Любовь зла 2.0 - Юрий Монарха 2 стр.

Я и ты, нас только двое?

О, какой самообман.

С нами стены, бра, обои,

Ночь, шампанское, диван

С нами всё, что в этом мире

Опустилось на постель

А над нами кто-то свыше

Всё давно решил за нас.

Думаешь нас только двое
В этой комнате большой?
С нами люстра, ветер воет,
И посуда бдит горой.

Алкоголем вечер выгнут.
В окнах звёздная метель.
Ты считаешь, только мы тут
Опустились на постель?

Негде нам уединиться,
И мне кажется, что мы
Лишь нули и единицы
Кем-то созданной игры.

Зря ты мне на ухо дышишь,
Нам бы лучше «Баю-бай».
Наблюдает кто-то свыше,
Ты при всех не приставай!

Хоть ты не настоящий,

Как растворимый кофе,

Но действуешь бодряще,

В любви ты супер-профи.

Поэты дружат с музами
Без ссор и без забот.
А поэтессе мужа бы,
Как крепкий кофе в рот.

Чтоб действовал бодряще,
Журчал, как свиристель,
И в спальне был неспящим,
И нежность нёс в постель.

Ушли года в столетия
Рассыпанным драже.
Но я таких не встретила,
Чтоб, как у Фаберже

Тот стар, тот слишком молод,
Тот даже не бодрит,
Хоть жизнью перемолот,
И в чём-то плодовит.

Мне не везло с мужчинами,
Как с песнями везло
Лишь пенки с капучино
Снимать мне довелось.

Судьба моя закована
Виньеткой горькой мути.
Мужчину бы такого мне,
Что был с Орнелой Мути.

Мой сладкий, супер-вспученный,
Подманчивый как бог,
Я ждать тебя замучилась.
И кофе не помог.

Так захотелось бодрости,
Что обратилась к профи.
И по закону подлости
Он жёг, как с печки кофе

Небритым Калигулою
Всю ночь со мной бодрился.
Под утро прикорнула я,
Он взял и растворился.

Всё «профи» супер дорого,
Как в лучших санаториях,
Но облегчает здорово
На кофе экономия.

Мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладёт на плечи.

Печаль стихами хороводит,
Так долго Муза не приходит,
А ходят тенью на листе
На муз похожие не те.
И Муза грустно ходит где-то,
Уже прошли Зима и Лето.
Я сердцем чувствую своим,
Так будет много Лет и Зим.

А эти, всуе что приходят,
Они не топчутся в проходе,
Мне ноги на плечи кладут,
И у стихов меня крадут.
Я прячу в суете тетради,
Пришли коварные опять.
Чего они приходят ради?
Ведь силы нету их прогнать.

Им грубо сразу не ответишь,
Ведь будет громкий «Ай-яй-яй».
Стихи писать уже не светит,
Им только плечи подставляй.

А Муза, если вдруг увидит
Их ноги стройные в окне,
Она найдёт, возненавидя,
Поэта нового себе.

Я весь на нервах от недружных,
От этих связей мне ненужных.
Где ты моя уединённость?
О, кто-нибудь, приди, гони
Порочную осатанённость
Тех, кто приходит без любви.

Печаль стихами хороводит,
Так долго Муза не приходит,
А ходят тенью на листе
На муз похожие не те.

Печаль стихами хороводит

Видел!  Ива, веткой каждой

Устелив холодный грунт,

Разлеглась

Целует с жаждой

Ветра вздыбленную грудь!

Вывез я детей однажды
На природу, Вижу Жуть!
Ива днём!  целует с жаждой
Ветра вздыбленную грудь.

А проказник у дороги,
Под призывный визг колёс
Оголял бесстыдно ноги
Группе ветреных берёз.

Я давно уже не мальчик,
Но смутился. Глянул вниз
Вовсе голый одуванчик
Обнимал капустный лист.

В небо глянул голубое
Задохнулся. Не смешно!
В небе облако большое
Превратилось в чёрт те что.

Я детишек сгрёб в охапку
И, пусть сердится жена,
От беды унёс в палатку.
Продержал там дотемна.

Накажу в стихах народу:
Малышам из городов
Не показывать природу
До шестнадцати годов.

Я листву у корней разгребаю,

потаённую чувствую суть,

нежно глажу рукой, открываю

гриб прохладный, как женская грудь.

Если сердце от нежности тает,
А в стихах только мухи и быт,
Я свой лучший костюм надеваю,
И с лукошком айда по грибы!

Гриб считают закуской отменной,
Но поэт тонко чувствует суть
Гриб, он с виду похож на колено,
А на ощупь, как женская грудь.

Выйду в лес, всё в стихах оживает.
И откуда берутся слова!
Я листву, как одежды, срываю
Просто кругом идет голова.

Тайны все постигаю руками,
Долго глажу. Как кожа нежна!
Каждый день проводил бы с грибами,
Жаль вот только, ревнует жена.

И чтоб семья могла сложиться,

Нам пары нужно создавать

Не с тем, с кем хочется ложиться,

А с тем, с кем хочется вставать.

Чтобы не мучиться тревогой,
И вдруг семью не потерять,
Учил певец морали строгой,
Любовь кроватью проверять.

Мол, прежде чем жениться,
Нам нужно главное понять,
Не то, с кем будем мы ложиться,
А каково будет вставать!

Решил я опыт взять нахрапом,
Была подруга и кровать.
Как лёг не помню, но от храпа,
Вставать хотелось и прогнать.

С другой мы долго сомневались
Чтобы так сразу и в кровать.
Но ночью так накувыркались,
Что утром не хотел вставать.

Мы не подходим? Очень странно
Увидел, как она встаёт,
Как кофе утренний желанна
И днём покоя не даёт!

И, поборов в себе дремоту,
Я понял, почему кровать
Чтобы хотелось на работу
От своей женушки сбежать!

Мальчишка с кудрями до плеч

И девочка, вбитая в джинсы.

Надеюсь, что эти стихи

Прочтут через некие годы,

Увидев в оконце строки

Превратности нынешней моды.

Ржёт весело русский Пегас,
И грустно смеются поэты:
В ковбойские брюки у нас
Прекрасные дамы одеты.

Достойней в эпоху калош
Умела девчонка одеться.
Мальчишкой за нею пойдёшь
И сразу же выйдешь из детства.

Припомню, и вздрогнет стило,
Так щедро когда-то мне снились
Мадонна с соском наголо
И две стюардессы в бикини.

А нынче мне страшно прилечь,
Такая хреновина снится:
Я сам с волосами до плеч
И Муза в поношенных джинсах.

Как много обидных потерь.
Пишу я, а радости нету.
Не много подсмотришь теперь
В оконце строки у поэта.

И, кепкой прикрыв полчела,
Скажу молодёжи устало:
«Хорошая ж мода была.
Так пусть повторится сначала».

Неповторимо зримы зимы лжи,

в которых было треугольно странно.

Живи теперь, мой катет, не тужи,

гипотенузе всё по барабану.

Жила я треугольно, без забот
в задрипанной квартире коммунальной
гипотенузой с катетом, а катет тот
не знал, кто был ему ортогональным.

Напрасно не светилась между строк,
ведь в тайне суть подобного союза.
Ещё со школы помнила урок:
два катета одна гипотенуза.

Зимой любила печь свою топить,
углы слагая в треугольной драме.
Но в сумме выходило только Пи,
уместное для карасей в сметане.

И вот, пока те караси пеклись,
свершилось геометрии возмездье:
два катета таки пересеклись
букетами в моём подъезде.

Плита не отмывалась, был звонок.
Меня смутила суета за дверью.
Испуганно смотрю в дверной глазок,
и в первый раз глазам своим не верю.

С тех пор, всем теоремам вопреки,
живу одна, но вот какое чудо:
два катета мои, как голубки,
теперь вдвоём, и где-то делят угол.

Сирень в стихах опять взбивает крем,
а я лечусь дарами Диониса,
и избегаю треугольных тем
выходит, я была им биссектрисой.