И как давно ты противостоишь?
Да года уж три, пожалуй С тех пор, как снял розовые очки и стал более пристально и критично всматриваться в наше российское житие-бытие Олег задумчиво прищуривается, долго глядит в какую-то точку. Раньше литература была для меня некой запретной зоной, словно из-за забора я смотрел, как прогуливаются по этой недоступной обители велемудрые мэтры-писатели. Меня в ту обитель не пускали. И вот теперь, когда я все-таки прорвался туда, то вдруг узнал, что мир современной литературы, это блошиный рынок! Пестрое, разноголосое, разноязыкое торжище, где все, кому не лень, суетятся, творят на потребу дня или, в лучшем случае, на гонорар. Теперь ведь все писатели, теперь нет читателей
С тех пор, как Олег стал редактором, выпустил несколько книг и значительно вырос творчески, он вдруг стал способным изрекать такие вот эскапады, мудреные, заковыристые, но точные и обезоруживающе честные. Нечасто мне доводилось беседовать с Димовым на отвлеченные темы, но уж если это случалось, то слушал его, что называется, с упоением.
И еще одно качество открыл я в Олеге: способность управлять собой в любой ситуации. Мир творчества, это, прежде всего, мир страстей и эмоций. Прав был Кузаков, говоря, что не эмоциональный автор не способен ничего создать жизнь доказала, насколько справедливы эти слова. Олег, создавший десятки талантливых произведений, был, разумеется, эмоциональным человеком, но этих проявлений лично я не видел ни разу. В поведении, в манере общаться с людьми Димов был сдержан и почти бесстрастен. Казалось, что вся его внутренняя динамическая энергия находится под постоянным контролем и направлена на то, чтобы подавлять в себе эту самую эмоциональность.
А Олег, тем временем, продолжал ровным голосом:
В нынешней литературе, как это ни прискорбно признавать, сплошное засилье серости! пренебрежительным взглядом он окинул свой огромный стол. Вот посмотри: все завалено рукописями, но в этом море сочинительства нет ничего, на что можно было бы обратить серьезное внимание. Кстати, вот, специально для тебя отложил, Димов безошибочно выдергивает из какой-то пачки всунутый поперек лист. Повесть об агентурных разведчиках, твоя, между прочим, тематика, так что послушай:
«Товарищ генерал, получены важнейшие разведданные. Наш резидент в Берлине сообщает, что присутствовал на тайном совещании высших чинов вермахта, которое проводил сам Гитлер. Принято единогласное решение воевать с русскими, чтобы не пустить их на территорию Германии».
Супер! Эврика! Вот это, действительно, подвиг разведчика, данной информации просто цены нет! Димов швыряет страницу рукописи на стол, на его лице отвращение. Немцы будут воевать с русскими! А что они до этого делали три года, танцевали, что ли с русскими!? Уж добыл бы лучше тот агент чертежи ракеты «ФАУ», всё было бы пооригинальнее Олег переводит дыхание и продолжает. Подобная бредятина меня уже достала: псевдогерои-менты, в одиночку громящие толпы бандитов, автомат Калашникова, пистолет Макарова, проститутки, рэкет, чемоданы долларов, ворюги-бизнесмены, бывшие десантники нынешние телохранители и киллеры, далее, как говорится, по списку Штамп на штампе, клише на клише, ничего нового, абсолютно ничего! Графоманы хреновы!
Прошу без аналогий! нарочито строго изрекаю я. Ишь, как привыкли на бывших десантников наезжать! И потом: ведь на этом столе находится и мое сочинение?
Твое, не в счет, ты умеешь писать, хотя учиться тебе надо еще очень долго, как, собственно, и мне самому Димов достает из пачки сигарету, щелкает зажигалкой, глубоко затягивается.
Вот ты говоришь засилье серости, развиваю я тему. Но согласись: серость имеет право на существование уже хотя бы потому, что на ее фоне легче заметить что-либо стоящее.
Не спорю, соглашается Димов. Но существует другая опасность опасность сплошной серости! В ее мутной воде можно проглядеть приличную вещь. Через меня весь этот поток бредятины, конечно, не проскочит, мой глаз наметанный и низкопробное барахло я выявляю безошибочно! Как поется в песне про геологов: умею отличать руду золотую от породы пустой! Но есть слабые редакторы и с их легкой руки, на читателя обрушиваются Ниагары графомании, или как теперь принято называть «массовой культуры». Ты только вслушайся в это словосочетание «массовая культура»! Культура, а уж тем более писательство, на мой взгляд, априори не может быть массовой это удел избранных! Но есть еще одна беда неначитанность современной российской молодежи, незнание собственной истории. И это куда страшнее, чем, например, расширение НАТО на восток. Необозримый поток массовой культуры дезориентирует читателя, ведь печатное слово он традиционно принимает на веру как настоящее искусство, наивно полагая: раз уж напечатано, то это суть, правда. Не знаю, как кому, а мне до боли обидно, что мы, русские, носители великого славянского языка, высокодуховная нация ариев, стремительно скатываемся в пропасть невежества, уподобясь заокеанским гопникам в бейсбольных штанах, у которых вместо сердца доллар, а душа набрана из центов.
Да вы, националист, батенька опасливо качаю я головой.
Никак нет-с, уважаемый, я не националист, я, скорее, русофил! Ортодоксальный, я бы сказал, русофил Димов крепко трет переносицу. Я русский до мозга костей, я знаю русскую историю, люблю Россию, боготворю наш народ, следую русским традициям и вековым устоям. А еще я знаю тех, кто сейчас грабит и убивает Россию! Смысл моей работы рассказывать людям о том, что я сам знаю и помогать делать то же самое одаренным литераторам, умеющим говорить правду. Может быть, именно поэтому еще не оскотинился, не спился окончательно, не сошел с ума в эти грёбаные девяностые.
Сейчас говорить правду дело каверзное, устроители новой жизни и пришибить могут. «Вон сколько общественных деятелей и журналистов постреляли» говорю я как бы, между прочим. Димов за словом в карман не лезет:
Я не боюсь умереть. Я боюсь чего-то не успеть, чего-то не узнать, чего-то не донести людям Это и есть мой страх смерти (на слове «мой» он делает ударение).