Финал Сергеев добил позже. Пришлось поработать, и не было привычной легкости в мыслях. Зато он чувствовал себя человеком. Чертовски приятно, проходя по деревне, видеть, как светлеют лица людей! Сергеев нарочно потратил пару часов персонально раскланяться с каждым, показаться в цивильном виде.
Он не стал задумываться о названии. «Герой», как же еще? С первыми заморозками роман ушел в издательство. В первое попавшееся, наобум.
«Второй тираж ушел в печать, писал редактор, Но подумайте об изменении концовки. Возможно, не стоит убивать героя? Он так понравился читателям! И они требуют продолжения»
На месте хибары Сергеев поставил скромный, но особнячок. С балясинами и наличниками. Вечерами Сергеев останавливался возле книжного шкафа и нежно гладил корешки. Один корешок, повторенный десятки раз. Авторские экземпляры «Хорошие вы мои!» шептал Сергеев. Его друзья, его собеседники, воплощение его мечты. Он мог часами перечитывать роман, начав с любого места. Читал и поражался Как? Откуда взялись эти легкость и глубина? Легкость слога и глубина мысли. Это он, действительно, он. Но как?
Два дня в неделю Сергеев проводил в столице. Творческие вечера шли один за другим. Восторг новизны утихал, сменялся тихой обидой, ведь каждая встреча заканчивалась вопросом: «Когда ждать продолжения?». Поначалу Сергеев обстоятельно объяснял причины, по которым не собирается этого делать, потом отделывался односложным «нет». Как же они не понимают? удивлялся Сергеев. Герой исчерпал себя, исполнил предначертанное. К чему оживлять покойника, трясти старые кости?
Сергеев замыслил реалистический роман о судьбах современного села. Комбайнер, герой труда, доживает свои дни в заброшенной деревне. Жена давно умерла, дети позабыли. Досуг он проводит за чтением старых газет. Вдруг
Позвонил издатель.
«Возможна экранизация! кричал он в трубку. Джексону не снилось! Большой продюсер, хорошие деньги!.. Но продолжение, непременно продолжение!» «Но я начал другую вещь» «Отложите! С вашим слогом, с вашей скоростью!..»
Что он теряет, задумался Сергеев. Полгода год, пока напишет еще один роман. Тем временем идея вылежится, обретет нужную форму. Да и деньги не помешают.
«Согласен», ответил он.
«Ага», проснулся подзабытый голос и хихикнул.
Нет, Сергеев не хотел повторения прошлого позора, не хотел презрения местных жителей. Он забил холодильник продуктами, завалил консервами погреб. Теперь его никто не потревожит.
Клавиатура манила, тянула.
Герой очнулся на рассвете, оглядел поле недавней битвы. На разбитые камни плато лег свежий снег, укрыл пятна крови и ошметки внутренностей невинным белым покрывалом. Внизу, на склоне Двурогой, паслось стадо ледяных быков. Герой усмехнулся и стал спускаться к перевалу. Очень хотелось есть.
Спать Сергеев лег далеко за полночь. Его знобило, поднялась температура. Страшно чесались бока, Сергеев с трудом сдерживался, чтобы не разодрать их до мяса. В борьбе пришел рваный, горячечный сон. Сквозь бред Сергеев чувствовал, как ползают по телу невидимые миноги. От скользких прикосновений было то ли тошно, то ли приятно. Сергеев представлял себя толстым, бесконечным удавом. Он струился по шершавой дорожке. Песок сладостно скрипел под упругими боками, мелкие камешки щекотали кожу. Блеснул в лунном свете антрацит воды, и Сергеев нырнул. Без звука, без всплеска, в холодную уютную глубину. Когда внутренний жар утих, Сергеев рванул наружу. Голод гнал его, того, кем был сейчас Сергеев. В ноздри проник запах живого существа, сладкий дух плоти и горячей крови.
Утром Сергеев встал бодрый и веселый. От вчерашней лихорадки не осталось следа. Вот только сбитая постель пестрела бурыми пятнами. Неужели не выдержал?
Рассматривая в зеркале измазанное кровью лицо почему именно оно? Сергеев не сразу заметил, что Что?! Немного ниже подмышек из боков выросли две новые руки, длинные, мускулистые, покрытые нежной молодой кожей.
«А?..» задумался Сергеев. «Хорошо же», сказал голос.
Руки слушались, как родные. И точно, хорошо. Как раньше он обходился всего двумя? Скорее к ноутбуку!
«Люська! Где тебя носит, негодница рогатая!» кликала за окном старуха-соседка козу. Сергеев запнулся. Из-под кровати выглядывала обглоданная нога с раздвоенным копытцем. «Это я ее, да?» вяло удивился Сергеев. «Ерунда, не бери в голову», отозвалось в голове.
С двумя парами рук дело пошло куда как быстрее. Текст, струившийся ранее ручейком, полился речкой. Уже недели через три Сергеев закончил «Героя против пиратов». Идеи роились в мозгу, причудливо смешивались и без помех выплескивались на винчестер. На свет последовательно явились «Герой и щит императора», «Герой и леса Капа-Ламуры», «Герой и зрачок Зунги», «Герой и сорок наложниц мудреца».
Народ покупал и требовал еще. Тиражи росли, издатель потирал руки. «Наложниц» выпустили в подарочном оформлении; в комплекте шел снятый «Пентхаусом» видеофильм. Совет по культуре подал на издательство в суд за садизм и смакование перверсий. Скандальный процесс закончился ничем, но поднял продажи втрое.
Сергеев ничего этого не знал. Его переполняло счастье. Время разделилось на две части. Днем Сергеев творил, воспарял в горние выси, направлял властителей мирских и духовных. Ночи радовали животными страстями. Он выслеживал и загонял жертву, пил последний вздох жизни, а после пировал. Когда он был сыт, то скитался по окрестным лесам чудовищным хайдом или восторженно выл на Луну.
С книгами множились конечности. Сергеев распух, стал похож на Сразу и не понять, на что именно. Но кому интересны отражения в зеркале? Не о чем беспокоиться.
Деревня замерла в тревоге. Бабки судачили про вурдалака, живые пока цепные псы вечерами плакали, как кутята, и просились в дома. Мужики обсуждали невиданные следы, грешили на волков и мечтали об облаве, только какая облава, когда их осталось полтора человека тех, кто может держать ружье! Слухи, один другого невероятнее, ползли по округе.
Зашевелились аномальщики. Махайрод добрался до наших мест, говорили одни. Нет, отвечали другие, исконно русского зверя, пещерного медведя, выгнала из чащоб дурная экология. Сошлись в одном: нас посетил гость из плейстоцена! И сорвались в экспедицию; записать на видео, а лучше отловить, чтобы посрамить академических скептиков.
Обвешанные аппаратурой, они углубились в лес на закате. Вышел один. Невменяемый, прижимающий к груди камеру для ночной съемки. Его подобрал дальнобойщик, глянул, интереса ради, записи, и опытного, тертого жизнью мужика проняло до тошноты. Водила влил в глотку спасенного стакан водки, только бы закрылись мертвые от ужаса глаза, и придавил педаль. В столице, не заезжая на терминал, сдал найденыша знакомому из ФСБ. Пусть разбираются, на то и безопасники!
Сергеев дописал последний абзац, сохранился и вошел в почту. Новейший роман «Герой и дураки» отправился проторенным путем. Стемнело, и зверь или бог? внутри темнил сознание, прибирал власть над телом. Пора на охоту, за парным мясом.
Добыча сама пришла в его логово. Она сопротивлялась, плевала огнем и жалила. Глупыши, так даже смешнее!
Изумрудная клякса металась в окуляре ноктовизора. Погасли всполохи выстрелов. Взвод осназа остался лежать у двери и окон мертвыми, остывающими грудами. Лучшие парни погибли за секунды, майор не успел скомандовать отход. Он сглотнул, крепко зажмурился и махнул рукой.
Две гранаты из подствольника встретили тварь в прыжке.
Серегин проснулся, как от толчка. Ночь глядела в окно желтыми бельмами фонарей. «Зачем я живу? подумал Серегин. Что останется от меня после смерти? Пустота?» «Напиши книгу, произнес в сознании чей-то голос. Великую, мудрую, божественную Книгу!» «Да».
Тьма ласково улыбнулась.
Сергей Игнатьев «Девочка с ароматом полыни»
Милый С., мой мальчик с фисташковыми глазами и пепельной душой, сегодня вечером мне так не хватает тебя! Я скучаю. Знаю, ты не поверил бы, скажи я это вслух, тебе в глаза. Ты привык считать меня бездушной стервой, беспощадной сукой. Хищной пумой, разрывающей когтями твое дурацкое большое сердце.
Милый мой глупышка С., ты так часто говоришь, что я погубила тебя. Попрекаешь меня тем, что я играю тобой, как куклой, клетчатым дурачком в колпачке с колокольчиками. Ты говоришь, я свожу тебя с ума. Ты говоришь, я превратила твою жизнь в ад.
Все это правда, мой хороший.
Скажи, что любишь меня, говори снова и снова! Мне так важно слышать это. Быть в твоей жизни, быть частью тебя. Мы дополняем друг друга, как луна и туман, как хрупкие кости и замшелый склеп, как уродливая личина противогазной маски и зазубренный траншейный нож, как шансонетки в кружевных подвязках и карлик-конферансье с цилиндром на рыжих вихрах. Мы связаны неразрывно, счастье мое, мой мнительный издерганный меланхолик!