Зря ты, подруженька! В той деревне он был и сам всё слышал. В деревне той наш кум Пётр, он ему всё и поведал, а кум врать не будет, человек он серьёзный.
И что же интересного, в свадьбе деревенской. Сколь у нас их было и сами венчаны, слава Богу. Пьют, это понятно. Как без этого? Не унималась Серафима.
Погоди, Серафима, не злыдничай. Послушаем Пелагею, утихомирила подругу Валентина и к Пелагее, говори соседушка.
Вот я и говорю, свадьбу мужик богатый сделал. Насобирал по всем подворотням человек полтыщи, там тебе и мужики и бабы были, все, кому не лень было с печи слезть. Угодить селу надумал и пропоил более 500 рублей.
Ох, ты ж, Господи! Деньжищи-то какие! приплюснув правую руку к щеке, ужаснулась Валентина.
Да кабы ещё это, так после ещё неделю гулеванили, поил и кормил всех, кому не лень в дом его прийти было, а после праздника-то над ним, дураком, все село смеялось. Хотел уважение водкой купить, а вышел изъян своему карману.
Вот и поделом ему, коли он дурак набитый, ухмыльнулась Серафима.
На эти деньги можно в Северо-Американские Соединённые Штаты съездить, задумчиво проговорила Марфа.
Подруги онемели и воззрились на Марфу округлившимися от удивления глазами. Брови женщин выползли вверх, а челюсть, отчалив от своего естественного причала, медленно поплыла в сторону вздымающейся груди.
Ты чего, Марфа? придя в себя от слов подруги, потрясших, казалось бы, своим безумием всех женщин, проговорила Серафима. Какие Северо-Американские Соединённые Штаты? Ты о чём, подруга? Очнись!
Нормальная я, поняв беспокойство подруг, ответила Марфа. Это мой, видно, свихнулся. Поеду, говорит, в Штаты за золотом, в Ка Канрифорнию.
Калифорнию, поправила соседку Валентина.
Да, Калифорнию какую-то. Прописывали, сказал дуралей мой, в какой-то газете, что людей туда собирают на просмотр какого-то великого водопада прозываемого Наагарским
Ниагарским, сказала Валентина.
Да, Ниагарским, и продлится это безобразие два месяца. Так вот мой дурень сказал, что как туда приедет то сразу за золотом в Калифорнию отправится. Пока, говорит, те люди водопад смотреть будут, он каменьев золотых насобирает, а потом с теми глядунами домой с золотом воротится. А денег, в газете той прочитал, надо всего-то 400 рублей. А у самого, дурака и красненькой нет.
Плюнь ты на него. Все они дураки безмозглые, пусть себе мечтает. Мой тоже не лучше, задумчиво проговорила Серафима. На прошлой недели такое отчебучил, что аж диву даёшься, откуда такие мысли у них берутся. Толи с пьяни, толи с похмела, толи сам чёрт, прости меня Господи, перекрестилась, на ухо им шепчет.
Женщины перевели вопрошающий взгляд с Марфы на Серафиму и сосредоточили на ней внимание.
Картины, говорит, рисовать буду. Заприметил у свата какую-то картинку в деревянной рамке, тот её на днях из Бийска привёз. На ней, сказал, деревья как у нас на взгорке. Купил её сват за три рубля и сказал моему дуралею, что картины те нарасхват шли. Сказал, что картина та писана каким-то художником с шишками, высказалась Серафима.
Шишки-то зачем ему художнику тому? удивилась Марфа.
Мне это не ведомо, подруженька. И мой оболдуй не сказывал об этом.
Шишкин это, деловито проговорила Валентина.
Женщины воззрились на Валентину и через полминуты молчания:
Шишкин, откуда или где? Как там чего?.. от непонимания ответа Валентины, часто моргая глазами, проговорила Серафима.
Шишкин это художник, фамилия у него такая чудная, уточнила Валентина.
Откуда тебе про это известно, подруженька? Про Калифорнию и водопад этот Ниа Ниага?.. Тфу на него, будь он неладен, удивлённо посмотрела на Валентину Марфа. И Шишкина этого, откуда знаешь? На базаре что ли встречала?
Шишкин, милая, он не в нашем краю живёт. В России он, а водопад называется Ниагарский, проговорила Валентина.
Вот я и говорю, Ниагарский, и тут же с вопросом к Валентине. А откуда тебе это известно? Может вовсе и не так его кличут, водопад тот американский. И про Шишкина этого, откуда ты знаешь? Может вовсе он не так, тот художник прозывается.
У сына книжку смотрела, спрашивала его, он и читал. Запомнила, интересно очень. В книге той много чего интересного и про Америку, и про Африку, и про северные страны разные, ответила Валентина. В библиотеку ходит, и книжки интересные там берёт. Читает всё, читает, на улку не выгонишь, за стол с трудом усаживаю.
А мой третий год в церковно-приходскую школу ходит и как был оболтус, таким и остался, ни одной буквы не знает, сокрушённо проговорила Марфа.
Так и моего там никто не учил. Поп наш только-то и знает, что молитвы с детьми разучивает. А твой-то, что, прям, рвётся в школу?
Как бы ни так, с боем.
Так и не пущай, пусть хозяйству учится и к моему сыну приходит, тот его и научит читать, всё больше пользы будет, нежели молитвы учить и песенки петь.
Оно и верно говоришь, Валентина, направлю своего оболтуса к твоему Петру, пусть грамоте обучит, а в школу эту ни копейки больше, будь она неладна проклятущая.
А по мне так лучше нашей Сибири ничего нет, не вникая в разговор подруг, окинув правой рукой ширь родной природы, мечтательно проговорила Марфа.
Оно бы, конечно, всё ничего, да только страшные люди нынче в наших краях объявились, привлекая к себе внимание подруг, задумчиво проговорила Пелагея.
Это, какие ж такие страшные люди нынче объявились? ухмыльнулась Серафима.
Тебя, подруженька, прям, не понять. То ты ахаешь и охаешь, что нынче разбойных людей расплодилось как оводов вокруг коровьего хвоста, то ерепенишься и вскипаешь на каждое моё слово. Ты как, выспалась сегодня? Или плохо спала от мыслей каких тревожных?
А ты мои мысли не трожь! возмутилась Серафима.
А ты меня не задирай! Я могу и отпор дать. Не слабже тебя буду! Ишь, выискалась тут такая