Звёздная Ночь
Ночи необходимо многое совершить. Она ни то вздохнула, ни, то застонала, подумала о своём и вздохнула вновь, облегчённо, горько. Растрогалась и сама получила по носу, как бьющей с отскоком колючей веткой. Ночь будто бы надвое разрывает: одна её часть тянется туда, где было дымчатое тихое минувшее утро, когда навсегда ушла дорогая душа, а океан неизменно стоял в необычной дали; но другая часть упрямо, строптиво застряла тут, на лужайке, возле незнакомого дома со знакомыми обитателями. Перед собой она видит холст он словно взмывает и, белый, неумолимо навязывается глазу, и холодною белизной корит за все эти дёрганья и треволнения, за зряшную трату эмоций вечера и половины ночи. Ночь призывает саму себя к порядку; и покуда расстроенные чувства покидают в смятении поле, как и она сама покидала завершившийся период жизни, Ночь начинает разбирать вещи, самые личные и самые сокровенные в кладовке. Те, что нельзя никому показать.
Подобным образом она и проводит оставшуюся половину темноты, рассуждая, как она будет рассказывать о них через несколько месяцев. Не знает Ночь, когда именно, но точно уж расскажет, поведает хоть кому-нибудь. Но сперва завоюет её сердце.
Грейс
После очередного выступления к вечеру я наконец-то возвращаюсь. Измотанная, но счастливая, проведавшая мать с отчимом и встретившая продюсеров на обеде в ресторане, я в конце концов вспоминаю о своих планах. Часы бьют пять вечера.
Собравшись, выбегаю на улицу из дома, а внутри зреет неоправданное волнение; Логан ждет меня в машине и безостановочно сигналит, пока я не села внутрь.
Ну и как прошли твои выступления? интересуется Логан вместо приветствия.
Я пересказываю события прошедших дней до того момента, как мы заезжаем на парковку кофейни и, чертыхаясь, вбегаем в помещение. Нет ни одного знакомого, даже Нэт сегодня не её смена.
Что-то Али с Алексом задерживаются, стонет он и жестом указывает мне на свободный столик, предлагая занять его.
Впрочем, как и всегда.
Голубоглазый брюнет выхватывает телефон из моих рук, ладонью другой руки множество раз ударяя о поверхность стола, подражая барабанной дроби. Вопросительно изгибаю брови с дружеской улыбкой на лице.
Скажи мне, вы с Зедом помирились? Я волнуюсь за ваши отношения
Но только я хочу ответить, как фигуры Али с Алексом всплывают возле нас; их мокрые волосы, помятая одежда, обычно такое неуловимое счастье здесь приобрело чёткое выражение. Они присоединяются к нам; неоновое освещение включается, музыка постепенно убыстряется. Солнечные лучи, растворённые в воздухе, скоро становятся невидимыми. Темнота расплёскивается за окном.
Насильно вырываю себя из дремотного состояния и сквозь отрешённость изучаю большую заходящую внутрь компанию. Столь разнородный состав, но один парень выделяется из общего контекста. Это это Дилан. Ну, конечно же! Первая ловлю глубокий карий цвет и улыбку; вот его замечают остальная троица. Знатный художник с выставками по миру; человек поразительной одарённости я сама видела; он неизвестно зачем переехал в небольшую провинцию и уже обзавёлся теми, кто прыгает на него и кружит возле как стервятники.
Дилан! вскрикивают они почти хором.
Может быть, ты всё-таки сядешь? предлагает Алиша, как самая близкая ему из всех нас; она всегда так харизматично изгибает брови.
Дилан переводит взгляд на Али, а затем на меня и Логана. Вот он уже обходит наш диван, взбирается на сиденье позади, перешагивает спинку и приземляется, протискиваясь, меж мной и Алексом. Крайне открытый тип, этот Барннетт! Официантка принимает его заказ: фильтр кофе и пепельницу. Я отпиваю скотч Логана. Я заметила, что Дилан всегда ест немного, никогда не наедается до отвала, только по мере голода, а порой и вовсе забывает поесть в порыве творчества. Теперь я отпила из другого стакана; напиток жжёт так же, как и джин, но я люблю это.
Как твоё выступление, королева? Вернее сказать атеистишка.
Да, у Дилана есть этот императив к самовыражению эта восприимчивость к любым изменениям чувств другого, то бишь чувственность и чувствительность. Чтобы владеть техникой рисования, необходимо тонко чувствовать человеческие души (это значит разбираться в литературе). Почти что невозможно рисовать человека, не зная, что скрывается под его кожей. Какие органы, сухожилия, мышцы и связки. И лицо необходимо рисовать, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что происходит в человеческих душах. И Дилан это знает. Неожиданно звонит мой телефон (личный маячок, кравший информацию обо мне, ей-богу, не люблю телефоны), и Кэррол говорит в трубку на другом конце Портленда:
Как твоё выступление, королева? Вернее сказать атеистишка.
Да, у Дилана есть этот императив к самовыражению эта восприимчивость к любым изменениям чувств другого, то бишь чувственность и чувствительность. Чтобы владеть техникой рисования, необходимо тонко чувствовать человеческие души (это значит разбираться в литературе). Почти что невозможно рисовать человека, не зная, что скрывается под его кожей. Какие органы, сухожилия, мышцы и связки. И лицо необходимо рисовать, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что происходит в человеческих душах. И Дилан это знает. Неожиданно звонит мой телефон (личный маячок, кравший информацию обо мне, ей-богу, не люблю телефоны), и Кэррол говорит в трубку на другом конце Портленда:
Грейс, поезжай к дому Виктории.
Ты говоришь о моей сводной сестре? Что-то произошло?
Надеюсь, ничего серьезного, отвечает она беззаботно, не тревожась ни о чем и ни о ком, но я слышу через трубку фоном нервозный голос Майка; все же Виктория его дочь от первого брака.
Я прошу прислать мне адрес сестры, будучи настороженной от неожиданности подобной просьбы о девушке, которую видела всего однажды. Когда я удивляю известием друзей, Дилан кладёт обе руки на стол и внимательно изучает обстановку.
6
Грейс
Полицейская сирена одиноко разрывает воздух, звуки прибоя. Я вжимаюсь в спинку сиденья вместе с Логаном и немым взглядом умоляю друзей ехать быстрее; мать так и не объяснила, что произошло. Мотаясь по извилистым склонам, мы проезжаем кварталы, которые этой ночью подобны туманному Константинополю в тенях. Заворачиваем за угол улицы, и перед нами открывается вид на площадь соседской общины, куда выходят палисадники домов. Их заливает свет фар полицейских машин. Логан останавливает автомобиль, оборачиваясь ко мне всем телом и намереваясь что-то сказать. Но к тому моменту я выбегаю на улицу, захлопывая дверцу так, что тонированные задние стекла звонко дребезжат. «Ничего серьезного?» судорожно спрашиваю я в пугающей атмосфере. В очередной раз мне позвонил Майк, и я пообещала ему не бояться полиции, ибо они слишком некомпетентны ни для исполнения своих угроз, ни для справедливого раскрытия дела. Мне было важно увидеть случившееся собственными глазами.
Шумно. Небольшая толпа собралась возле дома; полиция не подпускает их близко. Стремительно пересекаю площадь и натыкаюсь на руку мужчины средних лет в форме. Рыжие усы над его верхней губой поддразнивают, извиваясь в движении.
Полегче, девчонка. Это место самоубийства.
Самоубийства?.. Дух опускается ниже, куда-то прямо в пальцы ног, а мышцы живота стягивает сильнее. Впиваюсь ногтями в свою ладонь, чтобы проверить, реальность ли это. Я оборачиваюсь в поиске поддержки друзей, и ближе всех обнаруживаю знакомые фиалковые глаза.
Это моя сестра. Немедленно пустите меня! требую я. Ее отец уже едет сюда из Портленда, и это займет несколько часов! Рыжик оборачивается на вышедшую женщинадетектив с кофе в руках, жестом указывает на меня (я уже не вижу никого из своих друзей; мои мысли обратились в квинтэссенцию из обязательств перед тонкой душой Майка).
Детектив без промедления позволяет мне зайти на территорию дома. Неожиданно для всех, и даже для самой себя, я стремительно пробегаю изумрудный газон кузины и влетаю в дом. Я не откликаюсь на голос детектива, в беспамятстве взбираюсь по миндального цвета спиральной лестнице на второй этаж-чердак. Внизу слышатся громкие голоса. Здесь лишь одна большая комната, на полу сор и жутким образом раскиданы вещи; я задыхаюсь, когда впервые после гибели отца вновь сталкиваюсь со смертью. Тело крашеной блондинки двадцати пяти лет висит на люстре и резко контрастирует с наполненной светом комнатой. На запястьях Виктории я замечаю крепкие следы от стяжек, но вот меня уже выволакивают из комнаты.
Читатель, следующее, что я помню, это как я сижу в участке: серебристая мебель, такое же стекло, одинокий стол и два стула.
Вероятнее всего, она повесилась, Грейс. Пожилой следователь перешёл со мной на «ты», хотя никто ему и не позволял. Чувствую, как ком бесконечного напряжения постепенно проходит вниз по глотке вместе с тёплой водой. Все улики указывают на это, точнее, их абсолютное отсутствие.
А что до явно насильственных следов на кистях Виктории?
Сама себя привязала.
Вы видели погром в ее комнате, она защищалась! вскрикиваю я.