!.. Разве так жмут? вскрикнула от боли Миннури.
Это я любя, Миннури, не сердись, оправдывался Газинур, не сводя с девушки больших чёрных сияющих глаз.
Девушка почувствовала, что краснеет до корней волос. Встряхивая рукой, она потупила глаза, но не надолго. Снова подняла их, улыбнулась и снова потупила. Но Газинур успел разглядеть, что скрывалось в душе девушки: Миннури любила его и хотела быть любимой. Минуты, когда Миннури раскрывалась, были редки и коротки. Только тогда и можно было подсмотреть те чувства, которые владели её душой, потому что уже в следующую секунду она, как ощетинившийся ёж, превращалась в сплошную колючку.
Вон она повела правой бровью, как-то по-своему поджала губы и заговорила тем же насмешливым тоном, каким недавно разговаривала с Салимом:
Пять лет уж прошло, как я приехала, а ты ещё только плетёшься. Видно, от конного двора до нашего дома дальше, чем до Бугульмы.
Сидели, толковали с Сабиром-бабаем, сказал Газинур.
Не иначе, как о лошадях, насмешливо ввернула Миннури, бросив на него косой взгляд.
Газинур улыбнулся.
Нет, Миннури, о людях О хороших людях
Но Миннури не унималась. Раздосадованная долгим ожиданием, она рада была сорвать на нём свою обиду и возражала на каждое его слово.
Вот ещё новая песня! вызывающе воскликнула она. Что значит говорили о людях?.. Сплетничали о ком-нибудь? Не понимаю, что в этом интересного!
Газинур пощекотал за ушами Сарбая, ласково теревшегося возле его ног.