Встречать нас вышла сгорбленная женщина в белой рясе с капюшоном. Худое, изможденное лицо ее в полумраке помещения выглядело неподвижным и бесстрастным; его пересекал старый уродливый шрам молочного цвета. Глаза женщины смотрели строго и требовательно; казалось, они многое успели повидать.
Доброго здравия, сестра, почтительно склонил голову Габеш, этот добрый человек желает повидать раненного отрока.
Что мне до мирских желаний чужака? безжизненным голосом поинтересовалась монахиня.
Кроме того, ловко вклинился я, я желаю поднести храму это скромное пожертвование.
Звякнули монеты, непринужденно переходя из ладони в ладонь. Габеш старательно смотрел в сторону.
А, свежская чеканка, потеплел голос монахини, гостям из Свежского удела мы всегда рады. Проходи. А ты куда прешь, Габеш? Обожди снаружи, не кради воздух у больного.
Да, сестра Мелания, послушно кивнул дружинник и без пререканий дисциплинированно зашагал на выход.
Женщина проследила его надменным взглядом, затем развернулась и откинула ширму, скрывавшую крохотную каморку. Там, на узкой кровати, укрытый войлочным одеялом, неподвижно лежал мальчик лет двенадцати.
Здесь Алабор, здесь горемычный. Только не удастся тебе с ним словом перемолвиться, не обессудь. Крепким сном спит он, мертвым сном. Не знаю, проснется ли
Взглянув на Меланию, я с удивлением увидел, что в уголках ее глаз проступила влага. Ни слова не говоря, подошел к ребенку.
Алабор лежал на спине с закрытыми глазами, загорелое крестьянское лицо было искажено, будто от боли. Одеяло было натянуто до самого подбородка, снизу торчали мозолистые, не по-детски натруженные пятки.
У него горячка, скупо обронила Мелания, но я уже и сам заметил, что лоб и щеки мальчика раскраснелись, а русые волосы слиплись от обильного пота.
Что за хворь тому виной? спросил я. Он не ранен?
Некоторое время Мелания раздумывала, затем негромко ответила:
Он повстречал истинное зло. Пострадало не столько тело, сколько душа Алабора чистая, непорочная. Тяжко ему, тяжелее, чем любому другому. Рвется невинная душа из тела, на волю рвется, из мира нашего греховного, где бродит на свободе зло лютое.
Да что это за зло, сестра? Упырь, оборотень, вурдалак? Кого он повстречал, и как ему удалось выжить?
Нечисть поганая, которую ты помянул, не проникла бы в Елебор. Щит надежный, щит крепкий стоит на страже города молитвы наших братьев и сестер. Слушай: намедни пытался пройти к нам оборотень лесной, обернувшись мирным путником. Едва ступил на землю у храма святого, как вмиг волхвство его проклятое развеялось, волчья шерсть повылезла, а сам он в корчах забился, пока не успокоили его навечно храмовые антропокеи. Выжгли очищающим пламенем нечисть, а пепел по ветру развеяли. И так будет с каждым.
Мелания гордо выпрямилась и многозначительно посмотрела на меня. Грубый шрам на ее лице как бы намекал, что монахине самой доводилось бывать в переделках. Я почтительно склонил голову, после чего она продолжила:
Нет, лишь человек способен ходить по святой земле и при этом быть сосудом для столь черной души. А кто именно тут я тебе не подскажу, не ведаю. Ищи среди язычников, волхвов и ведунов поганых. От них все зло.
Я тактично промолчал.
Что же до того, как отрок выжил тут секрета нет. Когда зло проникло в дом, не спалось ему. Услыхал ночью крики опекунов своих, увидал смерть их лютую, да и сиганул с перепугу через чердачное окно. Во дворе его и нашли ударился оземь теменем и из сознания вышел.
На нем не было крови? Своей или, может, чужой?
Хвала Создателю, нет. Шишка на затылке вот и все раны.
Я сочувственно положил ладонь на пышущий жаром лоб ребенка, но тут же убрал ее, наткнувшись на ревнивый взгляд Мелании. Успел, однако же, ощутить эманацию гармонии и покоя, волнами исходящую от спящего. Ни следа зла или одержимости, скорее их противоположность. Чистая душа! Вот уж не ожидал встретиться здесь с потенциальным святым. Или будущим архимагом. Отступил от кровати на шаг, вежливо произнес:
Благодарю за помощь, сестра. Попрошу еще об одной услуге: лишь только отрок придет в себя, вели в тот же миг послать весть Силантию-мечнику. Дабы предотвратить новые злодеяния, душегуба нужно отыскать как можно раньше. Алабор мог узреть и запомнить его лик.
Мелания пообещала, после чего вернулась к своим обязанностям сиделки. Усевшись у изголовья кровати больного, она махнула мне рукой, отпуская.
Мелания пообещала, после чего вернулась к своим обязанностям сиделки. Усевшись у изголовья кровати больного, она махнула мне рукой, отпуская.
Низко поклонившись, я вышел во двор к поджидавшему меня Габешу.
Куда теперь? нетерпеливо спросил он.
Знаком ли тебе Лутоня-травник? припомнил я имя, подсмотренное в записях Марокуша. Нужно бы задать ему несколько вопросов.
Лутоня-то? Знаком, как же. Его изба стоит сразу за корчмой, ближе к воротам. Только человек он худой и даром даже разговаривать с тобой не захочет. А коли и расскажет что, так непременно соврет.
Все же навестим его. Может, трав себе присмотрю редких в моем ремесле товар нужный.
Мы неспешно шли по дороге от храма. Было непривычно тихо и безлюдно горожане прознали о случившемся и отсиживались по домам.
Идти было легко дорога казалась широкой, ровной. По одной ее стороне шли дворы за увитыми виноградом заборами, по другую росли пушистые ели; промеж них изредка встречались кусты орешника или шиповника. У калиток большинства дворов были выставлены на продажу или обмен разнообразные полезные вещи: ткани, выдубленные кожи, деревянные и костяные безделушки, вязанки из овощей, грибов да сушеных рыбин. Было заметно, что елеборцы в большинстве своем народ трудолюбивый и предприимчивый.
Скажи, ведун, подал голос Габеш, правду ли бают, будто пуще чародейства учат вас бою ратному, как простых воев? Мол, сила ведающих в том и состоит, что не полагаются на одну волшбу?
Я не ожидал от простоватого на вид детины такого вопроса, а потому задумался, прежде чем ответить. Поразмыслив, предположил:
Острая сталь в крепкой руке поможет остановить кого угодно тебе ли не знать этого. Оттого всех ведающих перво-наперво учат воинским ухваткам: как мечом рубить, как копьем колоть, как палицей бить. И меня уму-разуму учили, с отрочества сам битый ходил и других не раз побивал. Одних только деревянных мечей сточил не счесть.
А как же чары волшебные? жадно спросил Габеш.
Чары? Не каждому они даются, не каждому пользу приносят. Ведающие прибегают к ним лишь в крайней нужде.
Дружинник подождал от меня более развернутого ответа, но я хранил молчание. Поняв, что никаких секретов колдовства он не услышит, детина разочаровано вздохнул.
Видно, правду рек настоятель, будто всякие чары влекут в мир нежить проклятую, кою упокоить навек может лишь храмовая братия. От того и ведающие так их страшатся.
Я не стал его разубеждать, и дальше мы шли молча.
Когда показалась корчма, стоял самый полдень. Внутри кто-то уже обедал, сдвигал столы и звенел посудой. Воздух у кухонного окна заметно парил. После пережитого мне есть не хотелось, а вот Габеш выразительно похлопал себя по животу и сказал:
Вон за тем забором дом, что ты ищешь. Иди, пытай свои вопросы. Что до меня, то видеть рожу Лутони не желаю, лучше пережду в корчме; там и компания более достойная и брюхо есть чем ублажить.