Находясь в прокуратуре, где под присмотром сотрудника ведомства Олег знакомился с делом Ольги, он был настолько шокирован всеми нарушениями уголовно-процессуального законодательства, что ему приходилось изредка отвлекаться от изучения документов, чтобы просто прийти в себя от увиденного. Он был рад лишь одному, что с самого начала следствия, Ольга отказалась давать какие-либо показания, она даже отказалась принимать участие в следственных действиях, где было нужно не только рассказать, но и показать при понятых, как она применяла оружие. И это было её правильным решением. Единственные улики, которые были против неё, это показание свидетеля Мячина, живущего напротив Ольги, и смывки крови убитых, найденные в её квартире. Ну и соответственно пистолет, выброшенный Ольгой в траву недалеко от дома. На основании заключения экспертизы, на его рукоятке имеются следы её пальцев. Оставалось узнать, каким образом тела убитых и их мотоциклы оказались на болоте. Всё это ему предстояло выяснить у Ольги, которую он планировал навестить в камере предварительного заключения при отделе милиции, сразу же выйдя из прокуратуры.
Выписав для себя все несостыковки, допущенные в ходе следствия, Олег уже не сомневался, что ему удастся добиться направления дела на доследование, а Ольгу на время следствия освободить из-под стражи, заменив ей меру пресечения на подписку о невыезде. По пути в отделение милиции он зашёл в переговорный пункт, расположенный на почте. Нашёл записанный на клочке бумаги телефон дома малютки в областном центре, где находился маленький сын Ольги. Туда его поместили сотрудники опеки. Поговорив по телефону с детским врачом и воспитателем, Олег выяснил, что с ребёнком всё хорошо и теперь он спешил поделится этой новостью с Ольгой. В допросную комнату она вошла очень грустная. Села на край скамейки, устремив неподвижный, полный безнадёжности взгляд на Олега.
Как ты себя чувствуешь? спросил он, доставая из портфеля свои черновики, написанные в прокуратуре. Тебе полегче?
Да.
Хочу тебя обрадовать. Только что звонил в дом малютки. С твоим Вадиком всё хорошо, за ним смотрят врачи, аппетит хороший.
Правда?! она радостно вскочила со скамейки и кинулась к Олегу.
Милиционер, сидевший рядом, схватил её за руку и рывком посадил обратно на место.
Не трогай её! громко, сказал ему Олег.
Ольга заплакала:
Да я же просто хотела обнять и поблагодарить
Ну всё, успокаивайся, тихо произнёс Олег. Зато теперь ты знаешь, что с сыном всё в норме.
Ольга закивала головой, с улыбкой вытирая слёзы.
Да, да Спасибо.
Олег положил перед собой чистый лист бумаги.
Оля, я сейчас задам тебе несколько вопросов. Ты должна будешь мне искренне на них ответить. И очень тебя прошу запомнить то, что ты мне скажешь. Это очень важно. Хорошо?
Я поняла.
Итак, вопрос первый. Когда ты увидела, что двое молодых людей стоят в твоей комнате и Олег на секунду замолчал, пытаясь подобрать слова, которые не приведут Ольгу к стрессу. И.. совершают противоправные действия в отношении твоего ребёнка, ты умышленно взяла пистолет и привела его в действие, либо ты не помнишь, как это произошло?
Не помню. У меня в голове всё потемнело, я едва устояла на ногах. Пришла в себя, когда уже прозвучали выстрелы. Потом я услышала, как в углу комнаты заплакал Вадик. Я сразу подошла к нему, взяла его на руки и только тогда заметила, что держу в руке пистолет, а у него из дула тонкой струйкой выходил дым. Потом оглянулась, а они оба лежат в крови.
Что ты сделала с пистолетом?
Я с ребёнком подошла к окну, которое выходит на другую сторону дома, и бросила его в траву.
А потом? Что ты делала потом?
Потом сейчас, я постараюсь вспомнить. Ольга наклонила голову к коленям, прижав кулаки ко лбу.
Да, я вспомнила. Я согрела молоко и положила Вадика в кроватку. Он, как ни странно, успокоился и стал сосать молоко из бутылки. А я взяла покрывало, перекатила на него сначала одного и оттащила его волоком к болоту. Потом, пришла и забрала другого, и тоже туда оттащила. А уже после этого, я откатила к болоту их мотоциклы. Они были такие тяжёлые, что мне пришлось много раз останавливаться, чтобы отдышаться. Вот как-то так. Остальное не помню.
Хорошо, немного задумавшись, сказал Олег. И последнее. Когда ты всё это перетаскивала, мог ли кто-нибудь тебя видеть за этим занятием? Соседи к примеру?
Хорошо, немного задумавшись, сказал Олег. И последнее. Когда ты всё это перетаскивала, мог ли кто-нибудь тебя видеть за этим занятием? Соседи к примеру?
Даже и не знаю. У меня крайний дом, в нашем подъезде кроме меня живёт только одна бабушка, все остальные квартиры брошены. А в первом подъезде живёт семья алкашей, они постоянно пьют.
Ещё один вопрос Оля. Там, на болоте, снимала ли ты с них, ту самую немецкую форму и всякого рода атрибуты? Каски? Оружие?
Ольга замотала головой.
Нет, а зачем мне это нужно? Тогда для меня это уже не играло никакой роли. Главное, что я их убила Мне уже только от этого стало легче.
Ну, ясно, тихо сказал Олег. Давай, хорошенько выспись, завтра у нас с тобой будет сложный день.
Глава 4
О том, что в местной гостинице проживает ещё и прикомандированная на процесс по убийству судья из областного города, Олег узнал от администратора заведения на следующий день, после своего приезда. Но тогда, он ещё не знал её в лицо, а уже впервые увидев в зале суда, в последующем всячески избегал с ней случайных встреч в гостинице. Вечером, взяв ежедневник и диктофон, он пошёл по главной улице вдоль домов местных жителей. Те, кто присутствовал на заседании в качестве зрителей, его узнавали, провожая любопытничающим взглядом. К некоторым из них Олег подходил и представившись, пытался расспросить о их мнении по факту убийства, а конкретно об Ольге и о группе молодых людей, появляющихся на улицах в форме немецких солдат, да ещё и с оружием в руках. Но когда речь заходила именно о второй стороне вопроса, все почему-то сразу обрывали разговор и уходили, ссылаясь на нехватку времени. Было не сложно понять, что люди боялись расправы. Уже не надеясь что-либо узнать на интересующую его тему, он вдруг услышал за спиной негромкий свист. Оглянувшись, увидел выглядывающего из дверного проёма гаража, расположенного у одного из домов, пожилого мужчину, который тут же махнул ему рукой, словно ещё раз давая понять, чтобы Олег подошёл к нему. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что кроме этого мужчины за ним никто не наблюдает, он не спеша двинулся к данному гаражу.
Заходь-ка сюды, мил человек, приоткрыв одну из створок ворот, буквально вталкивая Олега во внутрь. скомандовал ему седоволосый, с сильно проросшей щетиной на лице, дедуля. Затворив за Олегом ворота изнутри на большой металлический крючок, он подвинул к его ногам деревянную скамейку, сам же сел напротив, на перевёрнутое вверх дном ведро. Олег послушно сел, доходчиво понимая, что просто так его точно сюда не позвали.
Здравствуйте, поздоровался он с хозяином гаража.
Дед молча скрутил самокрутку, закурил, и насладившись первой затяжкой, выпустил из носа две одинаковые струйки сизого табачного дыма.
Ты, что ли, адвокат то Ольгин будешь? спросил он у Олега, устремив на него прищуренный взгляд.
Да, отец. Я.
А Ну, ну. Зря топчешься паря. Никто тебе тута всей правды не скажет, потому, как страх в мозгах у людей. Грибов-то нынче меньше, чем покойников в лесу да на болоте. Улавливаешь, мыслю-то мою?
А как же милиция, отец?
Тот рассмеялся, не скрывая три последних зуба во рту, но за долю секунды до окончания смеха, резко изменился в лице, став чем-то похожим на Ивана Грозного.
Нету у мильтонов больше власти! Немчуре продались! Живём бля, как в оккупации. А мне-то как жить? Я же мил ты мой человек войну прошёл, в двадцать годков встал под ружьё, рейхстаг брал. Ты видишь это? дед резко приподнял одну брючину, под которой начиная чуть выше колена и до самой ступни красовался самодельный металлический протез. Нога-то моя, там, в Берлине осталась! А ведь, как дитя радовался, что главное живой вернулся. И что же мне теперь? Заново, что ли гадов этих бить? Выходит, не добили мы их в сорок пятом? Ни хрена не добили! Он замолчал, нервно трясущимися пальцами преподнёс к губам дымящуюся самокрутку и несколько раз глубоко втянул в себя жар, сгорающего в клочке газетки самосада. Затем, бросив окурок на растрескавшийся бетонный пол, старательно раздавил его галошей, надетой на металлический протез.
Ты, сынок, нашу девку-то не бросай, уже немного успокоившись, сказал он Олегу. Видать, выбора-то никакого у неё не было. Мать есть мать. Дитя для них на первом месте. С её то матерью я почитай двадцать годков вместе проработал на маслозаводе. Хорошая баба была, работящая, но вот с мужиками ей не везло. Первый-то из лагерей не вылазил, политический был. Так и сгнил там. А второй бил и пил, но посля то спился, да помер.