Утром мы поехали в банк, продолжал Хузман. Сначала в мой, он был ближе, а потом Деньги пришлось заказывать, и управляющий убеждал меня, что сразу просто невозможно Нужно ждать до завтра Я сказал, что деньги мои, и я не намерен отчитываться, но хочу получить их непременно сегодня до закрытия банка. Договорились, что я приеду в пять часов Потом такая же история повторилась в банке, где лежали деньги Сары и Михаэля.
Такая же? переспросил я.
Ну Управляющий непременно желал видеть Михаэля. Я не знаю, что говорила Сара, я ведь ждал ее в машине Она тоже договорилась на пять часов. Можно еще кофе?
Я кивнул и позвонил Тами.
Миллион шекелей, сказал я, это сто пачек стошекелевых купюр. Чемодан денег. Два миллиона два чемодана. Управляющий должен был подумать, что вы решили заняться подпольным бизнесом. Он обязан был предложить вам охрану. Он должен был сообщить в полицию, наконец. История все равно получила бы огласку. У входа в банк, когда вы выносили эти чемоданы, вас наверняка уже поджидали бы репортеры, вам непременно задали бы десяток вопросов, и ваша фотография обязательно красовалась бы на первой полосе газет с подписью вроде «Миллионер уносит деньги в чемодане». Господин Хузман, я вас внимательно выслушал, но ведь этот эпизод очень легко поддается проверке. Не скажете ли, в каком банке и каком отделении вы держали свои миллионы?
Тами принесла кофе, она видела в моем кабинете немало клиентов, терявших присутствие духа. Некоторых ей приходилось отпаивать, чтобы привести в чувство, и не всегда это были женщины. Но видеть перед собой застывшую статую ей, по-моему, еще не приходилось. Тами перевела взгляд на меня и подняла бровь.
Ничего, девочка, сказал я. Все в порядке. Просто господин Хузман не очень продумал свою версию и теперь соображает, как выпутаться. Спасибо за кофе, девочка, я позову тебя, если будет нужно.
Тами вышла и закрыла за собой дверь.
Так в каком банке начал я.
Статуя пришла в движение и пробормотала:
Вы правы Я, наверное, должен был
Если вы хотите, чтобы я вам в чем-то помог, господин Хузман, сказал я, то извольте говорить все, как было на самом деле. Единственное, что я уяснил из вашего рассказа: то, что вы никогда не имели дела с большими суммами денег и понятия не имеете о банковских правилах на этот счет.
Не знаю, что я такого сказал, но Хузман неожиданно успокоился. Это было очевидно. Он сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла, взгляд его прояснился, ногу он закинул за ногу и вообще превратился из загнанной лошади, не знающей, как добраться до конюшни, в респектабельного жеребца, присматривающего себе в стаде породистую кобылу.
Ну да, сказал он. Это было глупо. Но вы правы: ни я, ни Михаэль ни разу в жизни не видели не только «живого» миллиона, но даже паршивой сотни тысяч. Черт возьми, мы всегда вкалывали и тратили больше, чем зарабатывали. Машина, квартира Вы думаете, мы играли в «Лото» потому, что хотели иметь миллион? Мы даже не представляли себе, что такое миллион! Мы покупали лотерейные билеты, чтобы говорить себе каждый раз: вот, только одна цифра, и можно было Это все было не реально! Человек, мечтающий о миллионе, совершенно не представляет себе, что это такое на самом деле
Он наклонился вперед и продолжал, глядя мне в глаза:
И вдруг сразу четыре миллиона. С вами когда-нибудь бывало такое?
Нет.
Ну вот! торжествующе воскликнул он, будто что-то сумел объяснить. Когда Михаэль отправился в Управление лотерей за чеком, мы уже твердо решили: возьмем деньги наличными, запремся в комнате, вывалим бумажки на пол и будем плясать на них час, два, три пока не устанем и не поймем, что все происходящее правда. Вы можете это понять? Не можете, это видно по вашему лицу! Я В общем, чек Михаэль получил во вторник и целый день уламывал управляющего банком, чтобы тот все-таки заказал эти четыре миллиона наличными. Мы твердо намерены были поплясать на них прежде, чем разделить и положить обратно в банк Вы думаете, что мы идиоты?
Я так не думал, но теперь мне был понятен ход его мысли.
Мы не потеряли бы полчаса времени, заметил я, и вы не потеряли бы половину моего доверия к вашим словам, если бы сразу рассказали, что взяли наличные деньги. Не такое уж это безумное желание плясать на нарезанной бумаге.
Сара, пробормотал Хузман. Она говорила, что это безумие, но раз в жизни можно быть безумным
Согласен с ней, вежливо перебил я. Не могли бы вы теперь, признавшись в ужасном пороке, рассказать все с самого начала и правду?
* * *
Еще полчаса спустя я, как мне кажется, действительно смог с точностью до одного часа восстановить ход событий. Погубило господина Хузмана и его друзей не желание сплясать на миллионах (тут я их, пожалуй, мог понять, хотя сам в подобных обстоятельствах ограничился бы разглядыванием суммы прописью, написанной на чеке), нет, их погубил случай то обстоятельство, что миллионы свои они получили в пятницу и, следовательно, до воскресного утра вынуждены были жить с ними в одной квартире. Точнее в двух: свою долю, потоптав ее ногами, господин Хузман забрал с собой.
Утром в субботу Михаэль, как он это обычно делал, спустился на улицу, чтобы несколько раз обежать вокруг квартала. Он не вернулся ни через час, ни через два, Сара не находила себе места, а в полдень позвонил неизвестный, сообщил о похищении и назвал сумму выкупа.
Я обратил внимание на то, что похитители ни словом не упоминали Хузмана требовали они четыре миллиона и полагали, видимо, что все деньги находятся у Сары с Михаэлем.
Впав, естественно, в панику, Сара пошла к Хузману, благо жили они недалеко друг от друга. Почему-то женщина вбила себе в голову, что похитители прослушивают телефонные разговоры (интересно, как?) ведь они запретили сообщать в полицию и, следовательно, должны были каким-то образом проконтролировать выполнение этого требования.
Бедняга Хузман, который, должно быть, в одиночестве пересчитывал свои два миллиона, с приходом Сары впал в тихое отчаяние не потому, что под угрозой оказалась жизнь единственного друга, а по другой, тоже естественной, причине: впервые в жизни заполучив столько денег, он вынужден был с ними расстаться.
Процедура передачи чемоданов была обдумана вполне профессионально. В десять вечера в воскресенье Сара должна была подъехать на машине к перекрестку Цфирим. Там, кроме поворота на Гиват-Ольгу, начиналась узкая проселочная дорога, которая вела в сторону кибуца Тирас. По обе стороны дороги росли апельсиновые деревья и в это время суток практически не было ни машин, ни людей. Нужно было проехать два километра, удалившись от главного шоссе, и остановиться. Здесь дорога имела еще одно ответвление вероятно, кибуц хотел проложить сквозной путь через апельсиновую плантацию на магистральное шоссе, но то ли не хватило денег, то ли изменилась ситуация. Как бы то ни было, колея, которую даже не заасфальтировали, через полкилометра упиралась в тупик. Вот сюда и должна была Сара доставить чемоданы с деньгами ровно в одиннадцать часов. Вытащить чемоданы из багажника, оттащить к апельсиновому дереву, стоявшему справа от колеи, оставить чемоданы и выбираться на дорогу задним ходом, поскольку развернуть машину здесь было невозможно.
И уезжать домой.
И никому ни слова. Ни сейчас, ни в будущем. Иначе
Что иначе? Иначе господа похитители возьмутся не за Михаэля уже, а за дочь Симу. И без всякой возможности выкупа
Хузман хотел поехать вместе с Сарой, но женщина отказала наотрез. Если похитителям не было известно, что деньги были разделены, то появление чужого мужчины неизбежно будет воспринято как нарушение договоренности. Как они будет действовать, предсказать невозможно. Начнут стрелять?
Собственно, они в любом случае могли начать стрельбу об этом ни Сара, ни Хузман не подумали, а я не стал делиться своими соображениями. Действительно, женщина привезла четыре миллиона в глухомань, где на расстоянии нескольких километров нет ни одной живой души. Что стоило преступникам расправиться и с ней, а затем (или заранее) с ее мужем? Получить деньги и навсегда покончить со свидетелями.
То, что этот сценарий не был исполнен, наводило меня на мысль о том, что арабский след, пожалуй, не стоило принимать во внимание. Террорист, для которого жизнь еврея не стоит не только четырех миллионов, но даже и шекеля, непременно убил бы обоих. Впрочем, рассказ Хузмана наводил и на другую мысль, куда более простую
Сара вернулась домой в час ночи, Хузман ждал ее, сидя у телефона и готов был уже, на все плюнув, звонить в полицию. Сима спала.
По словам Хузмана, войдя в салон, Сара лишилась последних сил и потеряла сознание. Ему пришлось приводить женщину в чувство, он не помнил, сколько это заняло времени, потом они пили кофе на кухне, Сара дрожала и вскакивала от любого шороха, ей было обещано, что мужа освободят немедленно, а время шло, и ничего не происходило. Телефонный звонок раздался в половине четвертого.