Однако вы сказали о роли, которую Одно дело заунывно читать собственные стихи Готовцев с грустной улыбкой посмотрел на «усачей», как он про себя окрестил собеседников. На того и на другого.
Анатолий Иванович успокаивающе похлопал Готовцева по его нервно сжимающей левое колено руке.
Да, предстоит исполнять определённую роль, однако требоваться тут будет не актёрское мастерство, а как раз то, о чём я только что говорил: собранность, ответственность и другие аналогичные качества.
Но, надеюсь, не роль же иностранного шпиона мне придётся играть, если соглашусь? спросил Готовцев, улыбаясь абсурдности такого предположения. Он только теперь заметил, что они уже не стоят около столовой, а куда-то едут.
Нет. Вы правы. Но лишь отчасти, быстро откликнулся Анатолий Иванович. И широко и добродушно улыбнулся.
А затем последовало это заявление «товарища из Москвы» о том, что Готовцеву предлагается исполнить роль резидента ЦРУ. Готовцев, ошеломлённый, было уж, рассмеялся (откачнулся назад, приоткрыл рот, издал даже какой-то звук), однако что-то во взгляде Анатолия Ивановича остановило его. Он понял: это не шутка. А что же тогда?
Ваши документы, пожалуйста! неожиданно даже и для себя потребовал Готовцев, став предельно серьёзным, и протянул руку, сначала в сторону Анатолия Ивановича, потом пред очи обернувшегося Владимира Николаевича. И вновь вернул её ладонь кверху к лицу Анатолия Ивановича. Ну-с!
Владимир Николаевич, притормозив, поспешил сунуть руку под куртку, однако Анатолий Иванович остановил его, выбросив вперёд руку и легко коснувшись плеча коллеги. Затем он неторопливо вынул своё удостоверение и предъявил его Готовцеву. Ознакомившись с представленным на его обозрение документом, Готовцев призадумался.
Если решитесь, позвоните по этому, вот, телефону, услышал он голос Анатолия Ивановича и увидел вручаемый ему золотистый прямоугольничек визитки. Вечерком, с восьми до десяти. Сегодня или завтра. Или послезавтра. Но не позднее.
Хорошо, товарищ полковник. Надумаю позвоню. Или господин полковник?
Анатолий Иваныч, Михаил Петрович. Называйте меня Анатолием Иванычем. Владимир Николаич, здесь, не доезжая до проходной, остановите. Ну, всего хорошего, Михаил Петрович!
А
Подробности потом. Если сговоримся. Но, Михаил Петрович, никому ни слова о нашем разговоре. В любом случае. Тут ничего, надеюсь, объяснять не надо. Даже жене говорить не следует.
А если не позвонит? спросил Чистяков после ухода Готовцева.
Позвонит, ответил Анатолий Иванович. Не сегодня, а завтра. Если обстановка в семье такова, как вы её обрисовали
И всё-таки?
Подготовьте другой вариант повторного выхода на Готовцева. Только он. Времени у нас в обрез. Боюсь, к первой встрече с Фээм так и так опоздаем.
Анатолий Иванович ошибся, ибо не успели они отъехать, как Готовцев вернулся и, нагнувшись к приопущенному стеклу правой передней дверцы, выкрикнул:
Согласен! Я согласен! Я живу Я живу тяжело. Словно что-то зацепило и тащит по жизни волоком и след неглубок, и бока ободранные. Бескрылая приземлённая повседневность сушит мозг и растягивает, словно резиновый шарик, сердце. Да, я согласен! Я буду согласен. Если сумма меня устроит.
Ну и отлично, произнёс Анатолий Иванович с некоторой неуверенностью в голосе. Вы в десять уже дома?
Да, завтра, около десяти.
Вот и договоримся, когда и где встретимся.
Если договоримся, кивнул Готовцев. Затем, резко выпрямившись, развернулся и ушёл.
Чистяков бросил на Анатолия Ивановича встревоженный взгляд.
Время. Да, времени не остаётся, вздохнул Анатолий Иванович.
Этапы персональной эпохи перемен
Сдав дежурство, Готовцев вышел за ворота комбината и направился в сторону дома. Однако вскоре свернул влево и пошёл, ускоряя шаг, в направлении центра города. Домой явился лишь спустя три часа. В коридоре его встретила жена Ирина.
Где ты был? подозрительно его осматривая, проговорила она.
Готовцев глянул в сторону кухни.
Он не там?
Он у себя. Успокойся. И обувь поставь на место. Сколько раз можно говорить?
Ладно-ладно. Смотри. Видишь? Готовцев запихивает туфли в обувной шкафчик.
Сын поговорить хотел по поводу квартиры. Ты же знаешь, на каникулах ему хотелось бы
Знаю, невольно сцепив зубы, перебил Готовцев. И тебе прекрасно известно
Знаю, невольно сцепив зубы, перебил Готовцев. И тебе прекрасно известно
У тебя есть деньги нанять кого-то? Или всё я должна? Ты даже обещал, помнится.
Так получилось выдавил из себя Готовцев. Ну, не могу я туда
А вообще-то, решение мы принимали вместе. И куртку повесь как следует. Кстати, какой-то Владимир Николаич два раза звонил.
Что он сказал? Готовцев вешает куртку на плечики.
Что он мог сказать? Просил позвонить. Кто он и что у вас за дела, я хотела бы знать?
Случайно познакомились. Дело своё хочет Ну, компаньона ищет.
Среди сторожей? Понятно.
Что тебе понятно?
Наобещал человеку, а потом Ирина преградила Готовцеву путь в ванную. Какое дело-то?
Да коммерция что ещё!
Готовцев проскользнул мимо жены и попытался закрыть за собою дверь, однако Ирина сунула руку в дверной проём и превентивно взвизгнула:
Ой-ой!
Отойди! приказал Готовцев.
Чуть руку не оттяпал же! Ирина вошла в ванную. Что вы там продавать собрались? И какой из тебя продавец, извини за выражение?
Пока просто треплемся.
Ты же трус.
Готовцев хмуро глянул на жену и отвернулся.
Ты не понимаешь.
Да уж где мне.
Мне умыться
Готовцев левой рукой поднял валяющийся на дне ванны шланг душа и, одновременно с этим, другой рукой перебросил рычажок на смесителе вправо.
Кто он такой? не отстаёт Ирина.
Готовцев открыл кран холодной воды, и несколько десятков струек воды выскочили из дырочек рассеивателя, почти вплотную приближенного к бедру Ирины.
А-а-а! завопила Ирина.
Прости, сказал Готовцев.
Ты специально! Ирина выбежала из ванной комнаты.
Может, и специально, пробормотал Готовцев. Подумаешь, преступление. А совать свой нос
Спустя полчаса, улучив момент, Готовцев вынул из кармана куртки золотистую визитку и позвонил по начертанному на ней синей пастой местному номеру. Другие два, типографски исполненные, были тщательно зачёрканы той же синей авторучкой. Отозвался Анатолий Иванович.
Не хотелось бы, чтобы нас с вами видели вместе, поздоровавшись, сказал полковник. Поэтому предлагаю встретиться в кинотеатре.
В кинотеатре?! вырвалось у Готовцева.
Да. А что вас смущает?
Но Готовцев уже протащил через проектор памяти коротенькое воспоминаньице о последнем посещении кинотеатра десяток или дюжина зрителей в огромном зале и поспешил согласиться:
Идёт. В кинотеатре так в кинотеатре.
Кинотеатр «Луч», сеанс на шестнадцать часов. Устроит?
Буду.
Михаил Петрович, вы придите, пожалуйста, чуть пораньше, посмотрите, нет ли знакомых. В зал входите среди последних и садитесь где-нибудь в сторонке и повыше, а я присоединюсь к вам, проинструктировал Готовцева Анатолий Иванович и попрощался.
В течение последующих часов Готовцев неоднократно обращался мыслями к предстоящей встрече в кинотеатре «Луч». Возникали предположения и о розыгрыше. Состряпать удостоверение это проще простого. Купи корочки соответствующие и оформляй их хоть на полковника, хоть на генерала. Печать? Так он ведь печать-то и не разглядывал. Может быть, там значится какое-нибудь ТОО или ООО, которых сейчас хоть пруд пруди. Вот только кто способен столь основательно всё подготовить, что даже ввести в заблуждение его, Готовцева, отнюдь не лопуха? И эти двое типичные гэбэшники. На «Волге». Знакомые графоманы для розыгрыша подобного масштаба, пожалуй, мелковаты.
Да и не осталось никого. Это он Да, он, Михаил Готовцев, один из немногих, кто держался так долго. Будучи к тому же не прозаиком, а поэтом. И «пускай поэт в картине утопии опишет всеобщую человеческую любовь существующей» Но это сделает не поэт Готовцев. Он вышел из дому. Теперь он вряд ли когда-либо создаст нечто нежное, романтическое, ласкающее уродливо-сильную душу современного читателя.
«Вышел из дому» это так, ну, образное выражение, что ли, относящееся к переменам в его жизни, имевшим место пару месяцев тому назад. А из дому он выходил и прежде. По утрам. Работая дворником там же, где и проживал в течение целого ряда лет. Почти столько же работая, сколько и проживал. Он убирал вокруг двух домов, потом шёл на планёрку и выслушивал всё, ему непосредственно адресованное. В необходимых случаях кивал и улыбался. Он выучил наизусть время выхода в телеэфир очередных порций сериалов, которыми увлекались его коллеги, преклонных лет тётеньки по преимуществу. Старушки уважали его. А он наблюдал за ними и вспоминал свою бабушку, думая, что когда-нибудь он напишет о ней книгу. Не сейчас, а когда окончательно станет прозаиком. Когда состарится, возможно. Пожилые женщины спрашивали, смотрел ли он вчерашнюю серию. Нет, честно отвечал Готовцев и добавлял, лукавя: не получилось, мол. И выслушивал пересказ серии. Не слушая, однако что-то всё-таки улавливая. То, что пробивалось сквозь маску рассеянности, удобную для него и не очень оскорбительную для рассказчика.