Королевская щука - Анна Яковлевна Яковлева 3 стр.


 Почему ты так легко сдаешься?

 Предлагаешь биться головой о стену?

 Если б я тебя не знал, я бы решил, что ты слабак.

 Ты меня не знаешь. Я и есть слабак.

 Для того чтобы признать себя слабаком,  со знанием дела заявил Лешка,  нужна сила.

 Нужна честность,  не согласился Макс.

Ему очень хотелось, чтобы Лешка оказался прав, и возражал он, скорее, из желания, чтобы его разуверяли и разубеждали.

 Знаешь, Талли меня спросила когда-то: «Кем ты себя представляешь в сорок лет?»  Лешка имел в виду двоюродную сестру.

Двоюродную сестру Лешка цитировал направо и налево, и как-то выходило, что она стала чертовски умной девицей, путеводной звездой и мотиватором это было Лешкино словцо.

Психолог и сестра спасала Лешку от неразделенной любви, от деспота-начальника и в целом от житейских неурядиц, которые в двадцать семь кажутся непреодолимым.

По странному стечению обстоятельств, после того, как Лешкина сестра вернулась из Израиля, Макс ее ни разу не видел, а воспоминания о ней были размытыми. Когда Талли уехала, ему было тринадцать, ей шестнадцать. Очевидно, сочтя лишним, детская память не сохранила подробностей. Так, какие-то обрывки, окрашенные в рыжий цвет

Копившееся в душе Макса возмущение готово было прорваться наружу: просто какой-то заговор. Как будто опытный путевой обходчик переводит стрелки, меняет расписание, идет на должностное преступление и путает станции и номера поездов, лишь бы Макс не встретился с Лешкиной сестрой.

 Интересно Макс понял, что произнес это вслух.

Обрывочные сведения о Талли постепенно сложились в очень привлекательный образ: психолог, кандидат наук, директор Центра помощи каким-то детям Что еще? Красавица, умница. По неуточненным данным фея.

 Вот ты. Кем ты себя представляешь в сорок лет?  продолжал нудеть Лешка.

 Режиссером документального кино,  думая о превратностях судьбы, рассеянно ответил Макс.

 Так это и есть мечта. А за мечту нужно бороться.

Интересно-интересно.

 Леш, я хочу повидаться с Талли.

 Зачем это?  неприятным голосом поинтересовался Лешка.

 Вдруг она мне даст какой-то совет?

 Ну-ну,  Лешка окинул друга скептическим взглядом.  Я сам могу дать тебе совет.

 Не нужен мне твой совет,  с легкой обидой возразил Макс.  Устрой мне встречу с Талли. Вдруг мы с тобой породнимся?

Впервые за их многолетнюю дружбу Лешка ответил категорическим отказом.

 Макс, она тебе не подойдет.

Макс моментально оскорбился:

 Почему это?

 Ну, потому что потому что она старше нас.

 Ой, подумаешь! На целых три года.

 Потому что она слишком умная.

 А я, значит, дурак? Ну спасибо. Ты настоящий друг.

Лешка скроил страдальческую мину, будто у него прихватило живот:

 Ты пойми: вы друг другу абсолютно не подходите.

Макс заподозрил друга в двуличии:

 Не понял. Ты что, не хочешь со мной породниться?

 Не хочу,  не стал запираться Лешка,  ты меня вполне устраиваешь как друг.

При других обстоятельствах Макс был бы рад услышать такое признание, но только не сейчас, и он решил дожать Лешку:

 Тебе что, трудно устроить нам встречу?

У Макса было одно качество, вызывающее восхищение друга. Как дятел-аутист, он мог долбить в одно место без перерыва, пока жертва не сдавалась, будь то немецкой язык или мастерство режиссуры.

 Трудно.  Лешка вспомнил что-то и просиял.  Кстати, Талли сейчас в командировке. В качестве компенсации могу познакомить со своей однокурсницей. Аней зовут. Симпатичная.

 Ладно,  уступил Макс,  познакомь.  В связи с последними событиями настроен он был оптимистично. Не может же ему не везти бесконечно

Оказалось, еще как может

***

В убогом гостиничном номере было холодно, как в покойницкой, пахло плесенью, а кран с горячей водой плевался чем-то рыжим.

Невразумительная тетка на этаже смотрела как на врага. Чтобы выпросить чайник, Талли задействовала все лицевые мышцы.

В детское отделение больницы добиралась своим ходом, под холодным, моросящим осенним дождичком, предчувствуя такую же, на уровне среднесуточных температур, прохладную встречу: приехала фифа из краевого центра копать под нас.

Дверь в начальственный кабинет оказалась распахнутой настежь, в проеме открывался вид на казенный набор мебели и крепко сбитую брюнетку в глубине. С первого взгляда угадав в Талли командированного психолога, брюнетка улыбнулась малиновыми губами:

 Входите, входите. Это вы к нам с научными целями?  Улыбка не смягчила интонацию, в ней отчетливо прозвучало: ходят тут всякие.

 Да, это я.  Другого приема Талли не ждала.

 Талли Тимуровна?

 Да.  Талли с вопросом посмотрела на заведующую.

 Марина Владимировна. Присаживайтесь,  едва заметным движением она указала на стулья вдоль стены.

Талли выбрала средний.

 Знакома с вашей последней монографией. Смело,  воскурила фимиам Марина.

Сколько ни говорила себе Талли, что она самодостаточная личность, что у нее все в порядке с самореализацией и что она не нуждается в оценках, но лесть прикоснулась к сердцу, погладила мягкой лапой и заставила вспыхнуть от удовольствия:

 Спасибо.

«Есть контакт»,  было написано на лице у брюнетистой завотделения.

Фимиам сделал свое дело, умасленная Талли не заметила, как приняла правила игры и довольствовалась несколькими медицинскими картами, к которым ее допустили.

Сославшись на срочные дела, Марина упорхнула, оставив Талли наедине с картами.

Как и в гостинице, в больничке отопление еще не включили, и признательность Талли выросла до размеров среднего облака за чашку горячего чая, которую ей любезно принесла нянечка. Марина и здесь расстаралась.

Розовыми от холода пальцами Талли полистала скрученные на концах прошитые листы, сделала выписки и сложила карты стопкой на углу стола.

В общем и целом командировку можно было считать удачной. По крайней мере, здесь для статистики держали немногих.

С жертвами статистики Талли сталкивалась и прежде, и Марину понять было несложно. Если отделение пустует, финансирование закроют, персонал останется без работы. А у персонала свои дети. Система

Система непрошибаема и многорука. Этакий спрут со щупальцами. Что попадет в эти щупальца, то уже не вырвется.

Покончив с картами, Талли отправилась знакомиться с пациентами. В качестве рабочего кабинета ей выделили столовую.


Пациенты выглядели вполне симпатичными и совершенно адекватными, только отстающими в развитии, но это как раз понятно. Система печется только о насущном.

 Тетя, а ты красивая.  Этот малец укусил братика за причинное место, пока, с позволения сказать, родители пребывали в астрале

 Нас вкусно кормили. А ты из другого города?  Эта девочка налила на клитор валерьянки и подставила интимное место коту, а тот, войдя в раж, откусил кусочек плоти

Вот он материал для докторской

 Тетя, а ты с нами еще побудешь?

 Немножко.

Талли улыбалась и кивала. Кивала и улыбалась, даже когда наметанный глаз обнаружил на детском запястье застарелые синяки. По форме это вполне могли быть следы чьих-то пальцев

Спокойно, приказала себе Талли, это может быть все что угодно. Все что угодно

Это может быть совсем не то, о чем ты подумала.

Посудомойка возилась на кухне, гремела алюминиевой посудой. Под это бряканье Талли усадила детей (каждого за отдельным столом), выложила на столы наборы карандашей и попросила что-нибудь нарисовать что захотят.

Глазенки загорелись, процесс пошел.

Мягко ступая в ботинках на резиновой подошве, Талли прохаживалась между столами, туда сюда, туда сюда, наблюдала, как рождаются шедевры.

Закончив громыхать, посудомойка бесшумно удалилась, в тишине стало слышно, как о мокрое окно с видом на огромных размеров лужу трется ветка какого-то деревца.

В луже таяли частые капли.

Мысли унесли Талли домой

Бедную Фимку пришлось устраивать к максималистке Наталье В доме, по мнению подруги, либо дети, либо животные. Компромисс Наталья исключала.

Зато когда она вернется из командировки, квартира снова будет напоминать человеческое жилье в нем будет хозяйничать бабушка. Как только бабуля окажется дома, Наталья в ту же минуту вручит ей Фимку. Хоть на несколько недель семья окажется в сборе.

Улыбнувшись уголками губ, Талли оторвалась от окна, рассеянно взглянула на ближайший столик.

Голова с двумя макушками склонялась над альбомным листом, детская рука в цыпках с синяками на запястье водила карандашом по бумаге. Талли перевела глаза на рисунок

Черная собака с гениталиями и рядом патлатый хозяин собаки в брюках. На гульфике большая, хорошо прорисованная пуговица.

Кровь взмыла и тяжело ударила в виски.

Картинка, которую изобразил маленький пациент с двумя макушками, вопила о насилии.

Улыбка застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце ненавистью к взрослым.

Назад Дальше