Долгая дорога к дюнам - Вадим Хабаров

Вадим Хабаров

Долгая дорога к дюнам

Часть первая

Что о юности? Она прекрасна во все времена, но только в сравнении с последующими годами, с позиции прожитых лет. Чем дальше нас отделяет время от этих безумных дней, тем прекрасней они становятся. И горе тому, кто в преклонные годы не сможет вспомнить ни несчастной первой любви, ни диких дружеских пьянок, ни авантюрных путешествий. Горе тому, кто провел всю юность за книгами, перед компьютером, за работой, за учебой и только. Даже юность и молодость, проведенные в страшные военные или голодные послевоенные годы, наши родители вспоминают с нескрываемой нежностью. Время жизни это такое: ты наивно открыт миру, мир ласково принимает тебя в свои объятия, да только обнимает так крепко, что в глазах становится темно от его звериной нежности.

В Средней Азии, в Казахстане обилен и щедр месяц август. Щедр на солнце, на теплые воды рек, на сладкие фрукты, арбузы, дыни. Приторносладкий запах весенней степи окончательно сменяется горьковатым полынным запахом выжженной солнцем пустыни. В жарком одурманивающем мареве, поднимающемся над маленькими сопками, оглушительно стрекочет саранча. И только когда плюхаешься с головой в теплые воды обмелевшей реки Нуры, можешь оказаться в полной тишине. А на берегу и арбуз, и дыня, и шашлык, и холодное еще пиво и друзья, и подругибыло ли это со мной или это чья-то чужая жизнь? Если бы мы знали тогда, как ты прекрасна, наша беззаботная юность последних советских лет!

Андрей Макаров, окончив в те годы школу с золотой медалью, не смог расстаться с родным городом и поступил на юридический факультет местного университета. Учителя предлагали ехать учиться в Москву, да денег столько нет, и что-то там, в Москве, в России неспокойно: то путч, то парламент расстреливают из танков. Чем все это закончится? В Караганде свои сложности вражда с казахами, не открытая, но от этого еще более неприятная. А в университете казахов большинство «Ну, да ладно,  решил Андрей,  молодым крепиться потом пригодится, как говаривал дед».

Первого сентября состоялся сбор курса, на котором решалось, кто поедет на сельхозработы. По случаю того, что картошку убирают именно в сентябре, начало занятий перенесли на октябрь. Можно было отработать на ремонте здания университета, но Андрей твердо решил ехать в совхоз «молодым крепиться».

Весь курс юридического факультета поместился в одной лекционной аудитории. Андрей подсел к небольшой группе русских студентов. На рядах чуть повыше сидели несколько русских девушек. «Господи, ни одной симпатичной  сразу пожаловался на судьбу Андрей,  ну ничего, вон там какие казашки!». Казахов и казашек было, как он и предполагал, подавляющее большинство. «Какие аульные рожи Городские казахи, наверное, все в Москву учиться подались»,  размышлял Андрей.  «Что ято здесь делаю?» Им овладело уже плохо контролируемое паническое чувство, которое усиливалось от нарастающего гула казахской речи. «Молодым крепиться»  пытался успокоить себя Андрей.

К собравшимся вышел довольно молодой казах декан факультета, поздравил всех с поступлением и объяснил, что сбор на месячные сельхозработы завтра в девять часов. Коротко, но ясно рассказал, что одевать, что брать, а что нет. Нельзя было брать анашу и водку. «И того и другого будет навалом»,  ухмыльнулся Андрей вместе со всей аудиторией.

Выйдя из университета, никто не расходился. Почему-то именно вокруг крупной фигуры Андрея собрался кружок русских парней. Познакомились и закурили. Андрей заметил, что некоторые это сделали впервые. «Лохи какие-то»,  подумал Андрей, но разговор поддержал, спокойно осматриваясь по сторонам. Большая группа сельских казахов шумно гудела неподалеку. «Вот же обезьяны»,  кажется, даже негромко произнес Андрей, видя, как они прыгают друг на друга, имитируя бойцов кунг-фу, встают в боксерские стойки, лупцуют друг друга по телу, а затем начинают резко обниматься в знак примирения.

«Вон те посерьезнее»  заметил Андрей городских парней-казахов и, чуть в стороне, чеченцев,  «да и поопасней». Вид этих молодых людей был спокойный и уверенный. «Одеты здорово»  подумал Андрей, оглядывая, как бы невзначай, свой скромный костюмчик.

Как раз в это время от той группы отделился один парень и подошел к ним.

 Хал калай? (Как дела?),  спросил он по-казахски.

 Хал калай?  ответил Андрей и его собеседники. Отвечать, как на самом деле его дела, было не нужно только повторить вопрос в виде приветствия.

 На юрфаке учитесь, да? На сельхозку едете?  продолжал парень,  мы тут решили посидеть с пацанами за знакомство,  и он махнул головой, дескать, там его пацаны,  надо всем скинуться для пацанов,  он снова махнул головой,  у кого сколько есть? По полтиннику с человека давайте? Нам все равно вместе учиться. Лучше сразу проставиться.  Как зовут? Есть бабки? Закурить есть?  он подошел к самому высокому из парней. Тот достал сигареты, сказал: «Саня» и протянул полтинник.

 Ништяк, Саня, молодец, я тебя запомнил. Меня зовут Анвар,  Анвар облегченно перевел дух. Ему, шестерке, и самому было бы тяжело возвращаться без денег.

«Этот Саня подставил всех. Опустил за компанию. Зачем я с ними стоял только»  сокрушенно думал Андрей. Все отдавали деньги вслед за Саней, а когда очередь дошла до Андрея, он ответил:

 Я милостыню сегодня не подаю проходи дальше

 Слушай, ты чё себе жизнь портишь с первого дня? Горя хочешь? Ты знаешь, кто мы? Азю знаешь? Сам откуда?  выпучил красные накуренные глазки Анвар.

 С города. А денег не дам. Приедем на сельхозку там и выпьем вместе за знакомство.

 Слушай, русак, кто с тобой пить будет? Кто ты такой? Мы мусульмане. Мы не пьем, понял? Мы спортсмены. Есть бабки?  неожиданно он повернулся к оставшимся в стороне парням.

 Нет, у нас нет,  неожиданно дерзко ответили и те.

 Пошли, вы трое,  указав на них и Андрея,  поговорим, что за беда такая ой, беда  сказал Анвар и потянул Андрея за пуговицу.

Андрей убрал его руку с одежды и ответил:

 Говори здесь, кто тебе мешает?

 Пошли, говорю

 Сейчас, разбежался. Мне и здесь хорошо.

 Мне не хорошо!

 Твои проблемы,  отвернулся Андрей, показывая всем видом, что Анвар ему больше не интересен.

 Ладно, русак. Я тебя запомнил. В совхозе поговорим. И вы, черти,  обратился он уже ко всем, кто давал деньги, и кто не давал,  еще поговорим!

«Быть скоро битым. Не порезали бы на сельхозке. Хотя не должны бы. Но битым быть»,  с этими словами Андрей оглядел однокурсников, стоящих рядом: «А с этими каши не сваришь» Затем быстро попрощался и зашагал своей быстрой и уверенной походкой к автобусной остановке.

Три больших автобуса к вечеру довезли первокурсников до подшефного хозяйства. Всю дорогу накуренные сельские парни скакали с места на место, кричали, смеялись. От резкого казахского многоголосия у Андрея разболелась голова. Из ложной скромности русские парни зашли в автобус последними, пропустив девушек. Джигиты никого пропускать не стали Коран и традиция не требуют от них никакого особенного отношения к девушкам. Зайдя последними, Андрей и его спутники стояли всю дорогу, занявшую практически весь день. Рассевшиеся по местам казахи насильно расхватали себе на колени всех студенток. Стоять осталась лишь одна толстая и некрасивая казашка. Именно это почему-то показалось Андрею особенно неприятным и испортило настроение окончательно. Он стоял неподалеку от этой девушки и каждый раз отводил глаза, когда она зачем-то начинала ему улыбаться, но как-то жалостливо и виновато Эта её улыбка неожиданно вновь подтвердила уверенность Андрея, уверенность, которая пришла к нему довольно рано, уверенность в том, что этот мир устроен мерзко, несправедливо и очень крепко в своей несправедливости. «Даже пытаться не стоит»  всю дорогу повторял, как заклинание, Андрей свою любимую в последнее время мысль: «Даже пытаться не стоить изменить этот мир, бесполезно абсолютно. Мой дед, отец, мать пытались семьдесят лет неимоверными усилиями построить справедливое цивилизованное общество на этой выжженной солнцем земле, и все для того, чтобы теперь я наблюдал эту вакханалиюИ России этой теперь на нас наплевать!»  как рваным куском метала, терзал он себе нервы в этом душном автобусе, наполненном чужими запахами, запахами чужого общества, чужого быта, чужой еды в больших сумках. Он очень редко до этого сталкивался с этими запахами в своем шахтерском микрорайоне, где проживало очень мало казахов. «Казаха в шахту не загонишь»  вспомнил он отцовские слова.

Одновременно с тем, как сгустились сумерки за окнами автобуса, ощущение катастрофы только усилилось. Оно еще более окрепло, когда, выйдя из автобуса посреди полуразрушенного пионерского лагеря, Андрей разглядел группу казахов и чеченцев, которые вчера так старательно его рассматривали, стараясь запомнить. Здесь, вдали от дома, от друзей, от родителей он окончательно потерял присутствие духа. «Зачем я поехал? Зачем сюда вообще поступил? Надо было ехать в Россию поступать. Впрочем, везде одно и то же. Жить приходится среди отбросов. Мне, золотому медалисту, придется таскать мешки картошки за этих тупиц. Ведь они не станут это предельно ясно. Господи, есть хоть один порядочный человек вокруг? «Ищу человека!»  кричал какой-то древнегреческий философ, расхаживая с фонарем среди бела дня по многолюдному афинскому рынку. Так и я сейчас заору в этих сумерках»