Думаю я такие скорбные для себя мысли и всё смотрю на тёмный монитор он-то силы свои зазря не разбрасывает! А я? На курсы, чтобы научиться писать по-новому, вот пошла. Думала писать по-современному научусь, чтобы с первого предложения сразу читателя за рога хватать, утварью кухонной по голове наотмашь, фигурально выражаясь чтобы в экстаз его сразу привести и предложение это даже не дать дочитать, а так, чтобы он уже за следующее хватался! а потом не давать опомниться подготовкой кульминации, и-и-и и сразу в дамки кульминация она же яркий финал! Если сложится всё по сюжету, конечно! А потом снова динамичное начало-продолжение!.. кульминация!.. яркий финал!.. и супергерой интересный прагматичный!.. или романтичный, но с моторчиком под плащом или со светящимся мечом возмездия в руках!..
«Нет, не получится у меня так писать. Слишком глубоко в подкорку мою советское прошлое вместе с классиками, русскими и зарубежными литературными, въелось».
Снова сердце и бедро дали о себе знать.
Вижу совсем я приуныла. И не только монитор тёмный у меня перед глазами, а и всё моё писательское будущее.
И тут вдруг наверное, классики русские и зарубежные мне на помощь пришли такой подъём душевный внезапно ощутила! «Ну и пусть! думаю. Не получится, так не получится! Было бы из-за чего такие муки душевные и физические принимать, или ещё чего хуже болезни настоящие, сердечные?!»
Включила я монитор, сберёгший часть своих энергетических сил, пока мой разум предавался жутким драматизациям и прагматичным рассуждениям, как писать и о чём, ещё раз прошлась взглядом по всего лишь одной страничке шрифтом двенадцать динамичного начала, оно же завязка, развитие, кульминация, развязка яркий финал выделила всё это курсором и без сожаления нажала «Удалить».
Нет, не суждено мне, видимо, стать настоящим писателем!
01 апреля 2018Санкт-Петербург.«Буду худеть!»
Уже много лет мне не удавалось справиться с какой-то странной и, можно сказать, необъяснимой проблемой моего организма.
Эта проблема возникла не сразу, а как-то подспудно пробивала себе дорогу несколько лет.
А началось всё так.
Как-то по осени, я ни с того ни с сего и ни по какой видимой причине, начала поправляться.
С неприятным удивлением наблюдала я за набором веса.
Что делать?
Первое, что пришло в голову быстренько отказалась от сладкого-мучного, потом от жирного-солёного.
Безрезультатно!
Добавила к этому упражнения всякие-разные.
Эффект тот же ничего!
Наконец начала ходить пешком по целому часу каждый день.
Бесполезно ничего не помогало! ничего!
И тут я вспомнила Вальку
1.
За окном вагона мелькали питерские болота и худосочные кустики. Поезд уже выбрался из стеклобетонных построек города и скорым ходом продвигался в сторону я ехала в Литву.
Не была я там с того времени, как появились границы между, до того очень братскими союзными республиками, то есть лет эдак двадцать.
Что я там хотела увидеть или найти сейчас мне самой было непонятно. Но, как магнитом, все эти годы меня тянуло туда в такую далёкую теперь зарубежную страну. Никаких связей с бывшими одноклассниками у меня не осталось. Интернет я не признавала, социальные сети и скайп тоже. Живое общение, или, уж, в крайнем случае, письма. Но не интернет. И потому я понятия не имела, что и как там у школьных друзей, из тех, понятно, что остались в Литве после развала бывшей многонациональной нашей Родины Советского Союза.
Итак, ехала я в Литву. Отстояла для начала в волнующейся очереди у литовского консульства, заполнила нервной рукой (чтобы, не дай бог! не ошибиться) все бланки, сфотографировалась и уплатила страховой взнос.
Не первый раз я ехала за границу и оформляла документы, но так как в этот раз никогда ни волновалась. Может оттого, что в очереди тоже волновались, обсуждая двойное гражданство, которое сначала дали в Литве, теперь отменили. А может, некоторые, из стоявших в очереди, тоже, как и я, первый раз за последние десятилетия собирались к себе на родину, как не известно куда, и тоже волновались.
Ехала я в купе с тремя литовками. Те всю дорогу быстро-быстро, как кажется всякому непонимающему чужой язык, разговаривали между собой. Почти ничего я не понимала, но, похоже, обе они были в Питере не просто так, а «за товаром» и, к тому же из одной деревни под Вильнюсом. Мне даже показалось, что название деревни вспомнила.
Ехала я в купе с тремя литовками. Те всю дорогу быстро-быстро, как кажется всякому непонимающему чужой язык, разговаривали между собой. Почти ничего я не понимала, но, похоже, обе они были в Питере не просто так, а «за товаром» и, к тому же из одной деревни под Вильнюсом. Мне даже показалось, что название деревни вспомнила.
Сидела я молча, поджав под себя ноги, и до самых потёмок мирно глядела в окно. Ближе к вечеру за ним стали появляться более густые заросли, а рано утром, когда открыла глаза, потому что снова, по-литовски, затараторили попутчицы, за окном уже проплывали так любимые мною с детства могучие ели и стройные высокие сосны.
Литовки начали собираться, и я вышла в коридор, чтобы не мешать.
Как же любила я эти пейзажи! Как же скучала по ним столько лет! А Тамарка ещё говорила: «Подумаешь, Литва! Вон под Питером сколько лесов! Они, что, не такие, как твои любимые? Очень даже красивые!»
Понятное дело: всякий кулик своё болото хвалит. А Тамарка выросла на этих болотах. Может, где и были леса, а они, конечно, были, особенно в сторону Сиверской и под Лугой, но не те они были, не те! И когда кто-то из Питерских знакомых, так же, как и Тамарка, не понимая моей привязанности к природе Литвы и зачарованности тамошними лесами, говорил почти что словами Тамарки, всегда вспоминала я где-то прочитанное и отвечала:
Леса-то, может, и похожи да мои шумят по-другому.
На этом обсуждение красот лесов заканчивалось, как я понимала за неимением у оппонентов чего мне возразить.
И вот стояла я в коридоре и услаждала глаза и сердце лесными красотами. Сосновый лес просматривался насквозь, и между стройными высокими деревьями далеко было видно всё лесное пространство. Даже отсюда, из вагона, через стекло окна ощущалась терпкая сухость воздуха и его чистота! Нет! Я просто знала это. Я знала и не забыла, как пахнет сосновый лес летом, какой у него изумительный аромат зимой, как тихонько пощёлкивает и похрустывает под ногами игольчатый сосновый настил, как осыпается белый-белый песок с пригорков, обнажая корни деревьев, а они высятся, могучие, и продолжают жить.
Так я и простояла, глядя в окно, до самого Вильнюса, а оттуда до своего городка доехала на маршрутке. Маршрутка! Это было совсем неожиданно ведь когда-то даже из столичных городов прямо в наш городок можно было ехать на поезде. Теперь, как оказалось, больше никакие поезда туда не ходили Даже из Вильнюса.
Короче, приехала я в свой маленький уютный городок на берегу не очень широкой, но заставляющей всегда биться моё сердце чаще, даже при воспоминании о ней, реки. Её ещё отчего-то иногда называли «седой». Из-за лесов прибрежных, отражавшихся в её водах, должно быть.
Так вот приехала я, и в первый же день по приезде, на центральной улице встретила свою бывшую одноклассницу. Это был подарок, явно ниспосланный мне свыше! Ведь до этого часа два я обходила дома на знакомой улице, где в своё время жила и я, и эта одноклассница. Два часа потому что адрес насмерть забыла. Я нажимала на дверные звонки в те квартиры, в которых, как мне казалось, должна была та проживать, но из этого ничего не получалось: мне открывали совершенно незнакомые люди, и настороженно глядя в ответ на мою русскую речь, очень неохотно произносили на ломаном русском нет, такая здесь не живёт и никогда не жила. Постепенно меня начало охватывать уныние.
И вот подарок навстречу мне шла сама Ирка Тишкина!
Конечно, в этой пожилой, немного располневшей женщине, я сразу узнала свою бывшую одноклассницу! Во-первых, Ирка сейчас была точной копией своей мамы, когда её мама была в том возрасте, в котором Ирка находилась сейчас, а во-вторых, потому что всё-таки ожидала встретить кого-то из своих бывших.
Ирка попыталась пройти мимо улыбавшейся ей во весь рот незнакомой и тоже пожилой женщины, но та заступила ей дорогу и произнесла призывно и очень фамильярно:
Ирка! Не узнаешь?
Ирка запнулась на полушаге и недоуменно уставилась на меня. При этом глаза её из-под оправы очков глядели почти испуганно, отчего слегка округлились и стали чуть заметно косить.
Так мы стояли на небольшом расстоянии друг от друга, как две незнакомые кошки, встретившиеся на узенькой тропинке. Только одна из кошек я была подозрительно для другой кошки дружелюбной.
И тут, видимо, не узрев большой для себя опасности и словно проснувшись, Ирка встрепенулась, поперхнулась и сконфуженно выдавила из себя как-то не очень радостно: