Крещатик 95 (2022) - Альманах


Крещатик  95 (2022)

Альманах

Руководитель проекта

Борис Марковский(Бремен)

тел. (+49) 421-522-647-65

borismark30@T-Online.de

markovskyi@rambler.ru


Главный редактор

Елена Мордовина(Киев)

тел. (+38) 067-83-007-11

kreschatik@rambler.ua


Зав. отд. прозы

Игорь Савкин(Санкт-Петербург)


Зав. отд. поэзии

Герман Власов(Москва)

german_vlasov_2016@mail.ru


Редакционная коллегия:

Татьяна Ретивова(Киев),

Вячеслав Харченко(Москва),

Игорь Силантьев(Новосибирск),

Владимир Алейников(Москва),

Борис Констриктор(Санкт-Петербург),

Петр Казарновский(Санкт-Петербург),

Максим Матковский(Киев),

Виталий Амурский(Париж),

Александр Моцар(Киев),

Айдар Хусаинов(Уфа)


Креативный директор

Андрей Коровин(Москва)


Технический директор

Павло Маслак(Киев)


Художник

Иван Граве (Санкт-Петербург)


© Крещатик, 2022 г.

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022 г.

* * *

Сергей ПОПОВ

/ Воронеж /


* * *

Поди не спутай дело прошлое

все нити хроноса и тени.

Позднеосенних листьев крошево.

Обход вечерних заведений.


Тут наступал, а там соскальзывал

почти что в пропасть со ступеньки.

Но всё равно опять заказывал

на всё до ломаной копейки.


Сидел в тени, и тени множились,

во тьму потом перерастая.

Там от шансона стены ёжились

а пелась песенка простая.


Про то, что ветреными нитями

вовсю влекутся листья в нети.

А света грешные ревнители

тенями теплятся на свете.

* * *

Всё уже давно покрывает мрак

скулы, плечи, бёдра, межножный пух

то, на что по пьянке клевал Ремарк,

не решаясь выбрать одну из двух.


«У неё рак груди и сифилис хворь скотов,

говорила ему одна про другую тварь,

ты с уродкой спариваться готов

лучше лошадь семенем отоварь».


Телефон дымился, кальвадос кис.

Триумфальной аркой вставала ночь.

И смотрели ангелы сверху вниз,

жеребцу отчаиваясь помочь.


Видно, всё отчитывала отца,

уплывала в кажущийся Берлин,

где её фамильная хрипотца

жгла насквозь певичек и балерин.


Потому и сердце пускала вспять

разобраться, зачем причиталось ей

С Клэр Вальдофер сладко валетом спать

и, закуривая, говорить: «Налей!»


Что за двойные страсти ушли в песок!

И киноплёнка выцвела в пух и прах.

В лыжных Альпах праздничный снег высок.

И Онасис мил на солёных семи ветрах.


Шум шантанный, парижская мишура

растворимы разве коктейлем влёт

к чёрту шейку треснувшего бедра

и предутренний дрожи холодный пот.


Монпансье, прямой с поволокой взгляд

«Ах, какая досада, что я одна!»

Неизъяснимый светел в глазницах яд,

запросто всё вытравливавший до дна.


Телефонным кабелем мечены рубежи

а остальное бросить, порвать, размять

И распинаться: «Господи, удружи

я не желаю всё проходить опять!»


Если звонки рассыпались как драже

значит, пуста коробка того, кто млел

и от усмешек Греты с рюмкою в неглиже,

и от фривольных песенок злой Марлен.

АКВИЛОН

Погода обещает быть бедовой.

Что не шататься улицей бордовой

от раннего заката по зиме

родного созерцания на страже

при необременительной поклаже

пустых прикидок в сумрачном уме?


О чём печаль? Подруги служат в банке,

в который перекачивают янки

свою трансатлантическую спесь.

Но мы, сильны и сушею, и морем,

себе и сами золота намоем,

эпически прогуливаясь здесь.


И если небеса обетованны,

им подотчётны сочные болваны,

уставленные в сводки и ПК,

видны насквозь и ход вещей окрестных,

и лапочки при твёрдых интересах,

пока не получившие пинка.


Погода ничего не обещает.

Уступчивое сердце обольщает

предательский промозглый ветерок

над пустырём прямого зренья в корень,

фотоэффект которого бесспорен,

и крепок неусвоенный урок.


И водяные перистые знаки

на облаках проглядывают, аки

намёк на риторический вопрос:

что за осадки не видали эки?

в любое уложенье человеки

до будущего веруют всерьёз.

* * *

Л. С.


Сумочка в частую крапину.

Беличьей шубки разлёт.

Слушала, помнится, Апину.

Знала всё-всё наперёд.


Честные-честные с искрами

до помрачения жгли

Как обожается исстари,

что растворилось вдали!


Фортели заполночь, в чёрную

кровь загонявшие муть.

Дёрганья крашеной чёлкою,

«Перечеркни и забудь».


Давешней песенки каверза,

полузабвения мга.

Нерастворимого абриса

выкройка вся недолга


росчерки смеха и вызова

в крапчатом брезжат снегу,

дамского шлягера сызнова

опровергая пургу.

* * *

Тётки рухнут в снег и свалят за океан.

Позабудут, как по морозцу жгли.

Но и там отыщется ресторан

где-нибудь на самом краю земли.


Чтобы Тихий пенился в двух шагах,

нависали виллы киношных звёзд

Ну а что в пролёте увы и ах.

В свой черёд ухватят судьбу за хвост.


Нужно плотно знать та ещё блатва

новосветских дам оторви да брось:

без проблем докажут, что дважды два

будет ноль, коль счастье не задалось.


И они протопают по Вайн-стрит,

гордо глядя зáлитыми окрест

хоть мотор сбивается и горит,

хоть и нет для них на премьерах мест.


Тётки курят и говорят: «Фигня!

Всё по делу верным идём путём.

И победа ближе день ото дня.

И прикольно, что до конца идём».


Там в три смены фабрика пашет грёз

врёт красотка, мочит врагов герой.

И западают не по-людски всерьёз

на happy end отравленные игрой.


Бродят ночью взбалмошные огни,

и Лос-Анжелес ухает в никуда,

затопляя разом труды и дни

в допотопном виски с осколком льда.


Тётки мнут окурки и по домам.

В хостел, в пригород, в жуткие тигули,

где рассветных снов злополучный спам

крутит плёнку, как беспробудно жгли.


Чтоб улыбка вспыхивала во сне,

новый день высвечивался, свинцов

точно хлынет весь позабытый снег,

и они проснутся в конце концов.

* * *

Поступь дворника дюжего

тяжела по ледку.

Снега вольное кружево

оттеняет строку.


Оттеснённые в крошево

отвердевшей воды,

жухнут дня непогожего

штормовые следы.


Изоконный, обыденный,

до последнего наш,

краем глаза увиденный

присмиревший пейзаж.


Где разряды истрачены

средь эпических туч

и от нищенской всячины

сумрак светел и жгуч.


И в распаде на частности

жизнь мгновеньем красна

даром в присной неясности

подступает весна.


Всё по новой закрутится,

развернётся сполна

ожиданье, распутица,

грязь на все времена.


Бесконечное марево

вольнодумцу родней,

чем слеза государева

при скончании дней.


И решётка увечная

на воротцах двора

точно доблесть заплечная

из дурного вчера.

* * *

По этой жизни вовсе не сова,

мешаешь явь и сон осоловело,

игрою в бесполезные слова

грудную клеть пронизывая слева.


Жить жаворонком легче и светлей

не тормозить и сроду не чиниться,

дневной душеспасительный елей

плеская по глазницам очевидца.


Но игроку не видеть, а назвать

сполна даны ночные карты в руки.

И что ему и рюмка, и кровать,

и прочие нехитрые науки?


Кто сочинён кормиться темнотой,

тому смешны обманки световые

ходил не к этой, нравился не той

видать, со смертью сладится впервые.


Зияют интервалы между строк,

где выигрыш глядит из ниоткуда

всё впереди, всему свой смертный срок,

бессрочное несбыточное чудо.

Артур БОНДАРЕНКО

/ Кишинёв /


ДОЛГОЕ, СТРАННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

31 декабря 1978. Бальный зал Winterland, Сан Франциско, Калифорния.


Пролог: тёмная звезда


Он был здоровым. Он был чёрным. Но самое главное: он был известным, и он был в хламину. Идеальная жертва стервятников-интервьюеров с канала KQED и радиостанции KSAN.

 Что ж, с нами актёр и ведущий «Утреннего шоу с Джеем Перри»  сам Джей Перри,  сказало оранжевое пятно. Перри повернул голову. «Мужик,  распознал он.  Толстый. Как я. Только ниже ростом. Как колобок». И тут же появился колобок, много разных колобков, танцующих и метаморфизирующих в Шиву.

Дальше