Картинка, которую изобразил маленький пациент с двумя макушками, вопила о насилии.
Улыбка застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце ненавистью к взрослым.
Талли задержала взгляд на диковатой мордашке:
Почему пуговица?
Чтобы снимать брюки.
Очень предусмотрительно, пробормотала Талли, вы пока рисуйте, а я выйду ненадолго.
Кивнула нянечке и деревянной походкой вышла из столовой.
Оказавшись снаружи, Талли привалилась к двери и постояла, прикидывая, как поступить.
К черту дипломатию и политесы.
Она сорвалась с места и ракетой понеслась по коридору, но уже перед кабинетом заведующей сбросила обороты. Ну же, сказала себе, ты же психолог. Думай конструктивно.
Сердце ухало в груди, Талли пришлось сделать несколько глубоких вдохов.
Постучалась и, услышав разрешение, вошла.
Подсознание мельком выхватило кофейный аромат, разлитый в воздухе, и отсутствие помады на бесформенных губах.
Не помешаю?
Кофе хотите?
Да, быстро ответила Талли, приземляясь на облюбованный ранее стул.
Марина расстелила салфетку, достала из шкафа пакетик (два в одном!), надорвала, высыпала содержимое в чайный бокал и залила кипятком.
Аромат кофе усилился.
Вдыхая притягательный запах, Талли судорожно соображала.
Она, конечно, не криминалист
Вы хотели о чем-то спросить? проявила чудеса догадливости хозяйка.
О синяках у мальчика. Маленькая и бестелесная Талли вдруг заняла весь кабинет. Не знаете, откуда они?
Разумеется, знаю, удивилась Марина, мы же тут не плюшками балуемся.
Конечно. Простите. Талли обхватила пальцами бокал.
Он поступил к нам с синяками.
Вы позволите полистать его карту? Бокал жег ладони, но Талли как будто не замечала этого.
Если для вас это так важно.
Очень важно.
С видом оскорбленного достоинства заведующая выдвинула ящик стола и перебросила Талли тощую тетрадку.
Спасибо. Отставив бокал, Талли смахнула со стола карту, впилась глазами.
Эдуард Крупенин, интернат для сирот 2, значилось на обложке. Талли перевернула лист. Семь лет, мать лишена родительских прав, отца нет. Со слов воспитателей, вдруг стал спать под кроватью и кусать всякого, кто пытался его оттуда извлечь. Отсюда синяки на запястье
Вдруг стал кусаться? Спокойно, спокойно
Два дня ты как-нибудь продержишься. И никому ничего не скажешь, потому что бесполезно. Крик поднимать надо не здесь, а Где? Где?! В Москве, в Гаагском суде, в ООН, в небесной канцелярии? Хороший вопрос. И все-таки где?!
***Программистка, как и Лешка, Аня оказалась интровертом. Разговаривать с ней было все равно что разговаривать с портретом: слушает и молчит. О чем думает не поймешь.
Макс разразился зажигательным спичем о Смутном времени, о Борисе Годунове, о Богдане Бельском, живописал его почетную ссылку на воеводство в Великий Новгород, пересыпал все фактами и датами, как драгоценную парчу жемчугом
Аня слушала рассеянно, не перебивала.
От этого рассеянного внимания на десятой минуте монолога Макс почувствовал себя дураком, а какому парню приятно чувствовать себя дураком рядом с девушкой?
От свидания остался стойкий неприятный осадок. Настолько неприятный, что Макс чуть не заболел от расстройства: с Анями ему не везло. Как и с Виками. И с Олями, кстати, тоже
В институте была одна Аня Красивая. Отец моряк дальнего плавания. Судьба у моряка была драматическая: женился он по большой любви на женщине с ребенком. Бросив двоих детей, через три года жена сбежала с другим, моряк остался с двумя девочками своей и чужой. Вот такая у Ани была семейная история.
С Аней закончилось все неожиданно: девушка бросила институт и исчезла. Как испарилась. Была, и нет.
И телефон «вне зоны».
По домашнему номеру ответила младшая, сводная сестра, сказала, что Аня подалась куда-то на юга завербовалась на сезон то ли официанткой, то ли горничной.
Потом уже, когда все отболело, Макс понял, что бог отвел. Аня в мать, вертихвосткой уродилась. С хорошими парнями ей было скучно, а Макс (это он знал о себе так же твердо, как и то, что его зовут Максим) по определению был хорошим парнем.
Макс еще продолжал бы страдать, но начался учебный год, мама взяла дело в свои руки, и Аня отошла на задний план, откуда благополучно переместилась на задворки памяти. Там ей и место.
С Викой вообще все вышло криво. Оказалось, она замуж собирается, и Макс был для нее последней гастролью. Боковым прыжком. Тоже исчезла, тоже искал. Нарвался на жениха вспоминать противно
С Викой вообще все вышло криво. Оказалось, она замуж собирается, и Макс был для нее последней гастролью. Боковым прыжком. Тоже исчезла, тоже искал. Нарвался на жениха вспоминать противно
Оля та вообще уехала учиться в Германию. Вот тогда, кажется, он и заболел немецким.
Программистка Аня пополнила список неудач. Еще один щелчок костяшек. 4:0.
Узнав об этом, Алексей испытал жестокий приступ неуверенности: вдруг не прав? Вдруг он встал поперек счастья сестры и лучшего друга?
К счастью, у Талли гостила бабушка Фаина. Разделить ответственность за судьбу друга кроме бабушки было не с кем, и Алексей позвонил и напросился якобы на чашечку чая.
К чаю был традиционный рыбный пирог, который, кажется, у бабушки не переводился никогда. После второго куска Лешка не вынес собственного коварства и откровенно признался в причине визита:
Бабуль, Макс хочет, чтоб я устроил ему встречу с нашей Талли.
Алеша, я тебя умоляю. В чем проблема? Фаина Абрамовна посмотрела на внука внимательным взглядом поверх очков со сложными линзами. Большую часть жизни она занимала солидный пост в краевой администрации, и научилась не волноваться по пустякам.
Насколько помнил Лешка, Фаина Абрамовна расплакалась только однажды, когда Талли принесла первую зарплату.
Загипнотизированный третьим куском пирога, Лешка предпринял жалкую попытку оправдаться:
Ба, если у них ничего не выйдет, я останусь виноватым.
Полный бред. Макс ведь не дурак?
Лешка энергично замотал головой отвлечься от пирога было категорически невозможно.
Ба, они совсем не подходят друг другу, завел шарманку Лешка, покончив с очередным куском.
Фаина Абрамовна задавила вялую аргументацию внука фактами:
Нашей Талли никто не подходит, так что ж теперь? Вешаться?
Был вечер пятницы, и бабушка Фаина, недолго думая, постановила:
Завтра суббота? Вот завтра их и познакомим.
План знакомства возник тут же, и креативным его назвать было нельзя даже с натяжкой:
Я скажу Талли, что Максу нужна консультация психолога.
Бабуль, неудачное начало, обеспокоился Алексей, она решит, что у него с психикой нелады.
Спорим, она сразу решит, что Макс хочет на нее посмотреть.
Тогда зачем придумывать какую-то консультацию?
Алексей, внушительно произнесла Фаина Абрамовна, мы должны оставить Максу путь для отхода. Талька наша все-таки сложный человек А консультация это еще не предложение руки и сердца, правда?
Промокнув рот салфеткой, Лешка приложился к дряблой щеке благодарным поцелуем: с души свалился камень, все-таки не зря он пришел советоваться с бабушкой Фаиной.
В субботу Фаина Абрамовна, как договорились, позвонила внуку и сразу взяла быка за рога:
Макс у тебя?
Да, бабуль, у меня.
Тогда я передаю Талли трубку.
И Макс не успел глазом моргнуть, как с Лешкиной трубкой возле уха он оказался втянутым в интригу.
На том конце связи кто-то тихо сопротивлялся и шипел: «Ба, что за цирк-шапито? Он же».
Алле? игриво позвал мягкий интеллигентный голос, но ни игривость, ни интеллигентность не скрыли, а, скорее, подчеркнули сексуальность тембра.
Макс вдруг разволновался. По телу прошла горячая волна, а голова предательски опустела. Нужно было что-то сказать, но что Макс не мог сообразить, хоть убей. Заказное знакомство, как ни крути, смахивало на сватовство. Ему двадцать семь, ей тридцать. При таких исходных данных у кого угодно возникнут матримониальные мысли. У Макса возникли. Внутренним слухом он даже услышал марш Мендельсона
Алле-о! проявила нетерпение трубка.
Привет! Талли? Макс очнулся и набрал воздуха в легкие. Это Максим.
Максим? Голос Талли дрогнул.
Да, друг Алексея. Мы учились вместе. Может, ты даже помнишь меня.
Да-да, припоминаю, отозвалась трубка.
Ты можешь со мной встретиться?
Максу показалось, что Талли молчала слишком долго для сестры друга. Инициатива неуловимо ускользала.
Вообще-то могу, наконец, последовал ответ.
Отлично. Где?
Не знаю. Предлагай.
Назвав первое, что пришло на ум, ресторанчик мексиканской кухни «Амиго» Макс вернул Лешке трубку и вдруг почувствовал себя опустошенным. Н-да, такого с ним еще не бывало.
Во-первых, он никогда прежде не влюблялся так безнадежно.
Во-вторых, девушки его никогда прежде не бывали кандидатами наук и директорами.