Мы побелили солнце - Ксения Евгеньевна Букина 6 стр.


 Ну займите другой класс,  Игорь заметно раздражается. Резко ставит передо мной тарелку с борщом.  Ничего страшного не случится. Фильм свой на флешку перекиньте Дань, тебе со сметаной?

Вздрагиваю и медленно мотаю головой.

 А хлеб будешь?

Снова мотаю.

Холодно.

 Ну ешь тогда,  бросает и вываливает из баночки в вазочку клубнику. Посыпает ее сахаром и кладет сметану. Вновь обращается к бабке с грубым голосом:  Вы фильм этот из дома принесли? Дома звук был, проверяли? Может, файл изначально был багнутый.

 Был звук, мы с мужем даже смотрели самое начало! Ну займу я другой класс, так компьютер же от этого не починится!

Ныряю ложкой в кровавую жижу. Игорь садится напротив меня, а я прячу взгляд. Он так беспечно говорит со старухой, и меня это даже не улыбает. В этом точно было что-то неправильное, как неправильны нежные цветы на постере фильма о серийном убийце. Я мерз и мелко дрожал, меня пробирала необъяснимая тоска, я шмыгал носом и хотел домой. Так резко и так несвоевременно!

А Игорь продолжал разговаривать, создавая уродливый гротеск.

 Колонки проверьте. Соединение тоже, вдруг они отключились или проводки отошли. Колесики покрутите. На самом компе или в видосе может быть звук на минималке, проверьте.

 Так сам компьютер это же колонки!

 На компе отдельная громкость есть. Может, у вас звуковая карта вырубилась. Через «этот компьютер» в «свойства» зайдите. Далее «звуковые устройства», вот там и ткните галочку на звуковой карте. Ну или на крайняк драйвер слетел, тут только переустанавливать.

Дрожь усиливается. Почему-то немеет все тело, и даже пропадает аппетит. Ощущается привкус вчерашней рвоты.

И даже от вида супа хочется прочищать желудок.

Я решительно отодвигаю тарелку, чуть не сбив Игоревскую вазочку с клубникой. В извинение поднимаю на него измученный взгляд и только сейчас замечаю у него прокол чуть выше верхней губы. Игорь, будто почувствовав взгляд, привычным жестом теребит и растягивает его. Видимо, чтоб не заросло серьгу-то он не носил.

 Тут «этого компьютера» нет, тут только «мой компьютер».

 Винда старая, это то же самое. Вам чего, гордость не позволяет другой класс занять? Как раз информатичка вроде в отпуске, туда шуруйте.

 Слушайте,  я вздрагиваю, потому что она выходит из себя.  Вам деньги платят не за консультации! Сами сюда езжайте и ищите «эти» и «свои» компьютеры! Ваша, в конце концов, обязанность!

 Уже мчусь,  и палец Игоря тыкает в красную кнопку.

Но вместо того, чтобы мчаться,  спокойно подцепляет миниатюрной ложечкой ягоду и отправляет в рот. Тоненькие пальцы перестукивают на столе мелодию, а Игорь спокойно запевает:

 Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день. И билет на самолет суп вкусный?

Пожимаю плечами.

 А вы через силу пытаюсь улыбнуться, хотя тело заходится в ознобе. Хоть бы не заметил На работу не поедете?

 Да шла она нахер.

 И вас не уволят?

 Кто? Маразматичная физичка из-за «Занимательной астрономии»? Не думаю. Рабочий день до четырех, мы с Валерой устали и хотим отдохнуть.

 А Классно.

Он кривится. Доедает клубничный десерт молча. Я тоже стараюсь молчать, натянув капюшон по самую переносицу, прикрыв нижнюю часть воротником свитера и на всякий случай придерживая темные очки, чтоб не слетели.

А Игорь открывает окно.

На улице собирается дождь, шторы раздуваются пузырем от ледяного ветра а он открывает окно, чтобы покурить.

На всякий случай я хочу промыть тарелку после супа вдруг у них так принято? Но порыв ветра пробивает меня уже не на дрожь, а на судорогу. Даже руки не слушаются, бешено дергаясь посторонний человек бы решил, что я героиновый нарик, причем в запущенной стадии.

Но Игорь никак не реагирует. Он не видит. Он вообще старается меня не замечать.

Укрываясь в спасительном свитере, возвращаюсь в комнату. Достаю старенький ноут. Запускаю симулятор охоты единственное, что тянул комп.

Но я не играю.

Странное чувство застает меня, такого маленького и спрятанного, такого больного и ненужного. В этот момент я видел себя таким и считал себя таким. Поэтому, сложив ноутбук снова, я обнимал его так любяще и крепко, как, наверное, мог бы обнять каждого, кто был бы не против. Но сейчас, когда рядом не было совсем никого, я прижимал к сердцу старенький, постоянно ломающийся ноут единственное, что у меня осталось из прошлого. Ласкал его поцарапанную крышку и плакал.

Не знаю, почему вдруг именно сейчас на меня нахлынуло это чувство невыносимого одиночества. Словно что-то кольнуло в сердце и оторвалось, выпало осколком и затерялось в океане. Кажется, я что-то почувствовал а, может, осознал. Предвидел. Или ошибался.

Я скулил пронзительно, размеренно и ровно, разнося подрагивающий плач по всей черно-синей комнате. Я выл тонко и прямо, до боли стискивая старый ноут. Я замерзал в пропитанном слезами свитере. У меня не было сил накрыться одеялом. У меня, порой, не было сил даже на вздох. Непонятная слабость и необъяснимая истерика; какая-то уязвляющая, животная тоска по дому и бабушке.

Мне было плохо. Нечеловечески плохо.

Потому что сейчас я понимал, что я действительно одинок. Меня отвращали даже шутки Игоря и его редкое внимание ко мне. Отвращала мать с ее назойливостью. Отвращал город и пятиэтажная клетка, этот смог снаружи. Отвращал желтый и его боязнь.

Не знаю, сколько времени бы это еще заняло.

Мне пришлось успокоиться, потому что вошла мать. Только вернулась, наверное, с работы.

Я сразу отворачиваюсь, натянув капюшон и укрывшись одеялом вместе с ноутбуком. Не хочу жалости, не хочу вопросов вроде «а что случилось?» и восклицаний типа «ну ты же мальчик!».

Но, кажется, она не настроена сейчас лезть.

И я понимаю, в чем дело, когда ее холодная рука ложится на мое плечо. Молча, без единого слова. Она не понимает меня, нет, скорее я ее понимаю.

 Дань, нам нам нужно серьезно с тобой поговорить.

И я сразу замечаю вещь, которую не смог спрятать ни ее вымученно бодрый тон, ни ледяные прикосновения.

Она тоже плачет.

"Отмучилась".

Лимон и Похороны

Бабушку хоронили, как и полагается, на третий день.

Я ничего не понимал. Я словно находился в астрале. Утратив способность плакать, есть, даже мыслить, я овощем лежал на кровати и смотрел в потолок. Будто похоронили в тот день меня, а не бабушку. Будто умер я, а не она. Будто меня замуровали в толстый купол, где я плаваю в жидком азоте и сплю. Сплю, сплю, вечно сплю, как показывали фильмы о космосе. Персонажей в них замораживали, чтобы они долетели до нужной планеты и не состарились, но только до какой планеты летел я?

Может, милосердный организм сам меня и заморозил. Пожалел, чтоб я не мучился. Порой, я даже задумывался: почему я вообще тут нахожусь?

Кто я вообще такой?

Я не пришел на похороны. Хотел бы, страшно хотел, но не смог! Мое тело на тот момент все еще было в криогенной заморозке. Я не видел и не понимал ничего, что происходило вокруг. Я спал, я все это время спал, только с открытыми глазами и не мог проснуться. Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Словно душа, вышедшая из тела, изо всех сил бьется и пытается снова в него вернуться и не может.

Но хуже мне стало только тогда, когда заморозка начала проходить. Точно так же проходит анестезия, а боль возвращается.

И это были самые мучительные дни.

Каждая мысль о бабушке была настолько болезненной, насколько болезненно засадить ржавый гвоздь в свежую рану. И я ревел, я ревел с такой силой, что меня снова начинало рвать.

Мать, конечно, крутилась рядом. Помогала мне дойти до туалета, пыталась кормить бульоном, но любую еду мой желудок упрямо из себя исторгал. Я не слышал даже ее слов только звон в ушах. Я не видел ее лица лишь черное, подрагивающее пятно.

Я ревел, а если слезы кончались икал, корчился в лихорадке или наполнял желчью таз возле кровати. А когда проваливался в сон видел бабушку, видел ее в самых разных эпизодах моей жизни. А в конце всегда похороны. Похороны и я снова просыпаюсь весь мокрый от слез. Корчился, ползал по кровати, пронзительно звал ее в темноте

Я помню, что приезжали врачи. Я помню даже, что именно Игорь настоял на приезде скорой, но лучше мне от их визита не стало. Они назначили сильные антидепрессанты и что-то вкололи мне, но после этого я снова впал в былую заморозку.

Сегодня будет третий день, как мне полегчало. Вернее, третий с момента, когда я смог считать дни.

И тогда мать заговорила о школе.

Я уже мог слышать и слышал, как она спорит по этому вопросу с Игорем. И как удивительно хладнокровно он ей отвечает.

 Да ты хоть понимаешь, что это не мой дом! Мама, кажется, всерьез на меня обиделась, раз завещала дом Лоре. Даже не Дане, а Лоре!

 Может, потому что твоя сестра старше пацана и в состоянии распоряжаться домом?

 А разница? Он с теткой всю жизнь будет ютиться в своей гнилой деревеньке? Да тут и думать нечего, в городе в школу пойдет.

Назад Дальше