Облегчение и радость были так сильны, что и вторая мучившая его забота показалась сиру Филладору сущей ерундой. «Ладно, подумал он. Если даже такой слух и пройдёт ничего страшного. Высеку Лею принародно, а потом выгоню прочь. И моя честь будет спасена».
Сказав себе так, Филладор бросился на дверь и с силой нажал на задвижку. Та, хоть и с неприятным скрежетом, но поддалась и тяжёлая дверь приоткрылась. На мгновение Филладору стало дурно: ему вдруг показалось, что там, снаружи и впрямь та самая глухая стена, о которой говорили ему отец с матерью.
Но то был всего лишь старый гобелен, который, оказывается, Богош успел перед уходом приладить на место. Несколько секунд повозившись с ним, Филладор, наконец, выбрался наружу и впервые за то время, что догорала очередная лучина, вздохнул с облегчением.
Он был дома.
5
«Скорее, скорее наверх! К свежему воздуху, тёплой постели и яичнице!»
Сир Филладор на удивление бодро преодолел подземную анфиладу и несколько первых витков потайной лестницы. Но здесь поневоле ощутил усталость. Всё-таки ноги были уже не те, что в юности, да и сердце тоже. Подниматься (да ещё на своих двоих) оказалось куда тяжелее, чем спускаться, и теперь на каждом витке Филладор останавливался, чтобы успокоить одышку и послать ещё одно проклятие мэтру Богошу, который втравил его в это дурацкое приключение.
Всё же он неумолимо шагал вверх и вверх; ещё немного и доберётся. Где-то на середине пути сделал привал; отдохнул немного и двинулся дальше с новыми силами. По его расчётам, идти осталось совсем чуть-чуть. На ступенях что-то темнело; Филладор сперва подумал, что это груда какого-то тряпья. Откуда бы ему тут взяться? Возможно, кастелянша свалила сюда грязное бельё, собирая к стирке.
Филладор хотел обойти эту груду, но вдруг испуганно вскрикнул. Она шевелилась!
Первым его побуждением было броситься назад. Но господин Филладор был старым воином и собственному страху не доверял. Надо было хотя бы посмотреть, что же там такое.
Он приблизился и чуть нагнулся, чтобы рассмотреть странное явление. В следующий миг он понял, что перед ним. То был человек, заснувший в луже собственной блевотины; слава Небесам, не мертвый, но мертвецки пьяный. Он дышал. Это радовало. Хуже было то, что спящий был Филладору абсолютно незнаком.
Пугаться, однако, было рановато. Та же кастелянша могла выгнать спать на лестницу своего любовника, какого-нибудь стража, весёлого сверх меры. Демократичный сир Филладор решил не вникать в это и продолжать свой путь.
Он брезгливо обошёл спящую тушу и двинулся дальше. Два-три витка он миновал вполне благополучно. На четвёртом его встретило подобное зрелище, только более развернутое. Теперь на загаженной лестнице валялись друг на дружке сразу три тела, и, что хуже всего, они преграждали Филладору путь!
Возмущённый путник принялся ругаться, пинать их ногами, пытаясь хоть как-то сдвинуть с дороги. Тщетно. Спящие мычали что-то, но не просыпались. По-видимому, вчерашняя пирушка в трактире мэтра Богоша удалась на славу.
Филладору ничего не оставалось, как, превозмогая брезгливость, перелезть через эту живую баррикаду и продолжать восхождение. Это было всё труднее: во-первых, он устал, во-вторых, лестница была очень грязной, он поминутно на чём-то оскальзывался. Судя по запаху, то была блевотина и нечистоты. Кто-то, ему неизвестный, использовал его потайную лестницу как сортир.
По пути ему повстречались ещё два спящих тела; к тому времени возмущение и гнев Филладора дошли до такой степени, что он даже удивляться перестал. Ему хотелось одного: найти виновных и показательно разгромить наглецов, которые посмели, пользуясь его отсутствием, устроить в его замке вечеринку.
К счастью, он был уже близок к цели. Подъём закончился: перед ним была дверь, ведущая в жилое помещение башни. Филладор немного постоял перед ней, восстанавливая дыхание, и яростно рванул на себя железное кольцо дверной ручки.
Зрелище, которое открылось его глазам, было настолько чудовищным, что на несколько секунд он утратил способность дышать.
Это был не его дом. На миг ему даже показалось, что он каким-то чудом вышел не туда и надо просто вернуться чуть-чуть назад и отыскать правильную дверь. Но некоторые разрозненные элементы обстановки, попавшись ему на глаза, тут же уничтожили возможность такого спасительного толкования.
Это был не его дом. На миг ему даже показалось, что он каким-то чудом вышел не туда и надо просто вернуться чуть-чуть назад и отыскать правильную дверь. Но некоторые разрозненные элементы обстановки, попавшись ему на глаза, тут же уничтожили возможность такого спасительного толкования.
Разрушение, хаос, кощунство, грязь, мерзость. Кровь, блевотина, нечистоты. Осколки, обломки, острый, заглушающий всё запах сивушного перегара. И чернь, отвратительная чернь, облепившая собой все замызганные углы подобно мерзким чёрным гусеницам в слишком жаркий год: спящая, сопящая, стонущая, икающая и пускающая газы во сне.
Что здесь было?.. Филладор пока не хотел, не мог, боялся об этом думать. Ясно было одно: оставаться здесь нельзя ни секунды. Богош был прав. Сейчас они заснули, насытившись уничтожением, и это дало ему возможность проскользнуть незамеченным. Но вот один из них застонал и перевернулся на бок. Вот он с трудом пытается разлепить хотя бы один глаз мутный, серый. О Небеса, он смотрит прямо на него, господина Филладора!..
Когда Филладор вновь обрёл способность думать, оказалось, что он уже мчится на всех парах по бесконечной анфиладе подземных комнат, не вспоминая ни о голоде, ни об одышке, ни о своих больных венах.
«Создатель, молился он про себя, только бы я не умудрился захлопнуть за собой ту заветную дверь!..»
Но дверь оказалась приоткрыта просто потому (вспомнил Филладор), что запереть её было не так-то просто. Он машинально взглянул на свои руки и обнаружил, что всё ещё сжимает в кулаке последнюю оставшуюся у него лучину.
Недолго думая, он прикурил её от настенного факела, осторожно скользнул под гобелен, стараясь не повредить его аккуратный вид, просочился в узкую щель, с силой закрыл за собой дверь на задвижку и, наконец, почувствовал себя в относительной безопасности.
Но рассиживаться было некогда. Нужно было торопиться, пока горит лучина, освещает ему путь.
Он вдруг понял, что второпях сделал глупость: надо было не тратить лучину, а просто снять факел со стены. В прошлый раз он израсходовал целых две, правда, и путь был ему ещё плохо знаком. Успеет ли он дойти, пока слабый огонёк освещает ему дорогу? Не вернуться ли назад, пока не поздно?..
Нет. Снова искушать судьбу, когда ему второй раз за нынешнее утро удалось каким-то чудом спастись это было бы чистым безумием. Ладно, подумал он, пойду побыстрее, а где дорога прямая, там и бежать можно.
Так он и сделал пустился бегом, стараясь держать лучину перед собой так, чтобы движение воздуха не потушило её. Здесь, в узком сыром коридоре, бежать было тяжело он вскоре почувствовал, что задыхается. Тогда он немного сбавил скорость и перешёл на быстрый шаг; так и думать было проще, а обдумать надо было многое.
Богош оказался прав. Если бы не он, в эту минуту Филладор уже раскачивался бы на одной из ветвей старого дуба во внутреннем дворе замка как, верно, раскачивается сейчас его дворецкий и ещё десяток самых преданных слуг. Судя по тому, что захватчики не сообразили спуститься чуть дальше по винтовой лестнице, Мишо, старый сторож, который последние десять лет обслуживал подземные помещения, висит там же.
И это, пожалуй, самое лучшее, что могло с ним случиться. Филладор ничуть не питал иллюзий насчёт того, как далеко может в иных случаях зайти фантазия распалённой черни.
Теперь он мог в общих чертах представить себе то, что произошло ночью. Как и предрекал Богош, они ворвались в башню, вооруженные кто чем мог но уже не нашли там ни своего господина, ни его супруги, и с досады принялись громить и уничтожать всё, до чего смогли дотянуться. А потом на обломках продолжили пирушку, начатую в трактире и веселились до тех пор, пока не перепились вусмерть.
«Трактир Богоша тоже, наверное, разгромлен», равнодушно подумал Филладор.
Но что же будет дальше? Вот так, в одночасье он оказался без дома и без денег, один-одинёшенек, если не считать жену и бывшего крепостного. Тот, конечно, обещал помочь, но чем он поможет? Он теперь и сам не в лучшем положении.
Конечно, все эти беспокойства не навечно. Теперь он вспомнил всё то, что слышал где-то краем уха, просто не обращал внимания. В последние годы он не интересовался политикой, старался держаться от неё подальше. Поэтому и не слушал все эти разговоры, которые считал пустым нагнетанием паники. Но теперь они сами всплыли в голове, составив цельную картину.