Слава долготерпению Твоему, Господи!
И клубы кадильного курения, подымаясь вверх, как бы уносят с собой их смиренные молитвы к подножию престола Всемогущего.
Где я? тихо произнес Ян.
Голос его был услышан молящимися. Старик Твардовский, быстро поднявшись, подошёл к постели сына и сказал:
У себя дома ты лежишь в моей опочивальне, дорогое дитя.
Но как же я сюда попал?
Да ты никуда и не выходил с тех пор, как вернулся от старца и прилёг отдохнуть Ты трое суток проспал мёртвым, непробудным сном, и я уже думал, что больше ты и не проснёшься
Юноша живо встрепенулся и воскликнул:
Отец, ты говоришь, что я спал: так всё это был один страшный сон?.. Ах! а я-то думал, что и в самом деле я спускался в ад и достал от сатаны роковой договор О, какой ужасный, тяжёлый сон!.. Но, погоди, это что такое?
Сбрасывая с себя одеяло, которым он был прикрыт, молодой Твардовский почувствовал в своей руке что-то крепко сжатое. Он взглянул, и лицо его осветилось необыкновенной радостью, он от восторга затрепетал всем телом: в правой руке своей он держал пергаментный свиток.
Отец! воскликнул он. Если я спал, не выходя отсюда, то как же очутился при мне этот пергамент?.. Взгляни, не проклятый ли это договор твой с дьяволом? И он подал свиток отцу.
Оцепенел от изумления и радости старый отец: он узнал свой договор. С криками восторга и плача от полноты счастья, он бросился обнимать смелого сына, а потом, взяв сверток, обратился к старцу, с любовью и восхищением смотревшему на происходившую сцену, и сказал ему:
Святой отец, что же сделать теперь с этой проклятой записью?
Дай ее мне! молвил подвижник.
Твардовский отдал ему запись.
Пан, теперь все кончено, и наваждение духа тьмы уничтожено Ты свободен от его власти. Да возвратится же на тебя Господня благодать, и да водворятся мир и спокойствие в твоем сердце! Взглянув на юношу, он продолжал: Мужайся, сын кой, и не забывай того, что видел! Берегись и рассказывать о тех мытарствах, которые тебе пришлось проходить. Помни, чадо мое, что вера и надежда для человека всё в жизни, а потому береги свою душу, избегай сетей демонских, удаляясь от зла и разврата; твори добро и люби ближнего. Пока не утратишь веры, до тех пор бессилен против тебя сатана. Прощайте! Начните новую жизнь, а я буду молиться за вас.
И старец мирно вышел от Твардовских
6. Канун праздника св. Иоанна. Укротитель.
В Кракове был канун праздника св. Иоанна. Звезды зажигались одна за другою на светло голубом небе, с запада золотистые лучи заходящего солнца и вечерняя роса покрывали густую листву садов, окружавших город своим свежим, зеленым поясом. Огни уже зажглись. Золотые кресты церквей горели как жар, а зубцы бесчисленных башен отчетливо вырисовывались в тёплом, золотистом тумане. Мерное пение гимнов раздавалось с протяжным, звучным ритмом в тишине наступающей ночи.
Богомольцы всех стран и всякого возраста собрались в Краков к празднику св. Иоанна Непомука, при мученической кончине которого, как говорит предание, появились на небе пять звезд, как бы свидетельствуя о его невинности. Вокруг соборного костела и на площади собралась густая толпа коленопреклонённых пилигримов с опущенными вниз головами.
Пирамиды свечей, сливаясь в одну сплошную массу, представляли из себя целое море огня; знаменитые «пять звёзд» ярко сияли над площадью. В вечернем воздухе не раздавалось ничего кроме торжественного пения церковных гимнов, воссылаемых к небу миллионами голосов, наполнявших ночное безмолвие торжественной и грустной мелодией. Несколько поодаль от толпы виднелся красивый человек, лет тридцати, в старинной одежде поляков и русских, как раз подходившей к его высокой, статной фигуре и бледному лицу.
Лицо его с первого же взгляда приковывало внимание, не столько по красоте черт, сколько по оригинальности и выражению. Оно носило на себе печать спокойной силы и в то же время неукротимых страстей. Его волосы, небольшие едва заметные усы и борода были тёмно-каштанового цвета; брови русые, прямые, резко очерченные над серыми глазами, светившимися каким-то фосфорическим огнем; рот тонкий, но никогда не улыбавшийся. Во всей его фигуре проглядывали гордость, молчаливость и суровость. Это был один из тех характеров, которые бешены в проявлении страстей, неумолимы в ненависти, властительны в любви. Но если таков был характер этого человека, судя по его энергичным и резким чертам лица, то до сих пор ещё он не имел случая проявить его, и дикие инстинкты спали в нём глубоким сном. У ручных хищных зверей притупляется стремление к свободе и жажда крови; так и спокойная ещё жизнь этого человека убаюкивала в нем всё, что было опасного и необузданного в его натуре.