Чувствовалось, что она согревается понемногу. Слабый намек на румянец появился на щеках, губы, припухлые, обветренные порозовели оживает. Скрестив руки на груди, я с удовольствием разглядывал ее. Она отвела взгляд, засмущавшись. С ума сойти неужели такое возможно? Это же не модно.
Камин у Калининых сломался. Ну, я пойду. А Филя, потому что Филипповы мы.
Да-а? протянул я и спохватился. Может быть, вам помочь печь растопить?
Услышал, как прошелестели шины по дорожке к соседнему дому. Посмотрев в окно, я увидел, что из машины шумно принялись выгружаться Евгений со Светой. И сказал:
Евгений, собственной персоной.
Вот тут прошло какое-то небольшое мгновение, которое дало мне почву под зыбкую надежду, что мое предложение будет принято теперь, когда приехал хозяин, уж Жентяй-то растопит собственную печку. И я опять настырно предложил:
Может быть, теперь по эклеру?
В тишине щелкнул отключившийся чайник. Она рассмеялась:
Теперь, пожалуй, я со спичками там никому не нужна! А эклеры я люблю
Оказалось, ее зовут Дашей. Никогда не любил это имя. Даша хорошо, а вот Дарья меня как-то озадачивало. А теперь люблю. И, кажется, что по-другому и быть не может. Новый Год тогда мы встретили вдвоем. Женя и Света, Егор и Ирина, подруга Егора, все они сновали из дома в дом всю ночь очень увлеченно, расстреливали боеприпасы, грозились утром, первого, отправиться покорять лыжню вокруг поселка. Потом все стихло. Лыжники уснули.
И к утру этой безумной ночи повалил снег. В шесть утра я поставил чайник. Даша собиралась на вторую электричку. Я смотрел в окно на крупные хлопья. И думал: «Работать первого января это такой маленький человеческий подвиг Вот идет снег. Я очень люблю, когда я на даче и идет снег. И мне не нужно ехать в город. У меня отпуск. У меня пятая глава, которая отчего-то стала явью. Но я сегодня уеду домой Странно. Но мне не хочется здесь оставаться одному».
И мы уехали. 352-ой километр удалялся от нас в прямоугольнике окна стучавшей знобко по рельсам электрички. Мела метель. До города каких-то два часа
Борис Богданов «Сергеев. Серегин»
От автора:
Любые совпадения случайны.
Сергеева одолел зуд. «Ты должен остаться в вечности, чудился ему чей-то голос, ты должен написать книгу» «Я просто любитель», сопротивлялся Сергеев, но голос ныл, тревожил, уговаривал. «Я напишу книгу, понял Сергеев, великую, мудрую, божественную Книгу».
Сергеев продал квартиру в столице и переехал в деревню. Денег, подсчитал он, должно хватить лет на десять. Продукты, дрова, спутниковый интернет, бензин плюс непредвиденное. Вполне, вполне достаточно!
Машина медленно ползла весенним проселком. Образы ворочались в голове, рождали удивительные слова, от которых замирало в груди. Словам не терпелось, они рвались наружу. Сергеев с трудом держался, чтобы не прибавить газу.
Покосившаяся изба встретила перегоревшими лампочками и запахом запустения. Электричество о чудо! было, а лампы Сергеев захватил с собой. Скорее, скорее, невозможно ждать более! Сергеев смахнул застарелую пыль со стола, подключил ноутбук и создал новый, пустой документ. Его будущая книга Как он назовет ее? Неважно. Имя придет потом, когда слова заживут своей, отдельной жизнью.
Сергеев коснулся клавиатуры, и мир исчез. Остались не распакованными чемоданы, покачивался от сквозняка полотняный абажур с пустым патроном, звенели комары.
Свирепый ветер вдохновения надувал паруса фантазии. Иногда прямо по курсу бурлили водовороты вокруг рифов штампованных образов, и тогда у Сергеева начинало болеть сердце. Он закуривал и возвращался на строчку или две назад, лихорадочно правил, и боль отступала. К ночи папиросная пачка опустела, и родилась первая глава. За ней вторая и третья. Сергеев не замечал ни ломоты в спине, ни боли в отбитых пальцах. Только к утру его отпустило. Утихли злые пульсы за висками, и Сергеев уснул за столом.
Побежали дни. Сергеев изредка покидал избу, покупал продукты и курево. Он осунулся, оброс клочковатой, рыжей с проседью бородой, пропах потом и табаком. Деревенские брезгливо расступались, пропуская его к автолавке.
Сергеев не замечал. Все мысли его занял роман. Он рос, как горная страна, в высоту и вширь. Огромный мир вставал за скупыми описаниями событий. Люди рождались, взрослели, влюблялись, совершали поступки и Поступки, болели и умирали. За наводнениями следовали ураганы, войны сменялись эпидемиями, засухи суровыми зимами, когда полноводные реки промерзают до дна. С миром происходило необъяснимое и страшное. В бессилии опускали руки правители и вельможи, ломали в бесполезных раздумьях головы мудрецы, тщетно молили богов о снисхождении монахи в тайных скитах. В бедствиях угадывалась злая воля. Будто перебирал нити стихий чудовищный кукловод. Ироничный, холодный экспериментатор возле муравьиной кучи.
Потом возник герой. Рыцарь из окраинного королевства, обремененный любовью и долгами. Молодой вояка из тех, все имущество которых состоит из коня, меча и платочка прекрасной дамы. Он собрал ватагу сорвиголов и отправился на поиски славы. Начали, как водится, с грабежей: трясли купеческие караваны, чистили небольшие городки, не гнушались и монастырями. Ватага росла, в нее вливались новые лихие люди. Страна стонала от новой напасти.
Однажды, обнимая маркитантку, герой понял, что забыл лицо дамы сердца. Это его удивило. Почему так вышло, что с ним случилось? Разве славы удачливого разбойника он хотел? Неужели только ради вина и покорных девок покинул отчий дом? Он осознал, что позади только кровь и дым пожарищ! И ужаснулся. Началось его нравственное возрождение. Он бросил войско и бежал прочь. Схимник в безводной пустыне открыл ему правду. Причина бед древний бог, обитающий на окраине мира. Он пьет эманации страданий, отчего сила его растет, умножая людские беды. И так по кругу, пока человеческому роду не придет конец.
Убить бога вот цель жизни! решил герой.
Вот кульминация романа, понял Сергеев, и его достойное завершение.
Последние главы заполняли дисковые сектора. Голос, что позвал Сергеева в дорогу, не умолкал ни на минуту. Иногда казалось, что это он, голос, управляет пальцами, что это он подсказывает повороты сюжета, и даже метафоры дело его бесплотных, невидимых рук. В бреду, в горячке, забывая есть и даже курить, дописывал Сергеев свое произведение. Лишь с финалом вышла заминка
Тускло светились вершины гор в сиянии Луны. На плоском плато стоял Герой. Губы его были сомкнуты, в глазах читалась решимость завершить работу здесь и сейчас. Последнее усилие, и враг уничтожен. Бог ослабел, потерял тонкие астральные тела и вывалился в тварный мир. Напротив Героя жуткий монстр, кошмар пожирателя мухоморов. Мешок таракана, вывернутый наизнанку коровий желудок, куча гниющих спрутов Не подобрать названия, нет в человеческих языках подходящих слов. Злой бог смердел.
«Убей его, подначивал голос, и Герой станет властелином мира. Просветленным, мудрым государем, перед которым склонятся страны и народы!». Убить бога Простое решение, и как удачно оно совпадает с первоначальным замыслом! Убить и занять его место. «И самому стать драконом, вспомнил Сергеев. Нет, этого не будет. Я слишком люблю своего героя, чтобы пожелать ему такую судьбу». Он победит, в этом нет сомнения, но ценою станет жизнь! Тогда он останется в песнях и легендах. «Никто не узнает», шепнул голос. «Какие мелочи!» отмахнулся Сергеев.
Голос скептически хмыкнул и исчез. Сергеев почувствовал себя странно. Словно долго спал под толстым ватным матрасом, как когда-то, в армии. Да тяжело, да пыльно, но тепло и уютно! Мгновение, и матраса нет, теперь можно дышать полной грудью, но холодно и солнце режет глаза.
Возможно, Сергеев просто невыносимо устал, но никогда прежде слова не рождались в таких муках! Они не ложились в строку, они сопротивлялись, они прятались за другими, стертыми и тусклыми. За час возник абзац, натужный, вялый. Ублюдочный.
Надо отдохнуть, понял Сергеев. Финал никуда не денется, а пока боже! Во что он превратился?
В почерневшем зеркале отражался обычный бомж. Грязный, всклокоченный, с мутными, загноившимися глазами. Сергеев принюхался, и его чуть не стошнило: несло, как от помойки в жаркий день. Нестерпимо чесалась кожа, казалось, под грязной рубахой кто-то ползает.
Сутки Сергеев посвятил чистоте. Он натопил баню и несколько часов отмокал, а потом отмывался в трех водах. Тело покрывали фурункулы и струпья, и Сергеев извел всю водку и пластырь. Он сжег тряпье, в которое превратилась одежда. Он вымыл и выскоблил дом, а потом снова помылся. И прочая, и прочая, и прочая
Финал Сергеев добил позже. Пришлось поработать, и не было привычной легкости в мыслях. Зато он чувствовал себя человеком. Чертовски приятно, проходя по деревне, видеть, как светлеют лица людей! Сергеев нарочно потратил пару часов персонально раскланяться с каждым, показаться в цивильном виде.
Он не стал задумываться о названии. «Герой», как же еще? С первыми заморозками роман ушел в издательство. В первое попавшееся, наобум.
«Второй тираж ушел в печать, писал редактор, Но подумайте об изменении концовки. Возможно, не стоит убивать героя? Он так понравился читателям! И они требуют продолжения»