И вздохнула:
Ну, ладно. Поесть все равно надо. Только я на свои, идет?!
Тихо было в кафешке. Почти никого.
Это я попросил, сострил я, чтобы нам не мешали.
Небось, всю зарплату истратил, пошутила она, переходя сразу на «ты». И сразу попросила:
Только давай не рассказывать друг другу свои биографии. Зачем это нам? Завтра послезавтра я уеду и никогда больше не увидимся. А хочешь, чтобы я об этом вечере хорошо вспоминала, тогда не приставай ко мне. Сразу предупреждаю: все равно ничего не выйдет!
Ладно, согласился я, тогда давай петь!
Она посмотрела насмешливо.
А давай! Если не выгонят. И очень тихо, совсем тихо запела:
Ой, да не вечер, да не вечер. Пела она красиво, и голос был красивый, И она красивая. И все что я знал о ней, что ее звали Марина. Я стал тихо-тихо ей подпевать. Официантка принесла еду. Услышав нас, опустилась на свободный стул и так же тихо стала подпевать. Так мы перепели почти все песни, какие знали. Официантка давно ушла. Она все же была на работе. Марина вдруг замолчала.
А поговорить?! насмешливо сказала она.
Давай, сказал я. Только ты лучше рассказывай, у тебя ведь сплошные путешествия.
Ладно, согласилась она только не про путешествия.
Так мы просидели еще два часа.
Ну, пора, сказала она. Вечер действительно удался.
Я провожу.
Не нужно. Ведь договорились: не приставать.
А я и не собираюсь. Но провожу. Тебе же страшно.
Нет, засмеялась она, у меня свисток. И она его достала. А вон отделение полиции!
Совсем стемнело, зажглись звезды, когда мы дошли до ее вагона.
Ну, пока, я протянул ей руку. Она что-то замялась, постояла.
Знаешь, я на самом деле не хочу расставаться, и уходить в свою одиночку. Вобщем приглашаю. Но, ты помнишь не приставать!
Ну, хочешь, я приставалку в тамбуре оставлю, а к тебе так приду!?
Да она у тебя еще и отстегивается? засмеялась она.
Мы сидели в купе, смотрели на дверь, говорили о всякой ерунде. Было легко. Но странно. Взрослые же люди, а сидят как пионер и пионерка. Я сказал ей об этом. Она вдруг помрачнела. Потом взяла мою руку, помолчала:
Ладно, скажу. Меня в прошлом году изнасиловали. Я теперь, наверное, никогда не смогу ни любить, ни этим заниматься! Все. Больше ни о чем не спрашивай.
Я прижался к ней лбом, погладил по волосам.
Все пройдет.
Пройдет, согласилась она. Когда-нибудь.
Долго-долго молчала. Я боялся спугнуть, считал, что она думает об этом, о том дне. А она вдруг тихо сказала:
А может быть и сегодня.
Что сегодня?
Пройдет! сказала она. Может сегодня пройдет!? Знаешь, ты мне нравишься! Помоги мне! Надо же, чтобы это когда-нибудь кончилось!
И она легла на расстеленную полку и позвала:
Иди ко мне
Я как-то интуитивно понял, что надо делать. Я лежал рядом, гладил ее волосы, целовал лицо, шею, плечи, ее пальцы. Долго, час, наверное. Она вся как-то забылась, целовалась исступленно. Руки ее шарили по моим ногам, брюкам и вдруг она как-то хрипло спросила:
А приставалку свою, ты что, правда, отстегнул?!»
***
Дневник Иван Христофорович доставал все реже и реже. Наконец, достиг пенсии, и с работы его попросили. Жена старела, болела и, наконец, умерла. Не сильно ее любил Иван Христофорович, а тут затосковал. Жить стало бессмысленно.
Через год, уже давно выросшие дети, сказали отцу, что неплохо бы продать эту дряхлую квартиру, они к этим деньгам добавят ипотеку и купят себе каждый по отдельному жилью.
А мне куда? возмутился Иван Христофорович
.
Ему объяснили, что все уже договорено. В полуподвальном этаже, этого же дома есть так называемая дворницкая маленькая комнатка, но с кухней, ванной и туалетом, устроенной прямо в этой коморке. И денег домоуправление с него брать не будет. Потому что дворником будет он. А что? Работа непыльная, так, типа прогулки на свежем воздухе. А старикам свежий воздух полезен.
Иван Христофорович переехал. И особенно об этом не размышлял. Не чувствовал, что приносит жертву, не видел в этом родительского подвига сделал все просто, как делал все в жизни раз надо, значит надо! И потом дети все же!
Вставал он всегда рано дело привычное, подметал двор, или зимой чистил снег, потом то же самое вечером. Смотрел телевизор, читал, потому что два-три раза в неделю брал в библиотеке новые книги.
Жизнь, вроде, без особой цели. Ну, а какая может быть еще цель, когда нужно только дожить?
Жизнь, вроде, без особой цели. Ну, а какая может быть еще цель, когда нужно только дожить?
Но, в раз все изменилось.
Сначала в дворницкую стучался то один, то другой местный алкоголик.
Христофорыч, дай у тебя посидим. Выпьем немного, холодно на улице то!
Он жалел их, пускал. Но уже через несколько дней, ввалилась целая компания таких. И как он не протестовал, как не закрывал дверь, переживая их яростный стук, ничего не помогало. И жизнь кончилась! Комнату ни днем, ни ночью не покидали алкоголики и бомжи, спали на полу, принесли какое-то рванье и спали! Компания за столом орала и дралась, на полу, на тряпье валялась обычно вусмерть пьяная баба, к которой время от времени подползал кто-то, жаждущий «любви», и по скольку трусы на нее уже не одевали, плюхался на нее пытаясь совершить половой акт. Акт не получался, пьяный мычал и продолжал пытаться что-то в нее запихивать, иногда кому-то, более свежему надоедало на это смотреть, он подходил, оттаскивал его с бабы и делал уже свою «любовь» более удачно. И постоянно предлагали ему:
Христофорыч, бабу хочешь?! Иди свободна!
Иван Христофорович с отвращением смотрел на вытекающую из грязной бабы сперму и отворачивался к стенке.
Спасли неожиданно жильцы дома. Им надоело слушать из полуподвала пьяные крики и сборища алкашей возле подъезда, и они вызвали полицию. Иван Христофорович и сам не раз собирался это сделать, но боялся что алкаши с ним расправятся.
Все алкашей не стало.
. И вот теперь он умирал. А может, просто сильно болел. Дети, конечно, предложили положить его в больницу, но он не пошел.
Если, уж придется умереть, то лучше дома. А помру ну так все равно жить мне уже неинтересно!
Чем заканчивалась его настоящая земная жизнь, он знал. А чем бы закончилась та, выдуманная, о которой он писал в дневнике, любопытно было бы узнать! Нужно было бы, наверное, дописать счастливый конец. Но, он не стал. Да и кто все это будет читать?
Дневник валялся в закрытом чемодане под кроватью, вряд ли кто-то из тех, кто придет его хоронить, вообще чемодан откроет! А потом, уборщица домоуправления, освободит комнату для нового дворника, просто выбросит чемодан на помойку, ведь сверху лежала только пара старых рубашек, трусы, да носки.
. День угасал. Угасал старый дом. Угасал и Иван Христофорович.
Рано встать
На земле это называлось «предстать перед богом». Петр предстал. Потому что земная жизнь его закончилось. Бог сидел на каком-то облаке и был, как ему полагается, в белой длинной рубашке до пят, вроде платья, а ноги были босые, седые волосы спадали на плечи и взгляд его был усталый.
Здравствуйте, товарищ бог! сказал Петр, с ужасом понимал все обращение «Товарищ»!
Какой я тебе бог! сварливо ответил бог. Бога нет! Вернее здесь его нет. А там где-то он указал вверх, есть! Но я его не видел.
А вы кто? усомнился Петр, ххххх хххх ххх.
Я выполняю его поручения! Встречаю. Провожаю. Спрашиваю о последнем желании.
Взгляд его внезапно стал задумчивым.
Знаешь, желания у всех одинаковые, мне даже надоело все хотят прожить какую-то вторую, другую жизнь. Та, первая, которую они только что прожили, им, видишь ли, почему-то не нравится! Вот если бы снова начать!
А вы что, и, правда, можете дать эту вторую жизнь? осторожно спросил Петр.
Ну, вообще-то могу в редких случаях вернуть на землю. Чтобы меня не подводить, тут он запнулся и показал пальцем вверх, они придумали этому наказание «клиническая смерть»! Я здесь вроде бы не виноват. А ты что, тоже хочешь?!
***
Проснуться рано. Рассвета еще нет, но небо уже светлеет. С вечера приготовленная одежда висит у порога. Надел резиновые сапоги, брезентовый плащ трава от росы еще мокрая, ветки деревьев мгновенно промочат одежду, не спрятанную под плащом. Взял большую плетеную корзину, надел рюкзак с заранее уложенным порезанным черным хлебом, салом, тормозок с горячим чаем. И поспешил на пригородный поезд. Непременно на поезд! Настоящий грибник на машине не ездит. Во-первых, туда, куда он едет, нет дорог. Во-вторых, не нужно постоянно беспокоиться за оставленную в чужом месте машину, да и найдешь ли, где ее оставил на обратном пути?! Нет, ничего не должно отвлекать от грибной охоты!
В ранней утренней электричке в большинстве своем едут такие же грибники, как и ты. Их можно узнать по корзинкам и тихому молчанию, даже если видно, что эти трое, или двое одна компания. Поэтому каждый выходит на своей станции, к известным только им местам.