Встали напротив друг друга и начали танцевать. Сначала Мигель исправно твердил себе под нос: «Раз, два, три, четыре. Бедро. И раз, два, три, четыре». Но вскоре забыл о счете. Его черные глаза все чаще ловили взгляд голубых, как море, глаз партнерши. С каждым тактом, с каждой секундой бачата все дальше уносила их на своих волнах, заставляя забыть обо всем на свете. Сначала сдержанные, почти невинные движения бедер стали свободнее, раскрепощеннее. Узкая ладонь Мигеля спокойно, даже немного по-хозяйски все чаще ложилась на талию Марины и все крепче прижимала к телу партнера, заставляя спину выгибаться томно и плавно. Его щека все чаще оказывалась совсем близко от ее лица. И Марина чувствовала на своей шее его теплое дыхание.
Когда Мигель подчеркнуто медленным движением провел ладонью по ее бедру и, согнув ее ногу в колене, наклонил так, что она всем телом прижалась к нему, жаркое южное солнце вспыхнуло в ее животе, распространяя жгучие волны зноя по всему телу. Она бросила на него испуганный, беспомощный взгляд, и он смилостивился, осторожно поставил свою партнершу на ноги и отодвинулся на полшага. И опять в глубине его черных глаз горел неведомый огонь, одновременно пугая и притягивая, маня.
Eres divina, шептал Мигель горячими губами у самого уха, estoy fascinado por ti.1
Она не понимала, что он говорит, но слова в его устах звучали, как лучшая в мире музыка.
Хотелось, чтобы время остановилось, чтобы музыка звучала бесконечно. Марина почти растворилась в плавной тягучей мелодии. Нежные ладони партнера деликатно подталкивали ее то изгибать спину, то вращать бедрами. Они постепенно, но настойчиво вели ее в мир, где костром полыхают чувства, а эмоции плещут через край. На последних тактах мелодии, послушная воле его рук, она изогнулась всем телом, качнувшись ему навстречу, словно пропустив сквозь себя волну. Мигель, как в зеркале, повторил ее движение. И на мгновение они соприкоснулись животами. Этого мгновения было достаточно, чтобы скулы Марины вспыхнули мучительным румянцем, а сердце глухо застучало у самого горла, такое гибельное притяжение почувствовала она от юного танцора. И отпрянула, внутренне благодаря бога, что песня смолкла.
Она отказалась танцевать следующий танец и, не став ничего объяснять Мигелю, быстро выбралась за границы круга, бесцеремонно растолкав зрителей. Ей было жарко, не хватало воздуха в этой толпе зевак. Миновав заполненную посетителями террасу и пройдя мимо барной стойки, вышла, почти выбежала на набережную. Свежий морской ветер ударил в лицо, растрепал волосы, наполнил душу, задувая темное пламя внутри.
Медленно приходя в себя, Марина оперлась на парапет набережной и всматривалась в сумеречную даль моря. К вечеру стало немного штормить, впрочем, совсем немного. На ровной изумрудной глади до горизонта появились редкие белые штрихи. В небе повисли одиночные сгустки облаков. А на песчаный берег то и дело с шипением набегала волна, выплевывая пузырящуюся белую пену. Зажглись фонари, разливая янтарное сияние в сгущающейся темноте. Выстроившиеся в шеренгу пальмы экспрессивно размахивали своими ветвями при каждом порыве ветра. Золотой солнечный диск медленно погружался в морскую купель.
Пошли, пройдемся по берегу, предложил Мигель, вдруг оказавшись рядом.
Пошли, ответила Марина, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Они медленно брели по набережной, смешавшись с редеющей толпой праздных прохожих, наслаждаясь южным теплым вечером. Из раскрытых дверей кафе и баров доносились голоса, смех, музыка. Аппетитные ароматы готовящейся пищи щекотали ноздри.
Так ты живешь в этом городе? спросила Марина, бросив короткий взгляд в его сторону.
Ее спутник шел, засунув руки в карманы и что-то рассматривая у себя под ногами, а ветер теребил его черные кудри. Привычно босой, он так естественно смотрелся в своей рваной майке и белых шортах на разомлевшей от жары курортной набережной, что невозможно было не любоваться этим юным загорелым богом.
Да. Мы живем с матерью и двумя сестрами в маленьком домике на окраине городка. У нашей семьи небольшой магазин и сувенирная лавка. Отец умер три года назад. Так что теперь я отвечаю за семью.
Откуда ты так хорошо знаешь английский?
Я учусь в университете.
Правда? искренне удивилась Марина.
Да. В Барселоне. Отец очень хотел, чтобы я получил хорошее образование. Когда он заболел онкологией, я решил бросить учебу, но он не позволил, сказал, что ему будет легче умереть, если я продолжу учиться.
В голосе его промелькнула давняя боль. Марина почувствовала неловкость, будто прикоснулась к чужой тайне, и переменила тему разговора.
И кем ты станешь после окончания учебы?
Программистом.
Хорошая профессия. Нужная. А Хуанита?
Хуанита лентяйка, не любит учиться. Ей бы только танцевать дни напролет. Но она девчонка. Ей можно.
Так вы с ней просто подрабатываете во время летних каникул?
Да. Надо же матери помогать. Зимой во время учебы я работаю по вечерам барменом в одном клубе. А иногда танцую там, когда кто-нибудь из танцоров болеет.
Сколько тебе лет, Мигель?
Двадцать один.
О, да ты уже совершеннолетний! воскликнула с долей усмешки Марина и скосила взгляд на парня.
А то! ответил тот, с вызовом дернув подбородком.
Ей стало легко и весело. Мигель был частью этого маленького рая. Такой же естественной частью, как солнце и море, как пальмы, как морской бриз и скользящие над волнами чайки. Ему можно было радоваться, как солнцу и золотому песку. Им можно было наслаждаться, как ласковым морем и теплым ветром. Словно почувствовав ее настроение, Мигель взял Марину за руку и повел вниз по лестнице на песчаный пляж.
Пойдем погуляем по кромке прибоя. Люблю бродить босиком по воде.
Они шли по краю берега, медленно удаляясь от шумной городской суеты. Марина сняла босоножки и несла их, легко покачивая, в одной руке. Вторую руку она так и не забрала, и та уютно покоилась в теплой ладони ее спутника. Волны лизали их босые ноги, пенясь и с шипением откатываясь назад.
Уже предчувствуя, что эта прогулка не окончится по-детски невинным держанием за ручки, Марина внутренне посмеивалась и гадала: что же и как он сделает? Она легко призналась себе, что хочет, безумно хочет почувствовать вкус его губ. Веселое азартное любопытство приятно щекотало внутри, и лукавая улыбка не сходила с лица. Она чувствовала себя юной студенткой, очарованной, предвкушающей
Они уже далеко отошли вдоль берега от окраины городка. Песчаная полоса значительно сузилась, а слева тонули в густой тени темные громады деревьев. Шелест волн перекликался с шуршанием ветра в кронах. Вдруг очередная волна со странной яростью бросилась на берег, обдав фонтаном холодных брызг гуляющую парочку. Марина вскрикнула от неожиданности и отшатнулась от воды, тут же попав в объятия Мигеля
Руки его оказались неожиданно сильными, а губы настойчивыми, жадными. Он слишком долго сдерживал себя, и робкая нежность первого свидания оказалась скомкана и отброшена, сразу уступив место жаркой страсти. Он подхватил ее обеими руками и, сделав пару шагов, прижал к стволу дерева. Босоножки выскользнули из руки и упали в песок.
Он целовал и целовал, не давая передохнуть, опаляя изнывающим от внутреннего жара телом. Уже задыхаясь, Марина уперлась ладонями в его грудь и слегка отодвинулась.
Постой, почти простонала она, сбавь обороты, Мигель! Ты сумасшедший.
Да, ты сводишь меня с ума, и снова попытался поцеловать, но она прижала палец к его губам.
Не так быстро, мой мальчик, а то я задохнусь.
Тогда он стал покрывать мелкими, но жгучими, как огонь, поцелуями ее шею, от чего волны сладкой истомы потекли по всему телу, и Марина чуть не застонала.
Оказывается у тебя многогранный талант, Мигель, усмехнулась она, чувствуя, как пылают от поцелуев губы, ты умеешь не только виртуозно танцевать, но и не менее виртуозно целоваться.
Уголки рта его дрогнули в усмешке. Не рот, а погибель!
Я много чего умею, керида, прошептал он доверительно и легонько куснул мочку ушка. Хочешь, покажу?
Дерзкая рука скользнула по ее бедру вверх, задирая подол платья, и, нащупав резинку трусиков, замерла.
Хочешь? повторил, испытующе глядя прямо в глаза. И в глубине его глаз полыхал, все более разгораясь, странный темный огонь.
Надо было оттолкнуть наглеца, рассмеяться ему в лицо и послать куда подальше. Но кожа его была такой теплой и гладкой, так пахла солнцем, нагретым песком и морской солью, что Марина прошептала, пугаясь собственной смелости: «хочу». Рука тут же скользнула вниз, увлекая за собой тонкую полоску кружевных трусиков.
Он опустился на колени, согнул ее ногу и поставил себе на плечо. Она прижалась спиной к шершавому стволу дерева, вцепившись одной рукой в густые шелковистые кудри, а другой прижимая к себе скомканный, смятый подол. И откинула назад голову, блаженно закрыв глаза.