Автоматизм подлости одних, бездумная беспечность и «упоение» других, или Башмачкин, который этой жизнью обречен. Как в конце «Мертвых душ» будет обречено уже совсем активное начало в капитане Копейкине Нуль в Петербурге, и величина в провинции!
То есть жизнь, которая создана для подлости одних (от городничего до «берущих борзыми щенками»), не может в других, уже самим инстинктом, не поощрять бездумное упоение этой жизнью! Только так можно уцелеть, не выломиться из нее в Башмачкиных
Башмачкины и Хлестаковы некая дальнейшая социальная дифференциация, развитие начал пушкинского Евгения из «Медного всадника».
Вот, видимо, что надо иметь в виду в гоголевской образной фразе о Хлестакове: «легкость в мыслях необыкновенная!».
В этой фразе Хлестаков весь, с редкостной полнотой как человеческой, так и образно-общественной сущности. Воплощение же образа, видимо, зависит от того сколько дано актеру и режиссеру взять из этой гоголевской фразы. Вот почему образ (роль) и «легкий», когда акцент делается на внешности, на «легкости в мыслях», вот почему он трудный, творческий, глубинно-художественный, когда делается усилие вскрыть генезис почему «легкость в мыслях», в чем их причина, какая здесь связь с современным обществом, с его устройством, с его почти мистической психологией
Легкость трактовки (чтение, сцена, кино) Гоголя путь заведомо нетворческий, от Гоголя, это иллюзия понимания и воплощения образов Гоголя Увы на этот иллюзорный путь внешнего очень уж часто попадаются, как читатели, так критики, так и искусство.
Причем, очень уж приманчива эта внешняя легкость у Гоголя хотя начисто нет такой, скажем, у Достоевского, где правая лишь правая (понимания, воплощения), не остается даже гоголевского «внешнего»
Ведь так и с живыми людьми. Одни сложны при внешней, казалось бы, простоте, другие сразу ничего нам не сулят, кроме непростоты, о третьих же, внешне сложных при внутреннем примитиве об этих говорить неинтересно. Тем более они неинтересны литературе
Но простодушен ли Хлестаков? Ведь взял чужие деньги, ведь опустил в свой карман. Среди всей вторичности чиновной эйфории он в таком, как видим, не теряет чувство реальности. В этом Хлестаков лишь немного кажется, не дотянул до Чичикова!
И как всегда есть нечто фантастическое в героях Гоголя. И проистекает оно от фантастической реальности
«И голодно, и болезненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обреченные не сдаются, больше того: масса людей, стушеванные фантасмагорическим, обманчивым покровом истории, то таинственное большинство человечества, которое терпеливо и серьезно исполняет свое существование, все эти люди, оказывается, обнаруживают способность бесконечного жизненного развития», писал Андрей Платонов.
Хлестаков маленький чиновник, вероятно, когда-то выходец из простолюдинов, уже не в состоянии осуществить «серьезное существование». Именно поэтому он и не желает и стушеваться под «фантасмагоричным, обманчивым покровом истории»!
И нет у него другого пути кроме как в Чичиковы. В сущности, он его предтеча. Меняются только тройки. И та же пыль столбом
И до поры до времени сторонится «безмолвное большинство человечества» пока реальность не утратит свою «историческую фантасмагоричность»
Итак «легкость в мыслях необыкновенная» не легкомыслие! Хлестаков недостаток «формы» для Петербурга, берущий свой реванш в провинции! Некая здесь «децентрализация формы» но не отказ от нее. Напротив реализация ее резервов на провинциальном просторе! Здесь сходят с рук даже импровизации и «непрофессионализм». Хлестаков как бы случайно оказался на своем месте, в своей стихии та волна все той «формы», которая достигает самого далекого берега жизни
Возмездие за нетворчество
Все помним, что сказано у Пушкина по поводу вдохновения. Сотни книг, написанных «специалистами» в разных степенях и званиях, кажется, ничего не добавили к скупым, емким пушкинским формулам! Подчас кажется, куда больше в этом ученом потоке изданий было бы пользы, если уже продуманы были пушкинские озаренные формулы
Но, видать, все просто: чтоб что-то по существу понять в природе вдохновения (может, высшей тайны человека!) по меньшей мере требуется то же вдохновение. Люди же, обладающие им «не отвлекаются», а употребляют его непосредственно на творчество
Итак «легкость в мыслях необыкновенная» не легкомыслие! Хлестаков недостаток «формы» для Петербурга, берущий свой реванш в провинции! Некая здесь «децентрализация формы» но не отказ от нее. Напротив реализация ее резервов на провинциальном просторе! Здесь сходят с рук даже импровизации и «непрофессионализм». Хлестаков как бы случайно оказался на своем месте, в своей стихии та волна все той «формы», которая достигает самого далекого берега жизни
Возмездие за нетворчество
Все помним, что сказано у Пушкина по поводу вдохновения. Сотни книг, написанных «специалистами» в разных степенях и званиях, кажется, ничего не добавили к скупым, емким пушкинским формулам! Подчас кажется, куда больше в этом ученом потоке изданий было бы пользы, если уже продуманы были пушкинские озаренные формулы
Но, видать, все просто: чтоб что-то по существу понять в природе вдохновения (может, высшей тайны человека!) по меньшей мере требуется то же вдохновение. Люди же, обладающие им «не отвлекаются», а употребляют его непосредственно на творчество
Похоже, и Пушкин бы не «отвлекся», не будь написаны его лицеистским другом, поэтом, затем декабристом Кюхельбекером статьи «О направлении нашей поэзии» и «Разговор с г. Булгариным»!.. Пушкин не очень щадит своего друга видать, речь в статьях о важных для Пушкина явлениях творчества. Простить здесь промахи мысли Пушкин, видать, никому не смог бы. Как всегда у Пушкина все важно, даже слова вроде бы брошенные вскользь. Так и здесь, еще до спора, до указания на ошибки друга, Пушкин, походя, указал на очень важную особенность, по которой должно судить о подлинности критической (исследовательской) работы.
«Статьи сии написаны человеком ученым и умным. Правый или неправый, он везде предлагает и дает причины своего образа мыслей и доказательства своих суждений, дело довольно редкое в нашей литературе».
Думается, «дело довольно редкое», увы, и поныне и в нашей литературе!.. Проще говоря, критика, исследования по-Пушкину лишь тогда что-нибудь стоят, когда есть в них, говоря современно, своя концепция (хотя бы точка зрения), есть доказательность как испытываемого, так и утверждаемого.
Но вернемся к разговору о вдохновении, где даже Кюхельбекер «человек ученый и умный» (более того тоже поэт!) а это у Пушкина сказано без иронии, был не на высоте. «Многие из суждений его ошибочны во всех отношениях».
То есть, речь очень не о простом!.. Пушкин предпочитает больше «доказательства своих суждений», чем искать «причины образа мыслей» друга! Он прямо формулирует что же такое вдохновение. «Вдохновение есть расположение души и живому приятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных».
Но о вдохновении чаще всего говорят применительно к поэзии а поэзия в свой черед, в отличие от науки, «не объясняет»! Она мыслит образами, она образно отражает предметный мир, мир чувств и мыслей, их отношения и связи, и «ничего более» Стало быть, Пушкин и поэзию признает наукой, общей, универсальной. Процесс постижения, образного воплощения («объяснения») по-Пушкину таков: «душа впечатление соображение «объяснение»!
«Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии», говорит далее Пушкин. Стало быть, вдохновение всюду, где подлинное творчество. Где нет вдохновения нет и творчества. Ведь «геометрия» у Пушкина не школярское, с мелком у доски доказательство готовых теорем, каким бы упоенным оно ни было, а открытие новых теорем! Катастрофически растет число «геометров» что-то про новые теоремы не слыхать. Не дефицит ли вдохновения ныне в математике? Не исключает ли его начисто, лишая самую возможность его, «степенство», которое напоминает скорей мир чиновной иерархии, чем научное творчество?.. Личностные нужны «образы мыслей» и «доказательства» их!
Стрелы поэзии вечны, из глубин времен, знать, разят они любую житейскую пошлость Особенно под видом творчества.
И, наконец, у Пушкина главное «доказательство своих суждений», указана главная ошибка в статьях Кюхельбекера. «Критик смешивает вдохновение с восторгом» «Восторг исключает спокойствие, необходимое условие прекрасного. Восторг не предполагает силы ума, располагающей части в их отношении к целому. Восторг непродолжителен, непостоянен, следственно не в силе произвесть истинное великое совершенство (без которого нет лирической поэзии)».