Она не работала временно Вернее, работала Временно, у Рахима
У Рахима? следователь скомкал протокол допроса и швырнул в урну:
Будет милиция дорожными проститутками заниматься! Делать нам больше нечего.
Когда Алька пулей летела к дверям, в спину коротко посоветовал:
В кювете где-нибудь ищи подружку, прикопанную Счастье, если быстрой смертью умерла.
***
Месяц подряд непруха. Очередной дядька расстегнул на Альке кофточку и страшно возмутился:
Это грудь?! Это чирьи пора давить! и всю ночь «давил чирьи», а утром не дал измученной Альке ни копейки. Сказал, что Рахим за такое мужское оскорбление сам ему должен приплатить.
Её подобрал милицейский уазик. Через час использованную Альку сильно пнули под зад, так что она под улюлюканье и свист долго и смешно летела на обочину, махая руками как мельница. Уазик умчался, а с ним Алькин баул. Там лежало всё-всё: мобильник, тёплая кофта, косметичка, смена белья, прокладки, пачечка денег. И ещё в потайном кармашке тонкое золотое колечко, на которое она долго копила.
***
Ослепшая от мокрого снега, Алька брела к трамваю. В голове вертелась песенка, которую на радио шансон часто заказывали водители. Там девушка пела, что вот была она лёгкая, нежная и робкая, как чистый ноябрьский снежок, и юноша ловил губами тающие снежинки.
О, пела девушка¸ как все с нетерпением ждут первый снег! С наслаждением подставляют лицо под невесомый пух. Смеются, ловят и разглядывают в ладони хрупкие, тающие звёздочки.
А Новый год Праздник, триумф. Могущество снега, бриллиантовый блеск: ослепительный при солнце, загадочный при луне. Кипение шампанского в тонких бокалах, суетливо-смущённое сожжение записок с мечтой, пепел хрустит на зубах
Но вот приходит весна, пела грустная девушка, Под оседающими сугробами вытаивает жалкое фальшивое новогоднее серебро. Видны плевки, бумажки, пустые бутылки. Валяются отсыревшие комки пыли и волос, которые вытряхивали из пылесосных мешков. Повсюду жёлтые пятна и собачьи какашки, и нужно искать место, чтобы поставить ногу. В осквернённый снег плюют и сморкаются, швыряют окурки. Ждут не дождутся, когда он, напоминание о людском сволочизме сойдёт, наконец.
И, найдя в тени последний чистый голубоватый сугробик, над ним надругаются в последний раз. В него залезут с ногами и осквернят. Тщательно, выворачивая так и эдак, вытрут, очистят глинистые башмаки.
Альке казалось, что пели про неё. Снег это она, Алька и есть!
В тот же вечер она, забыв о горестях, в жаркой, тускло освещённой прокуренной кабине сидела на мужских горячих коленях. Водитель, перехватив ломкую Алькину талию, потянулся к магнитоле, вечно настроенной на волну радио шансон. И Алька, размахивая пластиковым стаканчиком, подпела шансонетке:
Заведу себе грузина,
Буду лопать апельсины!
***
Эй, робко позвала Алька. Я поеду с тобой, а ты дай сто рублей, ладно? Я два дня не ела.
В бане сперва помойся! посоветовал из кабины грузовика молодой водитель. Кожаная куртка, распахнутый ворот, косая чёлка похож на комсомольца 20-х. Алька поплелась прочь. Парень глядел ей вслед.
Выругался. Выпрыгнул, повёл Альку в пельменную. Накормил тремя порциями пельменей. Сытый Алькин живот надулся тугим мячиком. От ещё раз робко предложенных ею «плечевых» услуг парень решительно отказался:
Нужна очень, я неделю назад женился.
***
Алька за столом сонно, умиротворённо дремала, клевала носом как воробышек на ветке. А кожаный парень вслух размышлял:
Что с тобой делать? Ребёнок ещё совсем, пропадёшь, блин. Давай вот что. У меня дружок открыл бар, набирает официанток, даёт общагу С испытательным сроком, само собой. Порядок строгий, насчёт гулянок ни-ни. Не подведёшь?
Подвести?! Алька готова была на коленки бухнуться перед молодожёном. Неужели она, наконец, отоспится в нормальной чистой постели, в твёрдой койке на четырёх ножках? В тишине, без воя мотора и рвотного радио шансон? С кровью выхаркает бензиновый угар и табачный дым?
Неужели будет каждое утро принимать душ и стирать трусики?! В кои-то веки проснётся с головой, не разламывающейся от боли и страстного желания немедленно подохнуть будь оно проклято, по женской линии, Алькино долгожительство!
***
Говорят: судьба, судьба. Но вот, допустим, с утра тебя ждала судьба: выверенная, добротная, возданная по заслугам. А ты её прошляпил, проспал на пять минут. И твой дальнейший день да что там, вся жизнь покатится, вихляясь, шаляй-валяй по кривой дорожке. Отсюда весь бардак: потому что встречаешься со случайной, дурашной судьбой, а не с настоящей, уготованной той что с большой буквы..
***
Говорят: судьба, судьба. Но вот, допустим, с утра тебя ждала судьба: выверенная, добротная, возданная по заслугам. А ты её прошляпил, проспал на пять минут. И твой дальнейший день да что там, вся жизнь покатится, вихляясь, шаляй-валяй по кривой дорожке. Отсюда весь бардак: потому что встречаешься со случайной, дурашной судьбой, а не с настоящей, уготованной той что с большой буквы..
Недавно Алёша брёл мимо трамвайных рельс. И рядом набирал ход трамвайный вагон. Шёл медленно, так что в окошке была видна девчонка, которая отвернулась к окну, чтобы не видели пассажиры, и горько плакала. Он сразу понял, что возможно, даже скорее всего, эта Фея Слёз и есть его судьба. Это тебе не однокурсницы, которые в трамвае отворачиваются лишь затем, чтобы подкрасить губы. Но вагон пройдёт и растает в дымке
И тут в трамвае чего-то ломается, и он тормозит. Дверцы с готовностью распахиваются: входи, чего же тебе ещё? Вот тебе знак свыше, неподдельная, в чистом виде, высшей пробы Судьба.
А Алёша прошёл мимо. Прошёл, мысленно хлеща себя по щекам, проклиная: «Какого чёрта?! Будешь, будешь ещё ныть, Философ?» Философом его дразнили приятели. И ещё, по аналогии с американским фильмом последним девственником России.
***
Ту девчонку он неожиданно встретил в баре. Они туда забрели с приятелями отметить конец сессии. Алёша не знал, что официантки здесь работают топ-лесс. И от увиденного прямо на пороге глупо, глупо, позорно брякнулся в обморок. Очнулся и увидел прямо перед глазами торчащие детские остренькие грудки.
Ты зачем сюда пришёл? девчонка сидела перед ним, по-татарски скрестив ноги. С любопытством, как зверёк, заглядывала в лицо. Она тоже была голая по пояс как будто собралась в баню или проходить флюорографию. Поняла его взгляд и засмеялась. Встала, накинула кофточку, едва прикрывшую грудки.
Как тебя зовут? слабо спросил Алёша.
Никак. Плечевая.
Плечевая это фамилия?
***
Запретная, сладкая, стыдная, властно притягивающая черта делила жизнь на две половины. Черта называлась Женщина. За нею была Тайна, Бездна, засасывающая чёрная дыра. Черту эту, если верить, прошли уже многие его приятели и теперь имели право высмеивать Алёшу.
Для себя он решил, что никогда не сумеет одолеть черту, познать Женщину. Ничего у него не получится. И пускай: чем хуже, тем лучше. Не зря он всегда страдал от собственной особости, исключительности. Под подушкой у него лежала расплющенная зачитанная Библия, и в интернете он набирал ключевые слова «уйти в монахи».
А вот сейчас понял: никакая за чертой не бездна, если там бесстрашно скрылась его ровесница, худенькая девочка с острыми грудками. Позови она Алёшу с собой он, не напрягаясь, восторженно и счастливо, как в полётах во сне, преодолеет черту, всё у него получится Только с той девчонкой.
В Алёшиных грёзах они соединялись невесомо и нежно, как зависшие в воздухе бабочки, как касающиеся головками цветы. Он стонал от счастья и просыпался в липких холодных проталинах простыней. Хотя на деле не смел бы её даже коснуться.
На лекциях рисовал торчащие грудки и, дико оглянувшись, рвал рисунок в мелкие кусочки. В буфете брал только воду и уценённый вчерашний пирожок: копил деньги на бар.
Мать тревожно спрашивала:
Сынок, ты не болен? На лице одни глаза остались.
***
Под ногами громко хрустел весенний снег, утренний морозец засахарил его в крупные грязные кристаллы. Тётка впереди по-утиному переваливалась на растоптанных больных ногах, спешила в раннюю смену в больницу или на станцию. Тётку эту приметили, выскочив из бара, разгорячённые, раздразнённые, недобро заряженные Славик и Витёк.
Уродка, сплюнул Витёк.
Какая разница, не согласился трезвомыслящий Славик. Он всё время оглядывался и облизывал губы. У них там всё одинаково устроено. Сейчас будет угол, повалим, юбкой глотку заткнём. Вдуем ей по очереди. Если что, скажем на этого.
У Алёши, плетущегося за случайными приятелями, в голове крутились цветные картинки: тёплые лампы, голые сливочные женщины. Спящие чёрные дома казались крошечными, а раскачивающиеся перед глазами спины парней громадными. В них таилась угроза и пускай. Чем хуже, тем лучше.
Эй! окликнул их девичий голос. Алька она из кафе возвращалась в общагу нагнала троицу. Задыхаясь от бега, быстро и грубо говорила: Вы чего задумали, а?! А ну, гадёныши, брысь по домам, я охрану вызвала!