Так вот вместо того, чтобы полностью отдаться роли, я только и думал, как бы быстрей избавиться от костюма. Неудивительно, что я даже слова забыл. Конечно, если говорить откровенно, то по большей части это было связано с волнением. Еще бы, когда я увидел в зале своих родственников, я не то что слова, я забыл, как меня зовут.
Друзья, заранее приношу извинения за то, что иногда отвлекаюсь от сюжета. Надеюсь, вы не обижаетесь на меня. Хотя какие могут быть обиды? Это все память виновата. Вечно она подбрасывает какието воспоминания. Вообще, я уже давно заметил, что она не менее странная вещь, чем жизнь. Вот скажите, зачем мне помнить про этот дурацкий костюм или про то, как Татьяна Михайловна гоняла меня веником? Казалось бы, надо вычеркнуть эти неприятные моменты из своей памяти и забыть о них навсегда. Ан нет! Я помню о них. А о какихто приятных вещах если и вспоминаю, то крайне редко. Может, вы объясните мне, почему так происходит?
Так вот, вернусь к порядку в доме. Скажу вам, дорогие мои, тянуть на себе хозяйство еще тяжелее, чем работать богом. Там в мои обязанности входило выслушивать просьбы да участвовать во всяких ритуалах, а здесь мне приходится вставать ни свет ни заря, чтобы отправляться на охоту. Каждое утро, когда Татьяна Михайловна видит меня перед входной дверью, она недоумевает: «Сократ, и чего тебе не спится в такую рань?» Как же мне хочется сказать ей: «Да как же я могу спать, если вы дом превратили в проходной двор». Но, увы, вместо этого я лишь громко требую выпустить меня на улицу.
На то, чтобы хоть немного уменьшить количество пернатых на участке, я потратил несколько дней. Глупые птицы, никак не хотели смириться с моим возвращением. Но, как говорится, хочешь не хочешь, а пришлось. После того как я поймал с десяток пташек, многие из них решили от греха подальше сменить место жительства. Не буду строить из себя эдакого удалого кота и врать, что делал это играючи. Вы даже представить не можете, как нелегко мне далось их выселение. За время путешествий я совсем отвык охотиться. В деревне аборигенов пернатых было видимо-невидимо, но там мне было не до них[13].
Последний раз я охотился в африканской саванне. Это было в один из дней моего проживания в семье гепардов. Лола тогда отправилась добывать пропитание, а меня оставила в качестве няньки со своими детенышами. Стоило только ей выйти за порог логова, как котята захотели есть.
Конечно, я мог сказать им: «Вот вернется ваша мать, она вас и накормит». Но разве мог я оставить детей голодными? В конце концов я тоже не когтем деланный и в состоянии добыть еду. К тому же я не знал, сколько времени Лола будет охотиться. Ей предстояло не только поймать добычу, но и умудриться дотащить ее до дома. А сделать это в саванне, где полно других, более крупных хищников, ой как непросто. Для того, чтобы накормить детенышей, мне пришлось аж три раза сгонять на охоту. Увы, принести во рту три птицы за раз мне не по силам. Благо ловить пернатых оказалось проще, чем под куст сходить. Они настолько были непуганые, что в буквальном смысле сами лезли мне в пасть. Ясное дело, кто там будет на них охотиться? Ну, явно не хищники. Им придется переловить всех птиц в саванне, чтобы не то что пообедать, а всего лишь слегка перекусить[14].
И несмотря на то, что после длительного перерыва охота давалась мне тяжело, разогнать всяких мелких птичек с нашего двора оказалось куда проще, чем избавиться от сорок. Раньше я всегда старался избегать столкновения не только с воронами, но и с ними. На мой взгляд, это самые наглые пернатые из всех живущих на планете. Если вы читали книгу «Приключения кота Сократа в Австралии», наверняка помните, как они едва не порвали на ленточки моего друга Борзини. Для тех, кто не знает или забыл, напомню: Борзини это удав, один из питомцев Тревора, у которого гостили мы с Колумбом. Так вот, увидев, как хвостатая воровка бесцеремонно объедает кусты крыжовника, я был возмущен до глубины души. Мало того, что ведет себя у нас во дворе как хозяйка, так еще и покушается на наш урожай. Мне пришлось чуть ли не полдня проторчать в засаде, ожидая, когда она наконец налопается и перелетит в другое место. Нападать на сороку, сидящую на крыжовнике, это все равно что кинуться на забор с колючей проволокой.
Каждый раз, когда я отправлялся на охоту, Пуха увязывалась за мной. Я не возражал, думал, мало ли, вдруг собака научится ловить птиц и будет помогать мне следить за порядком во дворе. Ну а что? Я собственными глазами видел, как алабай, живущий в одном из домов нашего поселка, щелкал ворон, как орехи. Он ложился на землю и замирал, делая вид, будто спит. А в тот момент, когда глупые каркуши подкрадывались к его миске, чтобы полакомится едой, нападал на них. Но после того, как Пуха увидела мою схватку с сорокой, у нее напрочь пропало все желание ходить со мной на охоту. Говоря начистоту, я тоже больше не горел желанием связываться с хвостатой воровкой. Это была самая настоящая битва не на жизнь, а на смерть, из которой я хоть и вышел победителем, но остался с побитой мордой.
Вот уж не думал, что так скажу, но хорошо, что все эти дни Беллы не было дома. Не представляю, как после столь длительного отсутствия я бы появился перед ней в таком виде. Еще не хватало, чтобы она меня разлюбила. Хотя, если верить ее словам, что у ее Амура огненные стрелы, вряд ли это обстоятельство повлияло бы на ее чувства ко мне. К тому же говорят, что шрамы украшают мужчину. Значит, я стал еще более неотразимым. Надо быть глупой кошкой, чтобы разлюбить такого красавца. А моя ненаглядная никогда не страдала отсутствием интеллекта.
И что, вы думаете, сказала Татьяна Михайловна, когда в один из дней вышла в сад собрать смородину и увидела поле боя, оставшееся на одном из газонов после моей долгой охоты?
Что ж ты наделал, изверг? заверещала она как резаная. Всех птиц погубил!
Я чуть дара мяукать не лишился от такой вопиющей неблагодарности. Вместо того чтобы сказать спасибо за спасенный урожай, она меня в изверги записала. И вот скажите, как после этого помогать людям? Надеюсь, хоть вы не осуждаете меня за это. Как ни крути, а я хищник, пусть и маленький, и ничего не могу поделать со своей сущностью. Достаточно того, что я перестал охотиться на мышей, но перестать ловить птиц это выше моих сил.
Сколько живу на этом свете, столько и удивляюсь человеческому лицемерию. Меня считают душегубом, а сами курочку лопают так, что за ушами трещит. Тоже мне, гуманисты нашлись.
Но в этой ситуации радовало одно за все время, пока наводил порядок, я больше не встретил ни одного грызуна на своей территории. И в этом не было ничего удивительного. Сарафанное радио у животных куда действенней, чем у людей. Нам не надо передавать информацию из уст в уста, мы улавливаем ее по запаху.
Абсолютно уверен, что стоило мне только появиться у себя во дворе, как вся живность в ближайшей округе уже знала, что я вернулся домой.
Глава 4
Обычно после командировок я первое время хожу по дому, как важный гусь. Оно и понятное дело, ведь каждый раз я возвращаюсь с новыми регалиями. Да и любой из вас, окажись на моем месте, чувствовал бы себя крутым, если бы ему присвоили звание котонавта или заслуженного акотера. Тьфу ты леший, хотел сказать космонавта или актера. До чего же устойчивы наши речевые привычки!
Правда, фуфырюсь я недолго, как правило, до тех пор, пока чтонибудь не натворю.
А в этот мой приезд я не то что гусем ходил, я в прямом смысле слова светился от гордости. Еще бы, побывать в роли бога не каждому дано. Только не подумайте, что я утрирую. Вовсе нет. Честно сказать, я сам чуть дара мяукать не лишился, когда увидел в зеркале у себя над головой нимб. Прямо чувствую, как вы сейчас ухмыльнулись и подумали: «Ой, Сократ, ну какой же ты врунишка». Ладно, если не верите, тогда расскажу, как было дело.
Катерина в тот день собиралась по своим делам и, как обычно бывает у женщин, перед выходом из дома крутилась возле большого зеркала в прихожей. Я в это время лежал на спинке дивана, свесив лапы по бокам, и делал вид, будто сплю, а сам краем глаза наблюдал за ней.
Смотреть на то, как девчонка наводит марафет, я могу бесконечно. Главное, чтобы она не пшикалась всякими вонючими жидкостями. Я от них начинаю чихать, как умалишенный, и хочется убежать куда подальше. Глядя, как она красит губы, елозя по ним щеточкой и смешно вытягивая дудочкой, я вспомнил слонят, которых Колумб решил сфотографировать во время нашего сафари по африканской саванне. Они точно так же вытягивали хоботы, чтобы сорвать листочки с ветки дерева. Чем закончилась та фотосессия, вы уже знаете, а если еще не в курсе, тогда читайте историю «Африканские приключения кота Сократа». Поверьте мне, друзья, вы ни разу не пожалеете о потраченном времени.
Раньше Катерина одевалась подругому, а в тот раз вырядилась как клоун.
Напялила на себя какието шаровары кислотного ярко-зеленого цвета и желтую футболку, настолько короткую, что она едва прикрывала живот, а на ноги нацепила разноцветные кроссовки, которыми запросто можно забивать гвозди. На голове соорудила небрежный пучок, похожий на птичье гнездо. Видимо, пока я путешествовал по миру, у девчонки вкусы поменялись. Интересно, с чем это связано? Возможно, с тем, что до моего отъезда она ходила в школу, а теперь, как я понял, у нее начались каникулы. И, несмотря на несуразность одеяния, выглядела она великолепно, впрочем, как и всегда.
Когда с макияжем было покончено, она еще раз двадцать осмотрела себя со всех сторон в зеркале и, глядя на меня в отражение, спросила: