После учебы туда вернетесь?
Буду проситься. Но куда получится, конечно.
А в Минске не думаете остаться?
В Минск меня вряд ли распределят.
Она взяла из вазочки клюкву в сахаре.
А что у вас в Полесье готовят на десерт? спросил Борис Платонович.
При этом он тряхнул головой, отгоняя горестные мысли. Что мысли у него горестные, Алеся поняла по тому, как болезненно сощурились его глаза.
На десерт Она слегка растерялась. А!.. В Багничах кулагу варят.
Что такое кулага?
В его глазах мелькнул интерес. Горестное выражение исчезло.
Это из ягод. Все ягоды берут чернику, бруснику, калину. Рябину тоже можно, вспомнила она. Муки немножко добавляют, меду. И разваривают.
И что получается?
Что-то вроде киселя.
Алесе вдруг показалось, что очень глупо говорить про какую-то кулагу. Он же не знает, как она ее любила в детстве, целую миску могла съесть, когда к бабушке приезжала. А рассказать ему об этом она не сумеет.
Но Борис Платонович улыбнулся так, будто и без ее слов все это понял.
Когда вы говорите о простых и милых вещах, меня это не ранит, сказал он.
А почему должно ранить? не поняла Алеся.
Вчера одноклассницу встретил, сказал он вместо ответа. Мы с ней в школе очень дружили. Понимаю, что дружбы между мальчиком и девочкой не бывает, но у нас была. Собственно, не только с ней мы целой компанией дружили. И часто домой к ней заходили после уроков. Я в четвертой школе учился.
«Наверное, это в Минске известная школа, подумала Алеся. С уклоном каким-нибудь».
Четвертая школа на Красноармейской, угол Кирова, сказал Борис Платонович. А Оля жила на улице Ленина, это рядом. Отец ее был профессор мединститута и на меня, помню, еще в третьем классе произвел такое сильное впечатление, что я уже тогда на врача захотел учиться. Такой он был спокойный и умный человек. Квартира у них была профессорская, еще его родителей. Очень респектабельная мебель из карельской березы, часы с боем. Я такого ни у кого не видел, хотя школа у нас была, как теперь говорят, элитная. Мы в Олиной комнате всей компанией располагались, уроки вместе делали О Канте разговаривали я в десятом классе очень им увлекся и всей компании его учение страстно излагал. Отец Олин любил с нами посидеть, иногда мама заглядывала. Она эффектная была, эмоциональная, гораздо его моложе, приходила в каком-то экстравагантном пеньюаре В общем, это было лучшее воспоминание моего детства.
А потом? чуть слышно спросила Алеся. Потом вы поссорились?
Почему поссорились?
Вы же говорите, это воспоминание не есть, а было.
Не поссорились, а просто жизнь развела. Так бывает. Чаще всего так и бывает. Новая учеба, новая жизнь, это всех разводит по своим дорожкам. Тем более когда медицине учишься, немного остается времени на постороннее общение. Да вы и сами знаете. Алеся кивнула. А неделю назад Оля ко мне на работу зашла, сказал Борис Платонович. Я ее много лет не видел и с трудом узнал.
«Странно все-таки, подумала Алеся. Он хоть и не очень молодой, но и не старый еще. Неужели его одноклассница так постарела, что узнать нельзя?»
Она больна, словно расслышав ее мысли, сказал Борис Платонович. Психика абсолютно расстроена, глаза уплывают, мутные совершенно. Живет в основном по больницам, иногда выходит, пытается куда-то устроиться, но куда в таком состоянии? К нам даже санитаркой взять не могу. Стал у одноклассников узнавать Оказалось, как только в университет поступила, на первом же курсе вдруг любовь. К какому-то Из тюрьмы вышел, еще и алкоголик. Забеременела, родила. Учебу пришлось бросить. Обычная в общем-то история, с любой чувствительной домашней девочкой может такое случиться.
А родители? Неужели не помогли?
В том все и дело. Мамаша ее как раз в то время нашла себе молодого любовника, отцу устроила развод с разделом имущества. Квартиру профессорскую пришлось продать. У них еще младший сын был, и мамаша вместе с ним почти все себе отсудила. Отец куда-то на окраину переехал, в Шабаны, кажется, а Оля к своему, с позволения сказать, мужу. Тот ее начал бить и вскоре выгнал, как и следовало ожидать. Она с дочкой пришла к отцу мать сказала, что сама виновата, надо было думать, от кого рожаешь. Вот так. Раздавила ее жизнь.
И что же теперь с ее дочкой? растерянно спросила Алеся.
Отец Олин ее воспитывал, пока мог. Потом умер. Оля в психо-неврологическом интернате. Мать сказала, внучку с такой наследственностью на себя не взвалит. Брат за границей где-то. Девочку в детдом отдали, там и выросла. Что с ней теперь, неизвестно. Оля вчера меня у больницы ждала попросила денег. Я дал, конечно. Но Страшно все это, Алеся. Была семья, жизнь, радость, Оля стихи любила, в тетрадку выписывала и всё в прах. Как не было. Я человек не очень эмоциональный, но из головы это не идет. Спасибо вам, сказал он.
И что же теперь с ее дочкой? растерянно спросила Алеся.
Отец Олин ее воспитывал, пока мог. Потом умер. Оля в психо-неврологическом интернате. Мать сказала, внучку с такой наследственностью на себя не взвалит. Брат за границей где-то. Девочку в детдом отдали, там и выросла. Что с ней теперь, неизвестно. Оля вчера меня у больницы ждала попросила денег. Я дал, конечно. Но Страшно все это, Алеся. Была семья, жизнь, радость, Оля стихи любила, в тетрадку выписывала и всё в прах. Как не было. Я человек не очень эмоциональный, но из головы это не идет. Спасибо вам, сказал он.
Да за что же? воскликнула Алеся.
Чудесно действуют ваши глаза. Борис Платонович улыбнулся. Как в озеро нырнул. Много у вас в Полесье озер?
Алеся кивнула. Она не знала, что сказать, так жалко ей было и ту несчастную Олю, и Да, Бориса Платоновича очень было жалко. Не удивительно, что печаль у него в глазах, раз он так сильно все переживает.
Ну, пойду, сказал он. Хорошо, что вас встретил.
Борис Платонович взял Алесю за руку, пожал ее быстро и ласково. И вышел из кафе. Алеся перевела взгляд на тарелку с колдунами. Как это они лежат такие прежние, нисколько не переменились? Как будто нет той жизни, которую она увидела в глазах Бориса Платоновича.
Но в ней, в ней самой переменилось все. Это произошло так неожиданно, что она не умела это объяснить, только чувствовала. И знала, что прежней ей уже не быть.
Глава 4
Ресторан «Встреча в Москве» Алесе не понравился. Вернее, еда-то понравилась, но она не так сильно любила поесть, чтобы очень уж этому радоваться.
Правда, говорить об этом Виталику она не стала. Он был неплохой человек, занимался программным обеспечением и однажды помог Алесе, когда в ее дежурство на сестринском посту намертво завис компьютер. Она была ему за ту помощь благодарна, так и сказала, а через неделю поняла, что Виталик заходит в отделение терапии как-то чаще, чем раньше, и каждый раз заглядывает к ней в сестринскую или на пост.
Так что его приглашению в ресторан на ВДНХ она не удивилась. И почему же не пойти? Пошла.
В меню было написано, что «Встреча в Москве» возвращает в советское время и представляет кухни народов СССР. Были здесь в самом деле и чебуреки, и украинский борщ, и хинкали, и драники. Виталик почему-то думал, что Алесе именно драников захочется, но она выбрала мурманскую рыбу, объяснив:
Драников я и дома могу нажарить.
А ты умеешь? поинтересовался Виталик.
Да что там уметь? улыбнулась Алеся.
Он выглядел погруженным в себя, а когда достал айфон, чтобы проверить звякнувшее сообщение, то по быстрому и радостному выражению его глаз Алеся поняла, как сильно ему хочется поскорее вернуться к своей привычной жизни, которая проходит в виртуальном пространстве и в выходе в реальность нисколько не нуждается. Но ведь все айтишники такие, и ресторан не понравился ей, наверное, не поэтому.
А потому, что вы чувствуете фальшь, сказал Игорь Павлович, когда Алеся мельком упомянула, что ела вчера мурманскую рыбу с кус-кусом.
Он спросил, где она это ела, и пришлось рассказать про «Встречу в Москве». Оказалось, он этот ресторан знает.
Какую фальшь? не поняла Алеся.
Фальшь самого посыла вот такие, товарищи, замечательные были советские рестораны, вот такая в советские времена была прекрасная еда.
А разве не так? Салат оливье точно был. И чебуреки тоже были.
Он поморщился.
Не были тоже, а назывались так же. Чебуреки, которые тогда продавались на ВДНХ, не имеют ничего общего с теми, которые подают в этой «Встрече в Москве». Вы тех чебуреков в силу своей молодости просто не ели на вас и расчет. И интерьеры, которые там выдают за советские, тоже фальшивая декорация, больше ничего. Обман, и не такой уж безобидный. Даже гнусный, я бы сказал.
Алеся вспомнила, что внутри в самом деле было много каких-то предметов из советских времен, вроде радиоприемника с колесиком, и стоял автомат с газировкой, в котором граненые стаканы были как у бабушки в деревне, и на стенах висели плакаты с широко улыбающимися женщинами в юбках колокольчиками. Но ведь в любом кафе все делается в одном каком-нибудь стиле, ничего в этом нет особенного.
Почему же обман, да еще гнусный? удивленно спросила она.
Потому что в молодые головы всеми способами вливается мысль, что при советской власти было прекрасно. И набитые отличным мясом чебуреки на эту лживую максиму работают. В советские годы чебуреки были набиты жилами, хорошо если хотя бы не тухлыми. И прежде чем она как-то отозвалась на его слова, Игорь Павлович спросил: Алеся, вы подумали над моим предложением?