От роз до гвоздик и гладиолусов: новобрачные традицию блюли, да туристы подбрасывали!
Помню долгую дискуссию о том, этично ли это, от памятника цветы тырить: вывели в оконцовке, что дядя Петя там все-таки не похоронен, а цветы окрестные менты все равно к утру сами собирают, да цыганам оптом сбрасывают! Это ж не Пискаревка!
Гениальный был момент, когда они нас все-таки повязать решили: Я, набрав любимых роз, первым домчался до Синодской арки, ведущей на Красную, и оглянулся назад (хоть в соляной столп не превратился!).
Там, петляя и перепрыгивая через ограду, вензеля выписывали все остальные, но круче всех был бегущий букет длиннющих гладиолусов в хайкингах: это был Лешка Боцман, и так невысокий, да еще и букетик ростом и объемом с себя прихватил!
Ну, окрестные проходные мы-то получше их знали, так, с вылетом на Бульвар Профсоюзов и обратно, испарились!
А цветы мы, все-таки, и после постоянно таскали, да и потом на Канал Грибоедова без них никогда не приходили!
Сквот
Ты говоришь, что сквот на Грибоедова был более уютный? Полностью согласен! Но разгадка тут, скорее, крылась в его отдаленности от «Треугольника» и в обилии других вписок по дороге: кто-то оставался у Ярочкина на Красной, кто-то на Почтамской у Матроскина, кто-то у Крюкова канала вместе с Лешкой Уфимским, а кто-то не мог пройти мимо Декабристов, где была большая квартира, ныне покойных, Ёза и Янки Ишмуратовых.
В общем, по дороге, отряд то и дело недосчитывался очередного бойца, и до места назначения добирались лишь самые стойкие, такие, как мы с Ин-гером (Железновым) и Валеркой Блэйком. Причем последние иной раз приносили меня на своих плечах.
На Канале было клево, даже, кажется, и телефон был! Плюс вечно несливающий бачок унитаза, который мы с Блэйком периодически пытались починить, да только практики из нас хероватые получились: как инженеры по образованию, конструкцию устройства секли на ноль, а вот чтобы качественно исправить
Недавно вспоминали, как какая то интеллигентная барышня туда зашла, передать кому то что то. А потом, перепуганная, жаловалась, что она по ошибке заглянула не в ту комнату, а там четверо полуобнаженных фавнов вокруг трехлитровой банки пива распевали под гитару оперными голосами из «Мамы» Боярского: «Ля-ля-ля-ля-ля, была я на ярмарке, ля-ляля стою у дверей ля-ля-ля вернулась с подарками
Ну я это пел, каюсь, а что до того, что все в трусах (хорошо, хоть в них!) так ведь лето, жарко было!
Если помнишь, мы с Ингером крайнюю комнату занимали: обычный безмебельный пенал с видом на Канал. Так вот его, как прирожденного дизайнера, отсутствие оной мебели сильно беспокоило: мне на это было как от Крестов до Алькатраса, два матраса по углам присутствуют, и ладно!
Хрен с ним, если бы он только по поводу нее сокрушался, так нет, творческая натура художника требовала выхода, причем немедленно!
Как-то раз, возвращаясь, то ли с Казани, то ли с Трех Углов, навестив все попутные пьяные углы и затарившись «Ркацители» по 4 рубля под завязку, с трудом поднявшись по лестнице, открываю дверь в нашу комнату и ни хрена понять не могу: передо мной ОКНО!
Этот гибрид Нимейера и Церетели приволок откуда-то огромную раму от пола до потолка, со стеклами и форточкой (слесарь Полесов, блин, без мотора), и водрузил ее ровно посередь комнаты! Намертво!
Я это тогда даже как глюк не воспринял: просто есть преграда, которая мешает мне пробраться к моему матрасику, который мне сквозь нее и виден, к тому же!
Теперь рассказ Ингера:
Лежу я, никого не трогаю, Кастанеду почитываю. Думаю, вот, сейчас Рыжов заявится, принесет чего-нибудь (ага, а я уж и костерок развел, и веточек подбросил, этих, как их там можжевеловых! Чтобы дымок пах!). Тут открывается дверь и на пороге выплывает тот самый ежик из сильного тумана с авоськой сушняка.
Окидывает взором комнату, видит постель, видит препятствие, секунду думает, подходит к раме, открывает ФОРТОЧКУ, просовывает в нее и аккуратно ставит на пол драгоценную ношу, а после с невообразимыми матюгами сквозь нее же втискивается сам!
И ведь влез! И ни одного стекла не побил!
Чудесное было там место! И балкон, нависающий над каналом, и тополя на набережной, и даже бомжи с алкоголиками по округе какие-то симпатичные!
Про форточки
Порой от набережных мы возвращались всё ж не только на общераспространенные между всеми нами вписки.
Про форточки
Порой от набережных мы возвращались всё ж не только на общераспространенные между всеми нами вписки.
Приходит на ум замечательный адрес: квартира Саши Фишмана на улице Социалистической (занесло, блин, диссидента!), название которой служило детерминантой степени опьянения: тут и по трезвяни-то не каждому дано с первого раза произнести, а так всё, сливай воду!
Его диссидентство, впрочем, было сродни его же постоянной озабоченностью в определенном плане: до кратковременного удовлетворения, после чего оно переходило в постоянную хмурую озадаченность. Дело в том, что Саша очень любил отлавливать барышень где-нибудь в районе «Треугольника», очаровывать их рассказами о «гибели русской демократии» и приводить их домой под покровом ночи на чашку «чего получится».
А так как он усиленно играл в либерала (или же являлся таковым), то приводил к себе домой (э-э! с другими целями!) просто переночевать, подкормить, да и просто попьянствовать и прочих представителей нашей разношерстной тусовки, т. е. мужское население. В частности, меня и ныне покойного Маршала.
И вот тут у него случались накладки
Дело в том, что мы с Олегом очень быстро просекли, каким макаром пролезть в квартиру без ведома хозяина (P. S. ментам: с его же благосклонного к тому отношению), не дожидаясь его прихода. Все очень просто: стояк парадной вплотную примыкал к стенке с Сашкиным окном, а перешагнуть из окна на карниз соседнего, нырнуть в форточку, да открыть фрамугу, а потом и входную дверь ребенку под силу!
Так ведь ребенку-то да, ему сам Бог (или кто Там?) велел! И телосложение, и вес и габариты позволяют! А в варианте с нами чуть сложнее, но, обо всем по порядку
Накладок было с этой впиской больше, чем одна, я Сашку хорошо понимаю, и даже сочувствую: приходишь домой с очарованной сударыней, а там два упыря, пожрав всю имеющуюся съедобную и несъедобную провизию, радостно предлагают тебе остатки сушняка, вопрошая: «Пить будешь?».
В ту ночь мы отправились опережать нашего местного Сахарова в компании еще и Коли Барабанова (группа «Спокойной Ночи!»). Поднявшись на нужный этаж, открыв окно на улицу, я, привычно дотянувшись до соседней форточки, нырнул внутрь.
Фишман не поставил наружную раму на верхний и нижний замки
Фрамуга, тоскливо скрипнув, начала поступательно-возвратные движения, стеная всеми своими дореволюционными петлями (Господи, хорошо не современными, сделаны на совесть!). Я застрял, не имея точки опоры, как Винни Пух в норе у Кролика, правда, задницей наружу, и хмуро раскачивался на уровне четвертого этажа дома дореволюционной постройки на оконной раме.
Маршал, желая мне помочь, стал ловить меня за ноги и запихивать внутрь, а Коля с криками: «На хй, на хй, к терапевту!», умчался куда-то вниз, кажется, с концами.
Главное маневры! Внутрь мы, конечно же, попали, хорошо хоть трупаков Сашке под окнами не обозначили!
Озерки Шувалово Просвет
Шувалово Ежели разобраться, прикольное место. Рядом Поклонная гора, последний костер Распутина, церковь баптистская, Валера Баринов там в «Трубном зове» играл, дача Бадмаева, дача, на которой попа Гапона порюхали, бывшая лодочная станция на третьем озере рядом с тем местом, где кабачок располагался, и Блок «Незнакомку» написал. Хорошей памятью на текст, даже зарифмованный, я никогда не отличался, своих-то не помню, мне всегда проще новое написать. Помнится на выпускных экзаменах по литературе надо было стихи заучить. Так я их автоматом на музыку положил. Ту же «Незнакомку» на Бобовскую «Зачем меня ты надинамил». Она же и досталась.
Помню обрадовался, набрал воздуха и запел. Негромко, но ощутимо, так что до последней парты пробирало: «По вечерам над ресторанами». Закончил приплясывая.
Но недаром моя литераторша вместе с Тамарой Максимовой училась, да мне пропуска на все Музыкальные Ринги выбивала на запись, отсмеявшись, «пять» поставила.
В доме напротив школы Сергей Скачков из «Землян» жил, пару раз с нами, пацанами, пообщался, после чего, обладая каким-никаким музыкальным слухом я понял, что у них поет отнюдь не Игорь Романов.
Вообще я любил народ с Финбана к себе на электричке привозить: приедешь в Шувалово, десять минут в горку по обычной деревеньке и раз Город, отделенный Выборгским шоссе.
Но речь не об этом. По другую сторону железнодорожного переезда раскинулась настоящая деревня, где уютно расположились художники и мы у них периодически ночевали.