Но Багратион дал мне нечто большее. Я чуть ли не полминуты вглядывался в изящный контур плетения. Легкий, почти незаметный в толще материала перстня. Он едва ли предназначался защитить меня, сработать маячком или наоборот, атаковать врагов. Силы я почти не почувствовал зато мастерства было хоть отбавляй. Тонкий и сложный магический вензель не имел какой-то особенной и значимой функции зато однозначно указывал на ранг, мастерство пожалуй, даже на саму личность владельца.
Надежнее, чем подпись.
Это украшение скажем так, откроет некоторые двери. И поможет убедить некоторых людей. Багратион сдвинул брови. Но ты должен понимать
Что не следует размахивать им направо и налево, кивнул я. А лучше вообще никогда и никому не показывать. Использовать на собственное усмотрение в крайних случаях, когда все прочие меры уже испробованы.
Если бы хоть четверть из моих людей были бы такими же догадливыми, как ты, Саша, Багратион протяжно вздохнул, у государства бы уже давно не осталось врагов. Как внутренних, так и внешних А теперь ступай. Не хватало еще доказывать твоему дедушке, что я вовсе не похитил тебя и не держу в застенках.
Дедушка вспомнил я. Сколько из того, о чем мы сегодня говорили, я могу рассказать своей семье?
Не то чтобы я действительно собирался соблюдать какую-то особенную секретность. Но вопрос все-таки задал.
Ровно столько, сколько посчитаешь нужным. Решай сам. Думаю, это тебе вполне по силам.
Вполне.
Уже открывая дверь кабинета, я обернулся. Багратион снова взялся за перо, но к работе еще не вернулся смотрел прямо на меня. Требовательно и сосредоточенно, вдумчиво но одновременно и с мягкой улыбкой, которую я никогда не видел ни у деда, ни у Андрея Георгиевича. Только у Кости но это было что-то другое.
Может, так должен смотреть на свое чадо строгий, но любящий отец? Или мудрый начальник на молодого, но толкового подчиненного, и не более того?
Знать бы, знать бы
Глава 4
Равняйсь! Смир-р-р-рно!
Зычный голос прокатился над строем, и примерно сотня фигур в черном и я в их числе встрепенулась. И тут же застыла, вытянув руки по швам. Ровно и чуть ли не одновременно. Из всех чуть замешкались и отстали всего человек десять-пятнадцать. Остальные зачислялись во Владимирское из кадетских корпусов так что знали о шагистике более чем достаточно.
Да и я усвоил основы нехитрой науки достаточно быстро. Юнкера со старших курсов гоняли нас три дня почти без перерыва, так что к моменту знакомства с ротным вся разношерстная толпа младшего курса уже представляла из себя что-то.
Дрессированные звери, из которых выйдут отчетливые юнкера, примерно так нас охарактеризовали усатые здоровяки с темляками на кортиках и в офицерских портупеях, которым первокурсники, по слухам, должны оказывать чуть ли не большие почести, чем преподавателям и кураторам. В общем, терпкий аромат военщины я ощущал уже вовсю, хоть новоиспеченных воспитанников еще даже не заселили в комнаты при училище: первые дни зачисленным дозволялось ночевать дома.
Чем я, разумеется, воспользовался. Не только для того, чтобы напоследок вдоволь наесться стряпни Арины Степановны, но и чтобы поспрашивать чего-нибудь нужного. Андрей Георгиевич выпустился из училища в Москве еще при императоре Александре, так что кое-что в быту и нравах юнкеров с тех пор непременно изменилось.
Но не так уж сильно. Судя по тому, что творилось на построениях, в коридорах и даже в учебных классах там, куда первокурсникам дозволялось заглянуть, во Владимирском молодых гоняли едва ли меньше, чем в Александровском полвека назад.
Багратион не ошибся на элитное заведение для знатных дворянских сынков моя будущая alma mater походила мало.
Настолько, что я даже удивился реакции деда. Старший Горчаков лишь немного поворчал на самоуправство Багратиона похоже, исключительно для формы. То ли не пожелал противиться воле государыни, то ли решил соблюсти дворянский обычай отправлять младших отпрысков на военную службу то ли и сам считал училище лучшей альтернативой не в меру прыткому внуку.
Если вообще внуку.
Скорее всего третье. Особенно есть учесть, что за нарушение приказа главы рода, вскрытый сейф, выбитые ворота в усадьбе, стрельбу и гонки по центру столицы мне по-настоящему так и не влетело. Похоже, даже дед посчитал перевод из лицея в военное училище второй категории достаточным наказанием.
Здравия желаю, господа юнкера!
Рев ротного снова резанул по ушам, вырывая меня из размышлений а заодно и напоминая: мешкать не стоит. В первые дни несоблюдение устава здесь еще как-то прощается, но дальше
Здравия желаем, ваше высокоблагородие! громыхнул я вместе с остальной сотней первогодок.
Именно так и полагалось обращаться к старшему офицеру Одаренному девятого магического класса. Но вышло не слишком стройно: для некоторых слово оказалось то ли сложноватым, то ли просто слишком длинным, чтобы как следует отчеканить по слогам да еще и в полный голос. У них получилось что-то вроде «вашсокбродия» сокращенного и невнятного.
Тьфу ты! проворчал стоявший справа от меня парень. Язык сломаешь.
У него самого, впрочем, полная форма обращения по чину особых затруднений не вызвала. Я на всякий случай аккуратно «прощупал» соседа и совсем не удивился, обнаружив Дар. Неоформленный, сырой несмотря на то, что парень был явно постарше меня года на полтора-два. Но при этом уж точно и не совсем чахлый примерно на девятый магический класс.
Позвольте представиться, господа юнкера, продолжал ротный, прохаживаясь вдоль строя. Лейб-гвардии штабс-капитан Симонов Валерий Павлович. Командующий и старший куратор роты первого курса. То есть вас.
Я осторожно приподнялся на цыпочках, вытянул шею и чуть сместился в сторону, пытаясь получше рассмотреть наше верховное божество. Для своего возраста я вымахал довольно рослым, но среди сотни юнкеров-первокурсников попал только во вторую шеренгу хоть и в самое начало. Так что стоявшие передо мной будущие однокашники могли похвастать куда более крупным сложением.
В отличие от самого ротного: лейб-гвардии штабс-капитан Симонов едва ли достал бы макушкой мне до носа. Зато шириной плеч уделал бы примерно раза в три. Чем-то он напоминал Андрея Георгиевича но уж точно не внешностью и не ростом, а скорее выправкой. Если мой прежний «куратор» был самым настоящим гигантом, то нынешний скорее походил на тумбочку. Приземистую, мощную, почти квадратную и в человеческом обличии отчасти даже забавную.
Но только на первый взгляд. Лицо ротного суровое, загорелое, с истинно армейским монументальным подбородком выглядело весьма внушительно. Вряд ли ему исполнилось больше сорока сорока пяти лет, но не меньше половины из них он наверняка провел вдали от Петербурга. И занимался уж точно не только тем, что гонял строем нерадивых юнкеров.
Шрамов ни на лице, ни на руках я не разглядел зато обратил внимание, что при каждом шаге ротный чуть припадает на левую ногу. Скорее всего, из-за какой-нибудь застарелой раны, полученной в бою, в столице или любом крупном городе целители живо вылечили бы такое без следа попади пациент к ним вовремя.
Под стать внешности была и форма ротного: черная, с двумя рядами золотых пуговиц. Похожая на мою но, конечно же, куда богаче и украшенная подобающими чину знаками отличия. И не только ими. Помимо положенных штабс-капитану аксельбанта и вышитых золотой нитью погон с четырьмя звездочками, я разглядел несколько орденов. В том числе и поблескивающий алым крест на стыке воротника ту самую «Анну на шее». Вторую степень ордена, который мне тайно вручил Багратион неделю назад.
Но была еще и четвертая. Сабля с золоченым эфесом, которую ротный надел к парадной форме, выглядела куда солиднее моего наградного кортика, но темляк красная лента с золотой каймой оказался почти таким же. Наверняка где-то еще притаилась и надпись: «За храбрость».
Я не слишком-то хорошо ориентировался в имперских наградах, но уже восполнил пробел, посидев пару часов в библиотеке в Елизаветино. И сразу вспомнил: четвертой степенью ордена награждались только унтер-офицеры. И даже рядовые в отдельных случаях. И знаки отличия не снимались, даже если кавалер получал более высокую степень Анны как это и случилось с ротным, который наверняка обрел заветный крест на шею относительно недавно. Скорее всего, сразу после чина штабс-капитана.
А вот знак на оружие Симонов получил, может быть, и все двадцать лет назад. Там же, где и рану на ноге. Весьма занятно учитывая, что в последний раз Российская империя официально воевала с кем-то чуть ли не в начале века. Я почему-то сразу вспомнил Андрея Георгиевича, который загадочным образом оказался в лесах под Веной в тридцать девятом, да еще и с целым отрядом бойцов. А потом недавнюю стрельбу в центре города, истинных виновников которой пока не отыскал даже Багратион.