Оранжевый город. Рассказы - Александр Киселёв 9 стр.


Звонок одногруппника, жившего по соседству, отвлёк его от интерпретации результатов, которые выдал ему Wolfram Alpha.

 Илюха, здорово!  голос Толи был особенно возбуждённым.

 Привет.

 Мы тут с ребятами собрались на моей хате, девочек заказали; присоединяйся!

 Ну не знаю, у меня всего часик свободный; точно имеет смысл?

 Мы не будем брать с тебя денег, просто потусишь, сколько сможешь!  продолжил уговаривать Серов.  Давай, не ломайся!

 Ну ладно,  неуверенно протянул Потапов.  Ждите, буду.

Наскоро собравшись, Илья пошёл через дорогу, где обитал Толя Серов. С Толей они познакомились три года назад, когда оба поступили в ЛЭТИ. Серов был на два года старше, он успел поучиться по году на матмехе Универа и в Политехе. У него был младший брат, который в школьные годы выигрывал международную олимпиаду по математике, но сам Толя выдающимися талантами не обладал.

Зато он обладал несомненным вкусом к полноте жизни. Он был самым активным тусовщиком в группе. Именно у него на квартире случались все крупные пьянки, и именно он научил товарищей, как надёжно и недорого заказывать проституток  большинство всё-таки побаивалось развода и ограбления. А Толя знал надёжные контакты.

По всему, Серов оставался лидером в коллективе. У него регулярно собирались для расслабления. И он сам вносил большую часть финансирования этих встреч.

Кем Толя работал, никто толком не знал, но он жил в собственной двухкомнатной квартире, ездил на вполне презентабельном Ford Kuga, собранном отнюдь не во Всеволожске, и вообще жил на широкую ногу. Об источниках своего богатства Серов не распространялся, но любил сделать такое выражение лица, чтобы все прочувствовали его огромную важность.

И вот, сейчас в его квартире происходила очередная оргия. Толя пригласил десяток ребят из группы и трёх своих знакомых проституток. К моменту прихода Ильи оргия была уже в самом разгаре.

Хозяин квартиры встретил его в прихожей с наспех застёгнутой ширинкой, из которой торчал подол рубашки, заправленной в штаны; из-за плеча его выглядывала одна из «нимф», полуголая длинноногая девица по имени Настя, которой не терпелось продолжить прерванное занятие. Толя поприветствовал гостя и пригласил его присоединиться к основной массе народа в большой комнате, после чего сам уединился с Настей в собственной спальне.

Илья улыбнулся на это гостеприимство и вошёл в большую комнату. Здесь, перекрикивая друг друга, наперебой шутили восемь парней, с которыми у него были не самые лучшие отношения. Как и следовало ожидать, в оргиях у Толи принимали участие, в основном, не самые умные представители рода человеческого. Это не касалось самого Толи, но вокруг него вращались, в основном, дураки.

Оглядевшись в поисках женского присутствия, Илья остолбенел. На коленях у Кости Евграфова сидела Маша. Её лицо выражало лёгкую неприязнь к происходящему, но само её присутствие означало, что именно этим она и зарабатывает себе на жизнь.

Первый шок длился бы дольше, если бы Рома Шутов не решил поддразнить застывшего Илью и не крикнул бы ему:

 Чё замер, Илюха?

После этого крика Потапов очнулся, и присел за стол. Настроение участвовать в общей болтовне, которого и так не было, пропало окончательно. Мелькнувшая было мысль устроить девушке сцену прямо здесь была отметена как исключительно глупая.

Первое время Илья старался не смотреть в ту сторону, где сидела Маша. Потом он случайно посмотрел туда и увидел выражение тревоги и ужаса на прекрасном личике девушки. Но это не смягчило его гнев.

Когда вернулись из спальни Толя с Настей, возникло предложение отправить туда позднеприбывшего Илью с Машей либо третьей «нимфой», скромно сидевшей в уголке брюнеткой Наташей. Илья напомнил, что у него не так много времени.

 Да брось!  покровительственно заявил Толя.  Трахнешь нашу нимфу  и пойдёшь. Тебе которая больше нравится?..

Илья указал на Машу. Он решил напоследок «хлопнуть дверью».

Когда они оказались наедине, девушка попыталась объясниться, но Илья грубо прервал её:

 Делай своё дело, шлюха!..


* * *

 Делай своё дело, шлюха!

Его слова обожгли Машу изнутри, но она вынуждена была подчиняться. В конце концов, она давно хотела секса с Ильёй; что называется  получите, распишитесь!

Через десять минут он распахнул дверь спальни и, не прощаясь с остальными, поспешил прочь из квартиры. Наскоро одевшись, Маша в слезах побежала за ним.

 Ты куда собралась?  застал её в дверях Серов.

 Забудь про меня!  не оборачиваясь ответила она с такой злобой в голосе, что приставать к ней Толя не решился. Впрочем, он бы и не угнался за ней.

Выбежав из подъезда, Маша поняла, что опоздала: Ильи уже и след простыл. Обругав себя за мнимую медлительность, девушка побрела домой. Сегодняшнее происшествие обещало ей печальное будущее.

На улице уже были вечерние майские сумерки, которые простоят до середины ночи, кое-где даже зажигались бесполезные, казалось бы, фонари. Маша шла, опустив голову и глядя куда-то под ноги, не видя ничего вокруг.

Она прекрасно понимала, что после того, что случилось Илья вряд ли вообще захочет когда-нибудь её видеть. Узнать то, что он узнал, да ещё и таким образом, и после этого не передумать с ней встречаться  так, конечно, только в сказках и бывает.

Маша жила на улице Ленсовета. От дома Толи на углу Бассейной и Варшавской это было порядочно далеко, особенно когда настроения на прогулку нет никакого. С самого утра ходившие вокруг города тучи к вечеру сгустились особенно, собирался дождь. Но для Маши всё это не имело ни малейшего значения. Если пойдёт дождь  ей было всё равно. Если что-нибудь случится с ней по дороге  ей, в общем, тоже было наплевать В отношениях с Ильёй для неё был последний шанс стать полноценным членом общества; и этот шанс она сегодня со всей бездарностью потратила.

Башня на углу Бассейной с Московским проспектом впервые не заставила Машу поднять взгляд; прежде она всегда восхищалась величественной высотой этого строения, а сейчас прошла мимо, всё так же уставившись в асфальт. Выражение её прекрасного лица сейчас не отличалось от сотен тысяч других петербургских лиц, вечно чем-то недовольных и уставших от жизни. Она не выделялась на общем фоне.

Когда-то раньше всё было иначе. За последние месяцы Маша улыбалась гораздо чаще, чем не улыбалась; и этим как раз контрастировала с серой людской массой, спешащей по делам в этом спальном районе.

Пройдя ещё немного вдоль проржавевшего и покосившегося забора Московского Парка Победы, она укрылась во дворе, соединяющем парк с улицей Фрунзе, от которой берёт начало та самая улица Ленсовета, на которой прошло детство и юность Маши Геращенко.

В угловом доме с Фрунзе по сей день жили её родители.

Навещать их сегодня было бы глупо и нерасчётливо. Они не знали о её личной жизни. О проституции, конечно, знали и делали вид, что не против; хотя, разумеется, им, петербургским интеллигентам, самая мысль о том, что их дочь торгует собственным телом, претила.

Как ни показалась мысль пойти поискать утешение у мамы, Маша прошла мимо родительского дома. «Сама виновата, сама и буду пожинать плоды»,  решила она и продолжила свой путь. Вокруг зеленели деревья, но Маша по-прежнему не поднимала глаз от земли. Она уже почти восстановила способность соображать, и теперь пыталась придумать план дальнейших действий. Решение завязать с проституцией, порвать с прошлым было уже принято. Оставалось только понять, что же дальше.

Не обращающую внимания на окружающий мир девушку едва не сбила выезжающая из двора ровесница на Nissan Juke  в последний момент неопытная водительница заметила пешехода на своём пути, и всё обошлось. Тем не менее, в адрес Маши донеслись ругательства; хотя они были абсолютно не обоснованы, так как идти по тротуару пешеход имеет полное право, по крайней мере  пока пешеход жив. Не став реагировать и связываться с недовольной, Маша пошла дальше.

Улицу Гастелло она перешла уже на зелёный свет, предварительно посмотрев на светофор. Для этого взгляд пришлось оторвать от земли на короткое время. Вновь оказавшись в пешеходной зоне, Маша вновь опустила глаза. Ей было стыдно перед всем миром. Она не могла смотреть миру в глаза.

За угловым домом открывалась перспектива на церковь Рождества святого Иоанна Предтечи, в народе именуемую Чесменской. Мимо неё Маша ходила сотни раз, и никогда не обращала на неё внимания. Привычная картина. Не будучи особенно верующей, она достаточно прохладно относилась к религии в целом. Да, в детстве она носила крестик, как велели родители, но уже лет в четырнадцать она окончательно и бесповоротно сняла его.

И вдруг в памяти возникли несколько неясных образов, связанных с этой вычурной церковью. Чуть больше двадцати лет назад, когда церковь только начинала восстанавливаться после советских лет, маленькую Машу привели сюда и крестили. Она не могла этого помнить, а неясные картинки, скорее всего, относятся к наведённым воспоминаниям, но в то время окрестные жители действительно старались крестить детей в единственной в округе церкви. После развала Союза все вдруг в одночасье стали верующими

Назад Дальше