Сколько уже здесь сидит вон та девица? и указал на тело, укутанное во что-то, похожее на мешок.
Чёрт его знает, у меня смена только сегодня началась. С утра она точно была, сейчас гляну по записям, он подошёл к ней, глянул номер на её запястье и уточнил срок её пребывания тут. Ну, третий день уже. Сожрала больше 30 порций.
А остальное время что она делает? Не всё же время под кайфом лежит.
Смотритель вновь полистал бумаги.
Ну да, она пару раз выбегала, но совсем ненадолго, говорил большой мужик, просматривая страницы. Тут написано, что не более часа, он то и дело, тыкал мне в нос своим блокнотом. Ну и ела тут несколько раз.
Она нюхала Релек, ела здесь и почти жила три дня? Чем она платила-то?
Смотритель вывернул блокнот другой стороной и нашёл её номер с именем и формой оплаты.
Так, Боргхильд её зовут, верно? Ага-а, натурой платила. Но не Густаву, здесь было бы написано.
Спасибо, сказал я, думая, что делать с этой ненормальной.
Я склонился над ней. Из её глаз скатывались слёзы, а на лице растеклась счастливая улыбка. «Ну хоть когда-то это исчадье ада выглядит прелестно» подумал я с огорчением, так как её надо было будить. В случаях, если она уже близка к окончанию сеанса, я смогу разбудить её любым воздействием. Если она не дошла и до середины, то придётся ждать. Решив сначала воспользоваться первым вариантом, я похлопал её по щекам. Реакция была, но слабая. Ещё раз похлопал. Опять ничего серьёзного. Далее не вижу смысла описывать все манипуляции, которые я проводил, но Борги проснулась и недовольно посылая меня на все вымышленные и реальные концы света, утопала на улицу. Выйдя в прохладную темноту, она замедлила шаг, так как действие Релека ещё не полностью прошло, поэтому я быстро её догнал и мы сровнялись. Я осматривал святящиеся дырки в домах, дым из труб, осматривал и столь родную северянину густую черноту воздуха, окрашиваемую в жёлтый рядом с фонарями. Около меня плелась невысокая девочка, сгорбившись и опустив голову вниз. Её длинные волосы липкими локонами уже не свисали, а торчали, закрывая веснушчатое лицо. Милые аккуратные её руки дрожали, иногда согреваясь под странным мешковатым нарядом.
Что это за дрянь на тебе? Модно так сейчас?
Тебе какое дело? Дрянь тут только ты носишь. Помолодеешь поймёшь, что такое стиль.
Я ещё не так стар, чтобы не отличать мешковатую дрянь от стильной одежды, эта несовершенная малявка всегда много себе позволяет.
Ты другие слова вообще знаешь?
Я промолчал, так как уже научился с ней общаться. И молчание это был лучший из способов.
Ну, где твои нотации и крики о том, что я веду себя, как шлюха, подвожу мать и сестру и убиваю свою жизнь? Ты же это так любишь! вдруг сорвалась она.
Нет, я и не собирался, спокойно ответил я. Пока Борги закуривала сигарету, я монотонно вещал. Ты мне не родственница, а лишь сестра моей невесты. Твоя жизнь это твоя жизнь, делай что угодно.
Мудрым стал?
Просто нет настроения учить тебя жизни.
Я и дальше шёл по грязной улице. Иногда слышались крики пьяных, иногда крики детей из окон, а иногда город утопал в тишине. Борги шла рядом и курила, стирая слёзы рукавом. Истеричка.
Глава 4. Время раскрыть глаза
Закончив наш путь, я проводил Борги домой и хотел заскочить к Гретте, но дома её не оказалось.
Тогда я миновал сальные узкие коридоры, худые лестницы, и перепрыгнул несколько поломанных половых досок, чтобы пробраться на крышу, где уже сидела Гретта.
Привет, дорогая я подошёл к ней и сзади поцеловал её в щёку. Твоя мама мне сказала, что ты здесь. Почему ты поднялась сюда одна, без меня?
Ну, не вечно же тебе меня сторожить, она улыбнулась, так же глядя вперёд. Я хотела немножко посидеть в тишине, иначе звуки готовки моей матери свели бы меня с ума. Она то поварёшку уронит, то крышкой по кастрюле ударит, то ещё чем-нибудь загремит.
Гретта сидела в тёплом широком свитере, укутавшись в плед и поджав колени к груди, а рядом с ней стоял фонарик, в котором медленно колыхался слабенький огонёк, служащий для тепла, а не для света. Я присел сзади и облокотил её на меня, обняв руками спереди. Она была худенькой девочкой, которую я любил без памяти. Любил её недлинные рыжие волосы, её короткий носик, её бледные губы и все созвездия веснушек на её щеках.
Я сегодня работал в первом районе, представляешь? возобновил диалог я.
Я и дальше шёл по грязной улице. Иногда слышались крики пьяных, иногда крики детей из окон, а иногда город утопал в тишине. Борги шла рядом и курила, стирая слёзы рукавом. Истеричка.
Глава 4. Время раскрыть глаза
Закончив наш путь, я проводил Борги домой и хотел заскочить к Гретте, но дома её не оказалось.
Тогда я миновал сальные узкие коридоры, худые лестницы, и перепрыгнул несколько поломанных половых досок, чтобы пробраться на крышу, где уже сидела Гретта.
Привет, дорогая я подошёл к ней и сзади поцеловал её в щёку. Твоя мама мне сказала, что ты здесь. Почему ты поднялась сюда одна, без меня?
Ну, не вечно же тебе меня сторожить, она улыбнулась, так же глядя вперёд. Я хотела немножко посидеть в тишине, иначе звуки готовки моей матери свели бы меня с ума. Она то поварёшку уронит, то крышкой по кастрюле ударит, то ещё чем-нибудь загремит.
Гретта сидела в тёплом широком свитере, укутавшись в плед и поджав колени к груди, а рядом с ней стоял фонарик, в котором медленно колыхался слабенький огонёк, служащий для тепла, а не для света. Я присел сзади и облокотил её на меня, обняв руками спереди. Она была худенькой девочкой, которую я любил без памяти. Любил её недлинные рыжие волосы, её короткий носик, её бледные губы и все созвездия веснушек на её щеках.
Я сегодня работал в первом районе, представляешь? возобновил диалог я.
Правда? она аккуратно опрокинула голову назад, затылком уткнувшись мне в грудь. Расскажи, каково там.
Правда. Там невероятно красиво и ярко. Огромное количество каким-то образом святящихся вывесок без огня, всюду дым цветных сигарет, музыка.
Цветные сигареты? перебила она меня. Зачем? Гретта нащупала и подняла свою пачку с поверхности крыши, достала одну и попросила меня поджечь. Мне вот абсолютно плевать, какого цвета дым моей сигареты, она затянулась.
Это тебе наплевать.
А им почему нет? Разве это не дурацкая прихоть?
Возможно, и дурацкая. Но они живут так, что все нормальные прихоти они уже перехотели в возрасте лет так шести или семи. Осталось только извращаться.
Она медленно выпустила едкое облако изо рта.
А как ты туда попал?
Долгая история.
Мы просидели какое-то время в тишине, вглядываясь в тёмно-синее одеяло ночного неба, на котором крошками были рассыпаны звёзды.
Знаешь, но обиднее всего то, что к этим идиотам я обязан обращаться «дит». Дит то, дит сё, вдруг начал я.
Дит? Разве это не байки рабочих?
Нет. Ты никогда не слышала, что с людьми, которые ваше рангом, нужно обращаться «дит»?
Откуда? спросила Гретта. Я из района никогда не выбиралась, а общаюсь, ты сам знаешь, что ни с кем, кроме тебя и матери.
Ну, ты со мной два года встречаешься.
Видимо, ты не рассказывал.
Ну хорошо. Если твой собеседник выше званием в одной сфере, как я и мой начальник, например, то я говорю «дит» плюс его звание. Если человек выше званием, но не находится со мной в одной сфере, например я и доктор Вильсман, то я просто зову его «дит». Если я знаю его имя, и он является мне знакомым, то «дит» плюс фамилия, например, Дит Вильсман.
Как же сложно у вас всё устроено. Что за доктор Вильсман?
Да так. Один, который возил меня в первый район. Представляешь, у них там есть всё, чего душе может быть угодно. А они хотят ещё больше. Такие жадные, ненасытные. А всё равно несчастные. Вот и задумался я мы работаем все четыре часа светлого времени и ещё три из десяти тёмного, не считая рассвет и закат. Что остаётся на жизнь? Ещё семь часов тьмы. Из них я сплю от пяти до шести. Прекрасно! Час на то, чтобы быть живым, на то, чтобы существовать для себя.
Разве не ты мне рассказывал, что на великом собрании богов Скатне решат твою судьбу. И если ты будешь жить для себя, то в книге судеб Дитсме, это запишут твои боги и решат, что путь тебе в ленный мир? Ох, как же я запомнила все эти названия.
Да, ты права. Может, просто начать ограничивать себя в материальном благе? пробормотал я.