Твое состояние мне хорошо знакомо, заверила я. И нет, мне не так легко, как ты думаешь. Просто я переживаю это иначе. Ты прекрасно знаешь, что после изгнания Зверя я разучилась открывать порталы, и это сильно гложет меня. Да и диктофон Тары Ямады, который я держала при себе, неожиданно потерялся. Странные дела, в общем. Меня тоже мучают кошмары, но не во снах, а в медитации. Важно уметь их преодолевать.
Ты знаешь, как?
Ну, раз с медитацией я временно не в ладах, а значит, и тебя ей я не научу, можно записаться на занятия. В Мекксфорде их не меньше, чем в моем родном Уатэ.
Мизуки нехотя согласилась.
Или, затянуто начала она, можем записаться на прием к кое-кому другому. Твоя мама ведь травница, да? Ты говорила как-то. И она в Мекксфорде.
Наверное, холодно отозвалась я. Правда, у нее нет приемов. Она просто очень хорошо разбирается в травах и чаях.
Подруга смерила меня недоверчивым взглядом.
Почему ты не хочешь с ней видеться? спросила она.
Потому что ты знаешь мою историю. Литиция бросила меня и уехала черт знает куда.
Сюда.
Отношения у нас на расстоянии, но всякий раз, когда происходят редкие встречи, мне крайне неловко. Да и ей тоже. Я была зла глубоко внутри, а ей глубоко внутри стыдно. Однажды я ей все высказала, и казалось, что станет легче. Не стало.
Ты злишься из-за ее уезда? уточнила Мизуки.
Нет, я больше не злюсь. Мне уже двадцать, я прошла через подростковый период, вылила всю злость и ненависть в то время. Я давно смирилась.
Мизуки накинула на себя теплый халат, грея руки, а я обняла ее и вернулась к готовке.
Если тебе действительно невыносимо и город призраков преследует тебя по пятам, я свяжусь с мамой, она даст отвар, согласилась я, мелко нарезая капусту.
Да ладно, ответила подруга. Раз отношения у вас натянутые, не стоит. Может, и впрямь на занятия по медитации записаться.
Ну, хорошо.
Накрошив капусту, я нарезала ветчину и гребешки. Поставила вермишель вариться и принялась делать соус окономияки. Несложное дело, но требует крайне правильных пропорций. Мизуки тоже без дела не сидела согревшись, она месила тесто.
Через час в сковороде, объятый паром, поднялся чудесный окономияки такой, каким я его готовила всегда. Мизуки вдохнула запах горячей японской пиццы и облизнулась. Достала из холодильника красное вино и игриво потрясла бутылкой.
Мы же договаривались
А я не виновата! воскликнула та. Тебя долго не было Я решила, ты нашла новую подругу, и с горя сходила купить вина
Сочиняешь ты знатно, рассмеялась я и негодующе взглянула на бутылку. Ладно. Открывай.
Ура!
Хоть я и не любитель алкоголя по многим причинам, обусловленным магией Ши-Ян, и парочкой личных, это вино прекрасно вписалось в уютный домашний вечер. Полусладкое, терпкое, ненавязчивое и с приятным послевкусием. Я выпила три полных бокала, закусывая приготовленным блюдом, и болтала с Мизуки на отвлеченные темы.
Пожалуй, мы обе заслужили этот вечер.
Так, какие у нас планы? спросила Мизуки, и не успела я открыть рот, как она выставила указательный палец. Ответы наподобие «разберемся на месте» уже не прокатят.
Ну-у Ты спросила, помню ли я, как все начиналось Беда в том, что ничего не закончилось. Ты же это понимаешь?
Понимаю.
Сэр не объявлялся с того момента, как отдал твою новорождённую маму в роддом, директор Академии пропал, а Зверь объединяет в себе три человека, пока четвертый предположительно на свободе
Я что-то не совсем понимаю, покачала головой Мизуки. Ты будешь учиться в Академии? Ну, в смысле ты спасла ее, вернула из многолетней вербовки Зверя. Неужели тебя не могут зачислить без экзаменов? За твои-то заслуги!
Нет, к счастью.
К счастью? недоуменно захлопала подруга ресницами.
Все ши-янцы одинаковы. За нашими плечами нет ни плохих, ни хороших поступков. Все это мы оставляем позади. К тому же, поступление в двадцать два года. То есть через двадцать три месяца и сколько-то там дней.
«Оставляем позади»? повторила Мизуки. То есть, поступив, мы перестанем видеться?
Нет, мягко улыбнулась я. Не перестанем. Я имею в виду, перед Академией все равны, равны и условия. Никакого «зачисления по знакомству».
Мизуки понятливо закивала.
В общем, ничего не закончилось, как я и сказала, но у нас с тобой есть жизнь. Я бы вот очень хотела вернуться домой и увидеть дедушку с Акико. Но все еще не могу.
Почему?
Сэр, вздохнула я. У нас договор.
Разве он не отменился, когда ты вырезала печать?
Нет, помотала я головой. Все еще сотрудничаем.
Понятно. Ну, ты знаешь мое к нему отношение. Мутный типчик.
Он спас меня, вздохнула я. Из своих личных интересов или нет, но если бы не он, никакой Коан бы сейчас не было. Так или иначе, мы какое-то время проведем в Мекксфорде.
Не зря я, все-таки, работу нашла.
Внезапно прямо перед нами вспыхнул сияющий светло-голубой портал, своим ветром снеся всю посуду со стола, остатки окономияки и бутылку недопитого вина. Мизуки от страха вжалась в диван, а я вскочила на ноги и прикрыла подругу собой.
Из портала, поправив очки, вышла профессор Монтгомери.
Глава вторая. БУКЕР. МАЛЕНЬКАЯ ЗАВИСТЬ
Это был дождливый осенний вечер неизвестного года. За окнами университета давно село солнце, и город накрыла тьма. Преподаватель истории, Букер Элиот, все еще проверял работы студентов, засидевшись в огромной пустой аудитории. Октябрьский холод одолевал толстые стены одной из самых старинных школ города. Мужчина набросил жилетку, растер руки и размял кисти. В аудитории горела лишь настольная лампа, и лучи ее освещали один преподавательский стол, за пределами которого восседал беспросветный мрак. Когда в окнах сверкала молния, Букер Элиот отрывался от сотен тетрадей и поднимал уставшие глаза вдаль, где его взгляд ненадолго застывал, а затем он вновь возвращался к работе.
Букеру двадцать восемь. Всю свою жизнь он мечтал стать ученым-исследователем, лучшие свои годы посвятив изучению истории. Но так сложились обстоятельства, что ничего, кроме работы преподавателем в институте, он достичь не смог. Не то чтобы Букер жаловался на свою жизнь он любил вести лекции. Но бывают дни, когда плохое настроение берет верх, и бедолага убивается на предмет своей «несостоятельности» и обрушившейся мечты, потягивая бутылочку пива у себя дома. Именно сегодняшний день, начиная с самого утра вплоть до глубокого вечера, Букер провел в удручающем состоянии, подавленном и в целом грустном. Утром институт навестил самый известный в городе историк с огромной лекцией, которая слушалась во все уши. Это был пожилой мужчина шестидесяти лет с отменными навыками оратора, хорошо поставленной речью и изумительным умением держать внимание на себе и каждом слове, которое он произносит. Букер восхищался этим человеком. Наблюдая за тем, как бесстрашно он стоит в аудитории и заглядывает в глаза каждому, Букер чуточку завидовал, но в глубине души мечтал стать как он. Элиот не умел разговаривать громко и свободно, оратор из него был никудышный, а лекции он рассказывал, глядя себе под ноги. Любой живой контакт сбивал его с толку, и парень ничего с этим поделать не мог.
Отчасти, как раз это и являлось причиной его несостоятельности, ведь страх всегда диктует условия, делая поражение неизбежным.
Проверив последнюю тетрадь, Букер снял очки и протер глаза. Перед ним все казалось размытым и раздражительно ярким. Нужно вкрутить лампочку чуть тусклее, подумал он. Встал из-за стола, взял под руку стопку работ, отнес их в свой кабинет и спрятал в ящик. Он мог бы забирать работы на дом и проверять их там, но парень любил уходить из института «чистым». Без лишних заданий, чтобы можно было сразу завалиться на диван и включить телевизор.
Собственно, так он и поступил.
Жил Букер один. Год назад он расстался с горячо любимой девушкой и болезненно пережил разрыв. Ушел в себя, ни с кем не разговаривал, пристрастился к алкоголю. Студентам отчитывал лекции, будто по инструкции, и шел домой. Никуда больше не ходил, жил двумя единственными локациями. Так продолжалось четыре месяца, пока он не смирился с реальностью. Может, алкоголь помог или время вылечило. А может, и то, и другое.
Я не могу оставаться с психом, заявила его девушка и хлопнула дверью. Вот так просто.
Хотя не все так просто. Психом Букера еще никто не называл. Не находилось повода. Но однажды повод сам себя нашел. Дело в том, что замкнутость и постоянное общение с самим собой развила в парне богатый внутренний мир, ставшим одной большой фантазией или же, скорее, навязчивой идеей. Причем непонятно, как именно она навязалась и что ее могло спровоцировать. Букер никогда не делился происходящим внутри его головы, где разворачивались целые события, решались судьбы людей, к которым он, казалось, не имел никакого отношения Однажды парень поведал об этом своей девушке, которая настороженно приняла его откровение. Но только оно переросло чуть ли не в помешательство, девушка покрутила пальцем у виска и оставила бедолагу одного.