Тела детей нашлись в темной, тесной каморке под самой кровлей. Двое. Убиты в собственных постелях, вероятнее всего прямо во сне. С трудом сдерживая гнев, я заставил себя завершить осмотр. Убедился в отсутствии новых следов, лишь затем вырвался из пропахшего смертью помещения. Попадись мне сейчас чудовище, что это сотворило убил бы на месте, даже не пытаясь брать живьем.
Следующим местом, куда следовало наведаться, была кухня. Располагалась она в южной части дома, была светла, ухожена и хранила приятный аромат закваски и солода. Вдоль стен были развешаны гирлянды из сушеных грибов, трав и корений. В печи стоял большой округлый горшок, накрытый плотной тканью, на столе лежали приготовленные деревянные ложки две большие и три маленьких. Рассматривая их несколько тягостных мгновений, я почувствовал горький комок в горле и отвернулся.
Требовалось кое-что проверить. Вынув из-за пазухи небольшой сверток, развернул его и извлек краюху хлеба свежего, взятого с постоялого двора. Слегка окропив его из фляги, с поклоном сложил на пол у самой печи, отступил на несколько шагов и отчетливо произнес:
ЯВИТЬ ЩУРЪ!
Ничего не произошло. Обескуражено глядя на печь, я собрался с силами, затем со всей возможной убедительностью повторил:
ДРУ-ДУН, ЯВИТЬ ЩУРЪ!
В печи кто-то чихнул, подняв облако золы, но так и не вышел.
Здрав будь, дедушка, почтительно промолвил я, не сводя глаз с печи.
В ответ тишина.
Злодеяние великое свершилось под этим кровом, не сдавался я, отняли жизни у родичей твоих. Осквернили дом, надругались над мертвыми. Поведай, кто повинен в том?
Легкий шорох в печи, снова тишина.
Что же ты молчишь? Аль не желаешь выдавать душегуба? Помоги, дедушка, укажи на след. Хоть знак какой подай.
Маленькая волосатая рука на мгновение высунулась из печи, схватила железную заслонку и с лязгом подвинула ее, полностью загородившись от меня и от предложенного подношения. Это означало конец переговоров.
Я озадачено покачал головой. Что могло настолько напугать духа этого места, что он отказался даже от традиционного вызова? Только теперь я встревожился по-настоящему. Вновь без предупреждения зашлось сердце, словно в предчувствии надвигающейся беды.
Успокаивая себя, ещё раз бегло прошелся по всему дому, но ничего заслуживающего внимания так и не обнаружил. Никаких следов. Впрочем, информации к размышлению уже собрано достаточно. В задумчивости я вышел к поджидающему меня дружиннику.
Габеш, никто в городе не пропадал накануне?
Не слыхал о таком, ответил тот после недолгих раздумий.
Ясно А отрок, что выжил после нападения? Где он?
Алабор? Да где же ему еще быть, как не в монастыре? Могу свести до туда, коли здесь вволю осмотрелся.
Это успеется. Скажи лучше, где и когда его нашли? Сильны ли были раны?
Нашли его в самую зорьку, беспамятного. Щербак-пастух свою отару гнал на пастбище, да и приметил Алаборку через забор. Вон там он лежал, гляди.
Габеш указал мне место, где глазастый пастух высмотрел уцелевшего в резне юнца. Трава там оказалась примята, вокруг виднелось множество свежих следов от тяжелых сапог.
Кликнул Щербак подмогу, сбежались соседи. Стали хозяев кликать, ан нет ответа; токмо собака во дворе завыла, тоску нагнала. Тогда все и спохватились. Двери да ставни заперты изнутри на засовы крепкие, пришлось ломать. Там Сам знаешь. Самого посадника с постели подняли, он сразу повелел всю дружину на поиски лиходея бросить. А Алаборку храмовая братия взялась излечить да выходить. Сиротой он остался, некому его больше приютить. Ох, горе
Дверь во двор была заперта изнутри? заинтересовался я, прерывая его причитания. Как же отрок выбрался из дому?
Габеш задумчиво почесал нос.
А пес его знает. Может он там и не ночевал вовсе.
Глаза мои остановились на низком строении, прилегающем к дому. Из трубы на крыше вился чуть видимый дымок.
Скажи, Габеш, что в этой пристройке? Смотрели ли?
Это? Мастерская Марокуша, нечего там ужо смотреть. Силантий-мечник поперед тебя хаживал. Он, хват, ничего не упустит.
Давай все же и мы поглядим, решил я, а после навестим выжившего.
Габеш пожал широкими плечами, но возражать не стал. Вслед за мной вошел в пристройку, где с превеликим любопытством принялся осматриваться.
Мастерская отчаянно нуждалась в помывке. Длинные деревянные полки для сушки изделий были измазаны в глине и красках, на полу то тут, то там, встречались черепки от битой посуды вперемешку с мусором. В самом дальнем углу располагалась закопчённая каменная печь гигантских размеров, с несколькими обожжёнными горшками внутри. Огонь был давно погашен, однако от печи все еще исходил заметный жар.
Это? Мастерская Марокуша, нечего там ужо смотреть. Силантий-мечник поперед тебя хаживал. Он, хват, ничего не упустит.
Давай все же и мы поглядим, решил я, а после навестим выжившего.
Габеш пожал широкими плечами, но возражать не стал. Вслед за мной вошел в пристройку, где с превеликим любопытством принялся осматриваться.
Мастерская отчаянно нуждалась в помывке. Длинные деревянные полки для сушки изделий были измазаны в глине и красках, на полу то тут, то там, встречались черепки от битой посуды вперемешку с мусором. В самом дальнем углу располагалась закопчённая каменная печь гигантских размеров, с несколькими обожжёнными горшками внутри. Огонь был давно погашен, однако от печи все еще исходил заметный жар.
Взгляд привлекал широкий рабочий стол художника. На нем в разнобой были раскидан разнообразный хлам: несколько мелких монет, ключ со сложной бороздкой, оберег от сглаза, морские раковины и прочий мусор. На фоне всеобщего беспорядка выделялись аккуратно разложенные деревянные стеки всех форм и размеров со следами засохшей глины, а также набор великолепно выглядящих кистей с расписными лакированными ручками. В открытом ларце по центру выстроились заляпанные склянки с красками.
По соседству со столом обнаружились некоторые незавершенные работы художника. Это был красивый резной рог для питья, кубки с изображениями мифических животных: мамонтов, единорогов, аспидов, строфокамилов и жар-птиц. Покойный Марокуш был, безусловно, талантливым художником выглядели твари убедительно, будто живые.
Гляди, ведун, негромко позвал меня Габеш, вот над чем трудился Марокуш перед смертью. Его остатнее творение.
На деревянном мольберте, под удобным для росписи углом, было закреплено большое фарфоровое блюдо. Окаймлялось оно узором из переплетенных линий и геометрических фигур, а в круге по центру была необычайно яркая картина. Изображение было объемным, все цвета будто переливались и менялись прямо на глазах. Нежными салатовыми красками обозначался летний луг, голубыми небо над ним. Закатывалось красное солнце, белые кудрявые овцы склонили морды к траве, их пас хрупкий загорело-бронзовый пастушок. Он был полностью обнажен, сидел, скрестив ноги, и играл на свирели. Лица у него не было.
Это большая утрата, произнес я после паузы, такое блюдо не стыдно было бы и князю подать. Жаль, оно не завершено.
Про князя мне не ведомо, а вот у посадника есть подобное, а то и несколько. Картины там иные, но везде этот отрок очень натурально он у Марокуша выходил. Понятно, с натуры писал.
С кого же это? полюбопытствовал я.
Бабы шептались, что Алаборка ему позировал. Он же единственным учеником его был по ремеслу рисовальному. Здесь лица не видать, но фигурой похож. А в те, что у посадника, я и не всматривался. Была бы девка молодая дело другое.
Дружинник хотел еще что-то добавить, но внезапно замер за дверью послышались голоса. Вдвоем с ним мы осторожно выглянули во двор и успели заметить группу людей в серых рясах, заходящих в дом.
Храмовники, шепотом сказал Габеш и покосился на меня, лучше бы нам здесь с ними не встречаться.
Согласен, отреагировал я, навестим сперва монастырь, пожертвуем на нужды братии. Серебро помогает растопить даже самые холодные сердца.
Глава 3
Земли Елеборского монастыря занимали огромную для столь малого поселения площадь и были целиком обнесены пусть невысоким, но крайне основательным каменным забором с широкими окованными воротами и башенками по углам. Непосредственно сам храм располагался ближе к центру и был, как показалось, самым высоким зданием в городе.
На широком дворе у храма разместились многочисленные аккуратные, ухоженные постройки: склады, амбары, увитые плющом веранды, курятник и баня. Выложенные белыми камнями дорожки между ними были чисто выметены, трава вокруг выкошена.
К моменту нашего визита утренняя служба завершилась, и монахи разбрелись по территории, занимаясь каждый своим делом. Кто-то собирал по грядкам травы и коренья для целебных отваров, кто-то ухаживал за деревьями в храмовом саду, кто-то присматривал за животными или плел корзины из прутьев. На нас с Габешом они не обращали никакого внимания.
Сюда, указал мне на невысокое белое здание дружинник и первым вошел в занавешенный тканью проем.
Тесное помещение пропахло лекарственными травами столь терпко, что защекотало в носу. Было душно и влажно, не доставало света.