Правда?
Конечно, я тебя когда-нибудь обманывал? Нагло? Надувал?
Сосед замялся с ответом папаша был беззастенчивым брехлом и пустобрехом, но врожденный такт и генетическое чувство вины перед любым начальством помешали Николаю озвучить свое мнение.
Вот видишь? Значит, нагло не обманывал. Не будь невежественным разгильдяем, а слушай меня. Бензин ваш, иудеи наши. Давай обмоем твою партийную кличку, папаша достал из верстака водочную бутылку, заткнутую бумажной пробкой, свернутой из пожелтевшей газеты «Правда». За победу над Злом и мировым империализмом не грех и выпить по капельке.
А ты что тут трешься? разлив по складным стаканам, которые всегда возил в бардачке, заметил меня родитель.
Хотел электролита взять, признался я. Для опытов.
Хрен тебе, а не электролит! показал внушительный кукиш. Он денег стоит. Ишь ты чего выдумал опыты, Менделеев малолетний. Сходи лучше, сальца стащи нам с Зигзагом шматочек из кубла.
В краже сала был большой риск. За сало мать могла и покалечить, если поймает. А то и убить.
Может, я принесу? сделал попытку ускользнуть Зигзаг. У меня сало хорошее, с прослойкой.
Сиди, Зигзаг, не дергайся. Гусена сходит и сопрет, пока Валька свою ущербную «Санта-Барбару» смотрит. Гусена, и тащи не жадничай, тащи кусок поувесистее, для хороших же людей надо, для борцов с преступностью, безродными космополитами, наперсточниками, разбойниками с большой дороги, мироедами, гешефтмахерами, сатанистами, мажорами, приспешниками, мормонами15, хиппанами и стилягами, ползучими буржуазными ренегатами и монархистами, наводнениями, пожарами, мором, гладом, чумой и прочими стихийными бедствиями и катастрофами!
Стиляг и хиппи мы били, обрадовался Малахай, когда я в армии служил. И про безродных космополитов замполит нам рассказывал.
Вот видишь, покровительственно похлопал его по плечу папаша, дело тебе уже знакомое, освоенное, не дашь промашку, не ударишь в грязь лицом как абы кто бы, будешь вести себя, как полагается крепкому профессионалу. Ну, за победу!
Они выпили.
Не переживай, Зигзаг. Мы будем бороться с преступностью, но при этом будем действовать решительно и профессионально, проявляя осторожность, будучи осторожными и мудрыми как змеи. Но чуткими, как луна, отражающаяся в черной воде старого пруда в графском парке. Без всякой тупой бронетанковой бравады и гнилого шовинизма и шапкозакидательства, что есть две стороны одной медали, обе мерзко-приторные. Но сильные духом, как сильные духом.
Ладно.
Мы с тобой останемся в народной памяти как красный командир Чапаев и его верный помощник и соратник Петька, как комиссар Каттани16 в «Спруте», как комиссар Жюв в «Фантомасе»17, как Сухов и Петруха в «Белом солнце пустыни»!
Восток дело тонкое, вспомнил сосед. А можно как товарищ Сухов и Верещагин?
Почему нет, широко махнул рукой захмелевший отец, для хорошего человека и Верещагина не жалко, бери! Главное, вовремя уйти с баркаса. Тем более, сам понимаешь, нам за державу обидно, посему и боремся с преступностью и грозим отсель шведу.
Мы и шведов будем бить? осторожно уточнил сосед.
Только так, кивнул папаша, будем бить шведов, как шведов под Полтавой. Я буду как Петр первый, а ты как мой верный Меньшиков, будешь воровать у меня веревки. Но это не важно, важно, что все будут благоговеть перед нами!
Про нас анекдоты будут рассказывать? смутился Малахай.
И анекдоты будут, и пьесы будут, и даже художественный фильм снимут, несло отца, в четырех сериях. Непременно в четырех. Представь, отец вскочил на ноги, вытянул руку вперед и закатил глаза, будто действительно прозревая наступившее будущее, какие перспективы: молоко льется рекой, поля цветут, комбайны носятся, солома соломится, сено сенится; сок березовый по весне хлещет струей, будто вода из пожарного брандспойта; куры несутся по пятку яиц в день. Лепота, картина маслом и всеобщая пейзанская пастораль и явная благодать с растворенным в воздусях полным благолепием. Практически палаты царские белокаменные, чертоги райские. Почти что на Марсе яблони цветут, почти Рио-де-Жанейро, почти коммунизм в отдельно взятой деревне. И корреспонденты роятся, как мухи над коровьим навозом. Даже иностранные прибудут взять у нас интервью. Лепота! И ты, такой в белых штанах и фуражке, мужественный, обветренный и загорелый, как штурман дальнего плавания.
Почему не капитан?
Потому, что капитаном буду я. Не перебивай меня необдуманно и поспешно, а внимательно слушай, внимай мне, не отвлекаясь на суетную мелочность повседневной обыденности, вопросы потом, если они у тебя еще останутся после моего подробного и исчерпывающего доклада. Тут ведь главное не кто капитан, а кто боцман
Штурман?
Сказал же, не перебивай! Штурман, боцман, кок, юнга какая разница?! Тут главное похлопал себя по животу, профессиональное общее руководство, на которое ты, к счастью, не способен.
Снова разлил водку по стаканам.
Тост: я пью до дна за тех, кто утки. Кто правосудье несет, за тех, кому повезет. И если цель одна навести порядок, то тот, кто не струсил и плащ свой не бросил, тот бросит ружье и всплывет! Вздрогнули! Отряд не заметил потери бойца и вторую бутылку допил до конца, необычайно щедрый отец достал вторую бутылку.
Ты еще здесь? повернулся отец ко мне. Когда работу поручаешь идиоту, не жди, что сделает он хорошо работу, папаша подмигнул Малахаю.
Иду.
Вперед и с песней. Хлеба отрежь тоже, донеслось в спину указание. А то пошлешь этого дурака за салом, так он одно сало и принесет, пояснил папаша собутыльнику свою глубокую мысль.
Я принес сало и хлеб, они допили вторую отцовскую бутылку.
Ладно, Владимирыч, я согласен, Малахай морально сломался, согласившись потворствовать опасным причудам отца.
Владимирыч? вкрадчиво, как гремучая змея у братца Кролика, переспросил отец. Да?
Чэ-Пэ, покорно вздохнув, поправился Зигзаг и осоловело помотал головой.
Запомни, Черный плащ это мое второе имя.
Надо же, мы так давно знакомы, удивился Зигзаг, а я то только сейчас узнал, что у тебя есть второе имя.
Ну так, пробурчал отец, я сын благородных родителей, есть, куда без него?
Может и правильное дело ты придумал. Поймаем тех, кто заборы и антенны ворует.
Это мы с Пашкой воровали заборы, и отец прекрасно об этом знал и хвалил нас. Мать, опасаясь, что зимой мы можем замерзнуть, категорически запретила нам использовать на эти цели хорошие дрова. Мать, опасаясь, что зимой мы можем замерзнуть, категорически запретила нам использовать на эти цели хорошие дрова.
Идите и собирайте хворост, бездельники, сказала нам. Из-за вашей лени и лени вашего бати, мы замерзнем зимой!
Чего мы замерзнем? попытался образумить ее я. Дров полно и угля полдровника.
Не гордыбачь с матерью, дармоед! Сегодня полно, а завтра будет пустой дровник. Вот замерзну, будете потом ходить, мой след искать, шишкарики! Сказано: идите и собирайте, лентяи и дармоеды!
А где мы будем собирать? Можно подумать, хворост на улице валяется.
У неумеки руки не болят! Мозги включи, если они у тебя не окончательно протухли. И Пашку с собой бери, а то уже совсем квелый от безделья стал! Все в батю пошли такие же ленивые, и такие же вонючие, как скунсы!
Ничего мы не вонючие, отойдя подальше от крыльца, рискнул подать голос Пашка. Мы нормальные.
Ты мне еще поговори, вонючка! Совсем страх потеряли! Без хвороста не возвращайтесь, дармоеды!
Что делать будем? спросил Пашка.
Пойдем искать хворост.
Где?
А я откуда знаю? В саду мы уже все собрали. В посадке ничего не осталось. Может, в лес сходим, а? За валежником.
Ближайший настоящий лес был в километре от Бобровки и мать нам туда ходить запрещала.
А то заблудитесь там и вас волки съедят. Нам потом с батей вас хоронить. Сплошные расходы от вас, говорила она. Узнаю, что ходите в лес, разорву как лягушек надутых!
Нет, в лес я не пойду. Если она узнает, то поубивает, задумчиво ответил Пашка, почесывая руки.
Ладно, пошли по деревне пройдемся. Может, где чего и присмотрим.
Тогда нам и пришла в головы блестящая идея использовать в качестве топлива заборы вокруг общественных зданий.
Слушай, а вот забор вокруг «конторского сада». Он же ничей сказал я.
Как ничей? Сад же конторский, усомнился Пашка.
Конторский значит совхозный. А если совхозный, то ничей. Нам же яблоки тут никто не запрещает рвать?