Очередной знак. «Ложки-Вилки» плюс «Койка». Поравнялись разглядел: 25 км. «Это ОНО.» Поселок Зайцево. На окраине поворот налево. Заветная «Любава». День завершается по программе «максимум». Сначала договориться о ночлеге. Непременное «МЕСТ НЕТ». Папа справился с задачей при помощи куска копченой рыбы и маленькой баночки икры. Готовили заранее. «Пригодится!» И пригодилось. Трехместный номер. Удобства на этаже, зато внутри железный умывальник. Свежая побелка, железные кровати, дорожка, тумбочка и все. Можно и в ресторан. Ну пойдем же! Огромная бревенчатая изба. Вошли. Народу полно. Стилизованная печь, Массивные столы, лавки, грубоватые стулья. Рушники и льняные занавески. Сейчас это выглядит убого. А в тот момент «Царская Охота», не меньше. На столах лежали папки с меню, яркие, с русским орнаментом. Внутри отпечатанная на машинке страничка. «Щи по-старорусски в горшочке», ниже «то же полупорцией», «щи зеленые, щавельные», ниже «то же полупорцией», «колбаски по-домашнему на сковородке», «бочковые соленья», «моченая брусника», «квас с медом», «квас с хреном», «зеленый лук в сметане», чай, мед, варенье Прошло столько лет, а помню до деталей. Этот листок занял какую-ту почетную ячейку памяти. Изучили. Подошла официантка в сарафане. Сделали заказ. Мама спросила меня: «Что будешь?" Я подумал: «Первый раз меня спросили, что я буду.» Выбрал щи в горшочке, эти самые колбаски на сковородке, зеленый лук в сметане и квас с медом. Родители то же самое. Только для папы квас с хреном. Папа позволил себе сто пятьдесят.
Для сна
А я чего? Я ничего Смотри Тебе ехать.
Еле дождался, пока начали приносить. Несколько минут показались вечностью. Сначала принесли квас. Казалось бы, ничего особенного. Мед и квас, то есть, квас и мед. Но как это было волшебно. Вот и долгожданная еда! Не буду описывать свои ощущения. Это не передать. Детские воспоминания сильны, особенно, если, действительно, понравилось. С тех пор я полюбил первые блюда. Полюбил на всю жизнь. Всякий раз, когда я пробую первые блюда: супы, борщи, солянки, рассольники, подсознательно сравниваю их с теми щами, которые «в горшочке», из Любавы И сравнение не в пользу первых. Мы планомерно уничтожали тарелку за тарелкой. Правильнее было бы сказать: горшок за горшком, сковородку за сковородкой. Я особенно старался. Мне говорили: «Миш, сытость придет!» Я ненадолго задумывался, глотал и уверенно отвечал: «Нет не придет». Папа махнул свои сто пятьдесят, закурил. Повеселел и расслабился. Громко играла музыка. Заходили и выходили люди. Шумели пьяные иностранцы. Официантка сказала, что это финны, дальнобойщики. У них тогда было что-то, вроде, сухого закона. Зато в Союзе отрывались. На стоянке стояло несколько фур с иностранными номерами. Добрели до нашего «отеля», взяли ключ с огромным брелоком. Поднялись в номер. Второй этаж. А этажей всего два. В шесть подъем. А пока глубокий сон под пение горячих финских парней.
Утро, попытался взбодриться. Родители уже полностью готовы. Наспех почистил зубы, и снова в путь. Через некоторое время мы, по окраинам, объехали Ленинград. В этот раз не стали заезжать в Пушкин. Поели, как-то, на бегу. Все тот-же батон, та же колбаса. Плюс остатки вчерашней роскоши. Слава Богу, не испортилось. Отец ел прямо за рулем. Время дорого. Впереди Таллин. Проехали город со странным названием Кингисепп. Я читал, что это был какой-то революционер, или коммунистический деятель, что, наверное, одно и то же. Потом еще немного проехали. Дорога ужас. Папа старательно лавирует между ухабами. Ивангород. Серый, грязный, неприветливый. Подъехали к мосту через Нарву. Возвышается крепость. На ее стенах когда-то снимали Гамлета. Того самого, со Смоктуновским. На противоположном берегу, на большом крутом откосе, цветами выложено: «СОВЕТСКАЯ ЭСТОНИЯ ПРИВЕТСВУЕТ ВАС!». Через два года, на том же месте было пусто. Просто трава. Эстония больше никого не приветствовала. А еще через несколько лет поставили таможенный пост.
Въехали в «Советскую Эстонию». Нарва. У меня душевный подъем Вот она заграница! Остановились у ближайшего универсама, то есть, торгового центра, или как он там назывался С этого момента начнется другое повествование. Другие краски, другое настроение. Впечатление ребенка, прикоснувшегося к неведомому и заглянувшего сквозь щель! Я, конечно, до этого момента, бывал с родителями в Эстонии. Но, что это были за поездки. На заднем сидении, полулежа-полусидя Поел, и слава Богу. Заснул еще лучше А теперь мне 11 лет! Я все понимаю, все подмечаю, все запоминаю. Я хотел прикоснуться, и я прикоснулся. Почти за границей. Почти «ТАМ». Ради этого и ехал.
Въехали в «Советскую Эстонию». Нарва. У меня душевный подъем Вот она заграница! Остановились у ближайшего универсама, то есть, торгового центра, или как он там назывался С этого момента начнется другое повествование. Другие краски, другое настроение. Впечатление ребенка, прикоснувшегося к неведомому и заглянувшего сквозь щель! Я, конечно, до этого момента, бывал с родителями в Эстонии. Но, что это были за поездки. На заднем сидении, полулежа-полусидя Поел, и слава Богу. Заснул еще лучше А теперь мне 11 лет! Я все понимаю, все подмечаю, все запоминаю. Я хотел прикоснуться, и я прикоснулся. Почти за границей. Почти «ТАМ». Ради этого и ехал.
Парковка. На ней, помимо жигулей, было много иностранных машин. «Началось!» думаю. Даже пульс участился. Вокруг чистота. Вошли в магазин. Удивление, восторг. У родителей досада После магазинов Средней Полосы, я немного растерялся. Первое, что вызвало подозрение тишина, все разговаривают тихо, почти шепотом. Родители заметались. «Надо что-то купить. Зачем? Кому нам? А где мы это будем есть? До Таллина не дотерпим? Там-то получше Так, вот сыр, вот еще сыр берем? А вот еще сыр. Какой берем? Ух ты, копченый плавленый Сыру-то сколько. А вот колбаса Ой, глянь, копченая, полукопченая, вареная, колясочная А вот еще молоко, в бутылках, в пакетах, жестких, мягких, сметана еще, вот, какая-то «пахта». А что такое пахта? У кого спросить да, как-то, неудобно А это что? Ой, пиво еще пиво. В бутылках, в банках!» Вернулись за корзинкой. Все расфасовано, нарезано, упаковано, аккуратно разложено, расставлено Банки, бутылки, пакеты, пачки, коробки Овощи помыты, лежат красиво, как на выставке. Ревень. Ни разу не пробовал. Вода. Какой только нет! Что написано? КЕЛ-ЛУ-КЕ. Колокольчик. А вот, какая-то «Белоснежка». Бутыли, бутылки, бутылочки, бутылюшечки. Литр, пол-литра, двести пятьдесят, триста тридцать «А вот еще какая-то. Посмотри. Да тише! Не кричи. А что, Буратино нет? И Крем-соды нет? Во дают. Столько воды, а Крем-соды нет.» Я поднял голову Ба! Указатели висят. Большие, яркие. Надписи на двух языках Бакалея туда, мясо сюда. Что хочешь, во всех направлениях. Во дают! Надо же носки. Ой, смотри шлепанцы. У нас сроду не найдешь! Может, возьмем? Да зачем? Давай до Таллина доедем. В Таллине то же самое, там все и возьмем
В итоге, к кассе подошли с потяжелевшей корзинкой. Порезанный хлеб двух видов, порезанная и упакованная колбаса, ветчина, колбасный сыр (попробовать), две маленьких бутылки «Колокольчика», и, зачем-то, чеснокодавилка. Диковинное приспособление. Потом, в Таллине, в подобном универсаме, в компанию к чеснокодавилке, мы купили яйцерезку, не менее диковинную штуку. На сдачу нам вежливо предложили жвачку. «Давай, давай! Эстонская!» Отец увидел сигареты, и попросил пачку «Leek», красную, со звездочками. Перекусили в машине, перевели дух. Я ощущал неодобрительные взгляды проходящих мимо эстонцев. «Понятно. Тут так не принято».
Тронулись в путь. Уже по Эстонии. Дорога идеальная. Отец не перестает восхищаться. Еще он отметил, что на крутых поворотах она устроена необычно. Уклоны как на велотреке, чтобы не выносило. «У нас так не делают». Они и раньше все это подмечали. Но теперь объясняли мне. Как повзрослевшему. Справа, временами, виднелось море. Финский залив. Я увидел, как вдалеке, из одинокой тучки, падали косые серые лучи. Это дождик. Проехали Силламяэ, поворот на Кохтла-Ярве, виднеются большие трубы. Там добывают сланцы. Говорили, что больше в Эстонии ничего нет. Одни сланцы. Я, например, до сих пор, так и не понял, зачем нужны эти сланцы. Поселки, городишки, хутора. Такие аккуратные, игрушечные. На обочине то и дело стоят бидоны с молоком. Население добровольно сдает республике излишки. Молоко превращается в ту самую пахту, и продается в больших магазинах.
Дело к закату, но не темнеет. Это Белые Ночи. Питер не успел их полностью приватизировать. Дорога стала еще живописнее. Указатели на эстонском языке. Названия навсегда отпечатались в памяти. Поворот на Раквере, развилка. Потом Хальяла, Куусалу Хочется петь. Я пою! Я почти за границей! Уже все по-другому. Уже все, как «там». Подъезжаем все ближе к Таллину. Дорога стала широкой, многорядной, с разделительной полосой. Надо же ограничение 110 км/ч. Европа! Почти автобан. Поток уплотнился, скорость резко упала. Похоже, ремонт. Левый ряд под «кирпичом», по правому ограничение 40 км/ч. Машины выстроились в линейку, потихоньку двигаются. Левый ряд совершенно свободен, ни ям, ни ухабов, ни гудрона, ни вылетающей щебенки Но что делать? Нельзя, так нельзя. Ехали так минут десять-пятнадцать. Мы с мамой подзуживаем отца.