Вопрос был с очевидной подковыркой, Тома не могла этого не понимать, но я все-таки сделал предостерегающий жест, на который старший инспектор сразу обратил внимание и укоризненно покачал головой.
Заколол пробормотала Тамара. Никого он не мог заколоть этим
Да-да, отступил Стадлер, я имею в виду, заколол по сценарию либретто, как это у вас называется.
В правой, решительно сказала Тома. Мы много раз репетировали эту сцену, Томмазо стоял передо мной, чуть справа, я была спиной к залу, а Том Винклер выходил из-за группы хористов, значит, тоже справа от меня, и правой рукой
Точно правой?
А что, не удержался я от вопроса, вы смогли доказать, что удар был нанесен левой рукой?
Стадлер повернулся ко мне и внимательно оглядел с ног до головы, будто только теперь сравнивая мою личность с фотографией на документе.
Вы физик? спросил он. Я кивнул. Да, знаете Наклон и направление Удар, скорее всего, нанесен был левой рукой, причем Этот человек, убийца, ростом был ниже Винклера. Примерно как вы.
Тамара вскрикнула и прижала руки к щекам.
Вам это что-то напомнило, мисс? быстро спросил Стадлер. Говорите сразу, не задумываясь. Кого? Что?
Нет, пробормотала Тамара, и я, конечно, понял, что пришло ей в голову. Николас. Низкорослый левша Николас, вполне способный убить мать родную, лишь бы получить главную роль на премьере. Чепуха, и Тома это прекрасно понимала. Нет, просто удивительно.
Удивительно, кивнул Стадлер. Я вам так подробно рассказываю, потому что все равно это будет в вечерних газетах, вы же знаете журналистов, они из меня это вытрясли.
Он дернул плечом, но не стал развивать тему об акулах пера, мешающих работе городской полиции.
Если вам что-то пришло в голову, мисс, то, надеюсь, рано или поздно вы мне об этом скажете. Да, так мой второй вопрос, на который вы не ответили: держал ли мистер Винклер что-нибудь в левой руке?
Я нет, ничего. Не знаю. На Анкастреме был длинный черный плащ, и левая рука он держал ее под плащом, и я никак не могла видеть
Держал под плащом, задумчиво повторил Стадлер. Но ведь если бы он взмахнул левой рукой, вы могли это заметить.
Он не махал левой рукой! воскликнула Тамара.
Вы уверены? Это важно.
Послушайте, офицер, опять не удержался я от замечания, там, кроме Тамары госпожи Беляев было человек двадцать хористов.
Женщины, кивнул Стадлер с таким видом, будто женщина-свидетель есть существо, не способное заметить ничего, кроме фасона платья или формы серег.
Женщины-хористки, повторил я. Их-то вы спрашивали? И если хотя бы одна обратила внимание на то, что Анкастрем Винклер что-то делал левой рукой
Никто, сказал Стадлер, никто не обратил внимания. Эти дамы вообще на Винклера не смотрели, он им сто лет не нужен, все его движения они знали наизусть и потому следили только за дирижером, чтобы вовремя вступить.
Да, сказала Тамара, это верно, там для хора сложное вступление, надо быть очень внимательными.
Послушайте, офицер, я давно хотел задать вопрос, еще тогда, когда Стадлер попросил у меня документы, и сейчас, решив, что разговор пойдет по второму кругу, спросил, наклонившись вперед, чтобы видеть, как отреагирует старший инспектор на мою, скорее всего, не известную ему, информацию, послушайте, вы, конечно, знаете, что тогда же, когда был убит Гастальдон, в Стокгольме при аналогичных обстоятельствах убили тенора Хоглунда? Кстати, во время генеральной репетиции той же оперы Верди. Правда, в Стокгольме, в отличие от Бостона, ставили классический вариант не «Густава», а «Бал-маскарад».
Стадлер медленно поднял взгляд и уставился на меня так, будто я сообщил ему о втором пришествии или, как минимум, о новом нападении исламских террористов на небоскребы Манхэттена. Я подумал, что старший инспектор обладает телепатическими способностями и именно таким образом собирается получить у меня дополнительную информацию о происшествии в Стокгольме. Тома, вероятно, тоже не спускала с меня глаз, могу себе представить, как ее поразило это сообщение, но я-то в ее сторону не смотрел, я играл со старшим инспектором в гляделки и, должен признать, результат оказался не в мою пользу. Я не выдерживаю, когда не понимаю смысла послания, содержащегося в направленном на меня взгляде. Или смысла вопроса. Или вообще смысла.
Я опустил взгляд, и Стадлер тут же спросил:
Откуда вам это известно?
А почему это неизвестно вам? удивился я. В полицейских хрониках наверняка отмечено
Я не имел возможности в последние часы заниматься просмотром хроники, раздраженно сказал Стадлер. Вы можете ответить на мой вопрос?
Конечно. Об этом пишут все новостные европейские сайты. Давайте, покажу.
Я спросил взглядом разрешения у Томы и, сев рядом со Стадлером, положил лэптоп себе на колени. Тома что-то бормотала и, кажется, тихо плакала, утешать ее я все еще не научился, да и не так много за время нашего знакомства случилось событий, вызвавших у нее слезы. Я вошел в новостной сайт Assotiated Press, топ-заголовки ничего о трагедии в Стокгольме не сообщали, пришлось опуститься до вчерашних вечерних вот, пожалуйста, я кивнул Стадлеру и повернул лэптоп так, чтобы нам обоим было удобно читать с экрана.
Поразительно, пробормотал старший инспектор. Какая у нас с ними разница во времени?
Шесть часов, подсказал я.
Когда у них половина одиннадцатого, у нас половина пятого.
Здесь время указано приблизительно, сказал я, чувствуя, как инициатива переходит в мои руки, теперь я задавал вопросы и направление расследования ненадолго, конечно, но все-таки приятное ощущение. Но по своим каналам вы легко можете получить нужную информацию. И если окажется, что оба убийства произошли не только при одинаковых обстоятельствах, но и физически в одно и то же время
Чушь, сказал Стадлер. Что вы мне голову морочите, Бочкариофф или как вас там? Не мог один и тот же убийца в одно время оказаться в двух разных городах!
Господи! в изумлении воскликнул я. Мне и в голову не пришло бы убеждать вас в такой чепухе. Конечно, разные убийцы. Но вы не можете расследовать смерть Гастальдона, не приняв во внимание убийство в Стокгольме. Не бывает таких совпадений! Значит, прямая связь. Двое убийц, но один мотив. Договоренность. План действий. Не знаю это ваша работа. Я хочу сказать, что госпожа Беляева и вы легко это проверите у любого оперного агента, да хоть в компьютерной картотеке нашей Лирической оперы, никогда не была в Стокгольме, никогда не пела ни с Хоглундом, ни с ди Кампо
Ди Кампо? нахмурился Стадлер.
Вы же только что читали! Это исполнитель партии Ренато в шведской постановке «Бал-маскарада».
Послушайте, старший инспектор переводил взгляд с меня на Тому и обращался, видимо, к нам обоим, скорее даже к ней, поскольку вообразил, что я, будучи физиком, а не музыкальным критиком, смыслю в опере гораздо меньше примадонны, послушайте, вы сказали, что это один и тот же спектакль. Я чего-то не понял? Композитор один, согласен, но названия разные. Там что, одинаковые мизансцены в финале?
Это одна и та же опера, господин Стадлер, сказал я. В том-то самое удивительное. Долгая история на самом деле, но если в двух словах В одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году Верди, после того, как закончил переделывать «Стиффелио» новую версию он назвал «Арольдо», искал сюжет для следующей оперы
Послушайте, господин Бочкариофф, раздраженно сказал старший инспектор, у меня нет времени выслушивать ваши музыковедческие истории.
Но это важно! я повысил голос. Пять минут, и вы сами поймете, насколько это важно для вашего, черт побери, расследования!
Ну, коротко бросил Стадлер.
Так вот, после премьеры «Арольдо» Верди искал пьесу, которую мог бы переложить на музыку для неаполитанского театра «Сан Карло». Опера должна была быть представлена в карнавальный сезон следующего года. В поисках темы Верди перечитал огромное количество всякого хлама, и тут на глаза ему попалась пьеса французского драматурга Эжена Скриба «Густав III, или Месть в домино». Сюжет показался Верди увлекательным, но
Нельзя ли короче? Вы уже потеряли минуту из пяти.
Не будете перебивать будет короче. Так я о чем? Да Увлекательный сюжет придворные интриги, пророчество, любовь, ревность, убийство на балу все, что требуется, чтобы публика с замиранием сердца
Господи! Стадлер хлопнул по колену ладонью.
с замиранием следила за действием. Но на этот сюжет в тридцать шестом году французский композитор Обер уже написал оперу, и она с успехом шла в течение нескольких сезонов. К тому же, у Верди не было либреттиста. Франческо Пьяве, который написал для Верди «Риголетто», «Травиату»