Игемон, в канун праздника в Ерушалаиме были волнения, сообщил он. Однако тебе не о чем беспокоиться. Этот жалкий мятеж уже подавлен. Уничтожены три тысячи бунтовщиков. Остальные рассеялись
Только лишь для того, чтобы сообщить мне об этом, послал тебя Архелай? с сомнением проговорил Квинтилий Вар.
Игемон, как всегда, догадлив, улыбнулся Птолемей. Мой господин выражает тебе свою обеспокоенность действиями прокуратора Сабина, который желает наложить пяту на Иродову казну. Вполне законное желание, к тому же подкрепленное надлежащими полномочиями. Однако иудеи народ строптивый и могут все не так понять. Мой господин взывает к твоей безграничной мудрости, игемон. Появление прокуратора Сабина в Ерушалаиме сейчас чревато непредсказуемыми последствиями. Игемон, мой господин просит, чтобы ты отозвал его обратно, дабы не случилась беда
Квинтилий Вар задумался. Он, конечно же, знал о поездке Сабина в Иудею, более того, сообщил о ней Кесарю. Сабин был послан в Иудею, чтобы арестовать богатства покойного царя. Но в свете последних событий миссия Сабина становилась взрывоопасной и грозила осложнениями, которые Вару вовсе не были нужны.
Значит, мятеж в Ерушалаиме был подавлен? переспросил Квинтилий Вар, вслух продолжая свои размышления.
Игемон, в таких делах нельзя быть уверенным до конца, небрежно выпалил Птолемей.
Квинтилий Вар, изменившись в лице, гневно возвысил голос:
Так были схвачены зачинщики бунта?
Птолемей заметно побледнел и испуганно пролепетал:
Они могут быть в числе убитых
Это не ответ, пришел в ярость Квинтилий Вар. Стало быть, вы ничего не знаете о зачинщиках бунта!
Игемон дрожащим голосом попытался оправдаться царедворец Ирода. Мы приняли неотложные меры. Бунт был поднят накануне праздника. У нас не было времени
Вы перебили столько народа, а главные бандиты сумели скрыться! заорал наместник Сирии. Кесарь будет очень недоволен вами
В этот момент грек лишился не только своего льстивого красноречия, но, кажется, и самого дара речи. Он дрожал как осиновый лист, а его бледное лицо стало похоже на посмертную гипсовую маску.
Позвать легата ко мне, крикнул Квинтилий Вар, вскочил со своего места и твердой поступью прошел мимо оторопевшего Птолемея.
***
Поздним вечером того же дня во флигель Гая Кассия Лонгина постучали. В это время при свете масляной лампы трибун когорты читал «Энеиду» Вергилия:
Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,
Дам им вечную власть. И упорная даже Юнона,
Страх пред которой гнетет и море, и землю, и небо,
Помыслы все обратит им на благо, со мною лелея
Римлян, мира владык, облаченное тогою племя.
Услышав стук, он убрал свиток и отворил дверь. На пороге стоял кентурион. Тот самый, который ночью вломился в дом Марка Лентула.
Что случилось, Луций? спросил Лонгин.
Командир, смущенно сказал он, там вас какая-то женщина спрашивает.
Женщина? недоверчиво переспросил Лонгин. Где она?
У ворот. Караульный обратился ко мне, а я потревожил вас. Если хотите, мы выведаем, кто она такая.
Всё в порядке, Луций. Ты можешь идти, сказал Лонгин, но тотчас поспешно остановил кентуриона и отрывисто проговорил. Постой. Я благодарен тебе за то, что ты сделал для меня этой ночью. Ты рисковал
Не стоит благодарности, командир, улыбнулся кентурион. В бою вы не прячетесь за спины легионеров и рискуете наравне со всеми.
Лонгин заткнул за пояс кинжал, закутался в плащи, минуя солдат, греющихся у костра, вышел за ворота. К нему приблизилась женщина. Приглядевшись, он узнал ее это была служанка Кассандры.
Что ты здесь делаешь, Аглая? спросил Лонгин.
Служанка вдруг зарыдала и что-то невнятно пролепетала.
Моя госпожа только и расслышал Лонгин.
Что стряслось? несколько раз повторил он свой вопрос и рявкнул напоследок. Говори!
Этот ужасный человек всхлипывая, выговорила, наконец, Аглая. Он ворвался в дом и
Рыдания вновь заглушили ее слова. Лонгин вспомнил утренний доклад дежурного: «какую-то потаскуху убили». Нет, это, конечно же, не могла быть Кассандра, с которой он расстался ночью, но жгучая до боли в сердце тревога захлестнула его душу волною.
Он схватил за руку служанку, да так крепко, что та жалобно пискнула:
Он схватил за руку служанку, да так крепко, что та жалобно пискнула:
Мне больно.
Что с госпожой? Успокойся, Аглая, и расскажи всё толком, потребовал Лонгин, и женщина, сдерживая слезы, поведала ему историю о том, как Марк Лентул, движимый жаждою мести, ворвался в дом Кассандры и жестоко избил ее
Лонгин поспешил к конюшне, вывел из стойла своего любимого жеребца буланой масти и оседлал его. Он скакал по темным улочкам Антиохии, и конский топот гулко разносился по притихшему городу. Возле знакомого портика Лонгин спешился и, привязав коня, вбежал в особняк, в котором жила гетера.
Кассандру он нашел в спальне, тускло освещенной несколькими свечами. В полумраке она лежала на постели и глядела перед собой неподвижным взором. При звуке его шагов женщина очнулась от забытья и, вскрикнув диким голосом, нырнула в неосвещенную часть спальни.
Кассандра, ласково проговорил Лонгин, приближаясь к ложу. Он скинул с себя плащ, оставшись в одной белой тунике, бросил на пол кинжал. «Кассандра, повторил Лонгин. Любимая моя Я знаю, тебе больно. Но это скоро пройдет. Ничего не бойся. Я с тобой».
Женщина дрожала, а грудь ее сотрясалась от беззвучных рыданий. Он лег на постель рядом с ней и попытался обнять ее руками, но она, ни слова не говоря, отстранилась от него.
Любимая, прости меня, шептал он. Я знаю, как виноват перед тобой. Клянусь всеми богами, больше этого не повторится! Никто тебя уже не обидит. Еще ни одной женщине я не говорил слов, которые хочу сказать тебе. Я люблю тебя, Кассандра.
Любишь? из груди женщины вырвалось глухое стенание. Я не верю тебе. Я никому не верю. Вы все хотите только одного. Для вас я просто вещь, товар, который выставлен на продажу. Сколько раз я говорила тебе, что мне не нужны твои деньги?! Уходи, Гай, я не хочу тебя видеть
Лонгин вздохнул:
Ты вправе не верить мне, Кассандра. Да, признаю. Я вел себя как последняя скотина. Но позволь мне все исправить До недавнего времени у меня был только один родной человек, это моя мать. Но теперь в моей жизни появилась ты. Через два года я выхожу в отставку. И, я надеюсь, что тогда мы сможем пожениться.
Внезапно Кассандра разразилась раскатистым продолжительным смехом:
Ты готов взять гетеру в жены? Не сошел ли ты с ума, Гай?!
Я люблю тебя, повторил Лонгин, и она замолчала, а потом вдруг резко повернулась к нему. Он увидел ее заплаканное лицо, сильно изуродованное синяками и кровоподтеками.
Как тебе нравится мой новый облик? криво усмехнулась она. Гай, ты по-прежнему хочешь взять меня в жены?
Этот плешивый старик поплатится за ту боль, что причинил тебе, прошипел Лонгин, сжимая кулаки. Клянусь Юпитером Капитолийским, я раздавлю эту гадину Но не сейчас, к сожалению. На рассвете мы выступаем в поход. В Иудее мятеж
Ты уходишь на войну? побледнев, проговорила Кассандра. А что будет со мной?
Лонгин молчал, обдумывая ситуацию.
Я поеду с тобой, решительно заявила Кассандра.
Это исключено, возразил Лонгин. Ты не знаешь, что такое походная жизнь. Да и неизвестно, сколько времени займет эта война. Я не хочу подвергать тебя опасности. Но, кажется, я знаю выход он улыбнулся. Ты поедешь в Каппадокию, передашь моей матери письмо, в котором я все ей объясню, и будешь ждать моего возвращения
Нет, я не могу, испуганно проговорила Кассандра. Лучше я последую за тобой.
Лонгин обнял Кассандру и осторожно гладил ее по голове, и на этот раз она не противилась его ласкам.
Не бойся, любимая, шептали его уста. Моя мама все поймет и не осудит тебя. Там ты будешь в безопасности.
Ночной мрак рассеивался. Занималась алая заря. Трубный глас сотрясал округу. Железный легион, размещенный в Антиохии, был поднят по тревоге. Солдаты, облаченные в красные туники и военные плащи, в спешке покидали казарму, к которой успели привыкнуть, словно к дому родному. Первая когорта строилась по кентуриям для походного марша. Взметнулось знамя на древке с изображением Кесаря Августа. Гай Кассий Лонгин в мускульном панцире и багряном плаще восседал на вороном скакуне, наблюдая за ходом построения. На площади перед казармой, тем временем, собирались зеваки, привлеченные необычайным шумом и зрелищем. Лонгин окинул взглядом толпу, словно ожидая кого-то увидеть, и внезапно выхватил из этой массы людей женщину, укутанную в белое покрывало. Блеск ее зеленых глаз, которые свели с ума немало мужчин, он не перепутал бы ни с чем на свете