В этой обстановке хаоса стало уже появляться явление, когда отдельные люди начинают практиковать сетевую тишину. Переставать писать в соцсети. К сожалению, чаще всего это умные люди, которых как раз полезно было бы послушать. А те, кто генерирует бред в промышленных количествах, к такой мысли не приходят и едва ли придут в обозримом будущем.
Что тут можно сказать. Люди в своем большинстве глупы, агрессивны и нетерпимы к чужому мнению. И во мне это есть, и я обижал тех, кого обижать совсем не стоило. И меня извратила эта свобода слова. И я понимаю теперь, что за мнимой трибуной кроется невозможность быть услышанным, потому что таких трибун миллионы. Больших и маленьких. И, в конечном итоге, ты говоришь сильно больше, чем нужно, и чем тебе есть что сказать.
Свобода вообще злая и равнодушная тетка. А свобода слова это ещё и больно. Каждый день мы делаем друг другу больно, потому что можем. И главное, нам это теперь очень сложно запретить. Эксперимент оказался удачным.
Дать рока в этой дыре
Мой старший сын учится играть на гитаре. На электрической такой, знаете, с фузом и прочими древнерокерскими штуками. Так как ребёнку только 11 лет, он ещё пока и сам слабо понимает, зачем оно ему, но старается, репетирует. Я уж не буду рассказывать, сколько его родители потратили денег на такую забаву, опустим этот момент. Играет и играет. Отец у него не лучше был в этом возрасте.
И вот сегодня у него было первое выступление на школьном конкурсе, прости господи, «Стань звездой». По такому случаю я тоже посетил эту юдоль скорби, чтобы помочь подключить его аппарат и покрутить ручки на микшере. Опыт есть какой-никакой, а ребёнок впервые на сцене. В общем, дали мы рока в этой дыре. AC/DC на всю дурь в школьном актовом зале это всегда хорошо.
Но даже не об этом я хотел рассказать. Я хотел рассказать о том, как меня обожгло до боли знакомой и давно забытой затхлой атмосферой смотра школьной самодеятельности. Знаете, прошло 20 лет, а ничего не изменилось. Всё там, как было у нас. Пыльные кулисы, хрипящие микрофоны, тёмная сцена. И завуч по внеклассной работе монументальная густо накрашенная и тошнотворно бестактная женщина, покрикивающая на юные дарования. Потерянные дети, которые уже вышли на сцену, а им прерывают номер очень ценными указаниями. И мерзотная старпёрская вкусовщина. Конечно, мы будем до конца слушать воющих мимо нот девятиклассниц, потому что они поют трогательную слезливую попсу. А вот моего ребёнка, играющего рок, мы прервём ещё на первом припеве. Не нравится нам такое. Громко. Вот если бы надел бабочку и сыграл Стаса Михайлова это бы другое дело. А я специально и сделал громко, я же вижу вас насквозь.
У нас была ровно такая же завуч Ольга Георгиевна. Она взмахивала своими ручищами с кроваво-красными остриями ногтей, колыхала гигантским бюстом и капризно повторяла из раза в раз, что ваш Цой это музыка для малолетних наркоманов и алкоголиков. Сами такими станете с этой музыкой. Играйте что-нибудь нормальное. Желательно патриотическое.
Есть вещи, которые не меняются никогда. Засратая климактерическая училка, не имеющая даже начальных представлений о том, как делается музыка, как это должно звучать и сколько сил вложено, не слышащая явной лажи она так упивается этой своей властью, так безапелляционно судит детей, которым и без того жуть как страшно. Ты пой громче, ты сделай музыку тише, а ты вообще иди отсюда. Наверняка же чувствует себя чуть потрепанной Полиной Гагариной, сидящей в жюри шоу «Голос».
Я вспомнил всё. Как мы ненавидели этот душный конформизм, как мы делали всё назло всем завучам на свете, как нас манил рок-протест именно тем, что он ничем не похож на всё это дерьмо. Спасибо вам, Ольга Георгиевна, старая вы бездарная перечница, это вы заставили нас полюбить рок и играть его с таким остервенением. Мне не хватало рядом только моего старого и верного друга Женьки, чтобы залить весь актовый зал своим самым искренним на свете сарказмом.
А что порадовало сын всё-таки выступил и выступил неплохо. Что его спонтанно поддержала танцем двоюродная сестра, с которой они учатся в одном классе такая молодчина моя племяшка. И неожиданно порадовала их молодая и улыбчивая классная руководительница, которая с восторгом всё это наблюдала и согревала детей своей искренней лаской. Она так с ними возилась, что даже родители были не нужны. Вот такого учителя у нас действительно не было в нашем детстве. И тут моему сыну очень повезло.
А что порадовало сын всё-таки выступил и выступил неплохо. Что его спонтанно поддержала танцем двоюродная сестра, с которой они учатся в одном классе такая молодчина моя племяшка. И неожиданно порадовала их молодая и улыбчивая классная руководительница, которая с восторгом всё это наблюдала и согревала детей своей искренней лаской. Она так с ними возилась, что даже родители были не нужны. Вот такого учителя у нас действительно не было в нашем детстве. И тут моему сыну очень повезло.
Ну, а рок-н-ролл мы не бросим. Во всяком случае, не сейчас. Не будет вам Стаса Михайлова.
Два мира
Кто-то из моих друзей, вдохновившись предвесенним солнышком, сейчас собирается в отпуск. Аккуратно складывает в чемодан разноцветные маечки, сбоку зарядку, маску для плаванья, скрипучие шлепанцы, пляжную сумку, на дне которой сохранилось немного прошлогоднего песка. Проверяет в десятый раз документы и билеты, подключает роуминг, выдыхает.
А я ем творожную массу.
Он сидит в самолётном кресле, бегло рассматривая инструкцию по выживанию. Стюардессы на острых каблучках с усилием двигают тележку, наполненную напитками, а в иллюминаторе лениво движутся размазанные по небу облака. Курица или рыба?
Творожная масса со вкусом черники.
Он потягивает в баре через соломинку цветную жидкость, не обращая внимания на плохую музыку. Совсем скоро его сухие от солёной воды ладони будут совершать пробег по горячим женским изгибам. Сдавленный смех перейдёт в тихие стоны, заглушая шум невидимого прибоя. Песчинки застрянут в сброшенной одежде.
Я сейчас доем творожную массу и стану работать.
Он проснётся с утра от головной боли, разглядывая палящее в зашторенное окно солнце. Горький кофе добавит организму сил для следующего рывка, а прохладный бассейн встретить расслабляющей тишиной. Планы на день станут складываться в медленную смену кадров знойного ничегонеделанья.
А я закурю кальян со вкусом мяты и шоколада.
Сараи, которых уже нет
Засыпая уже, внезапно вспомнил детство и свой двор, затерянный в трущобах Мехпоселка. И картинка такая реальная, живая перед глазами. А на ней то, чего давно уже нет в реальности. Я помню, кто-то ещё наверняка помнит, а остальным вот как рассказать?
Ну вот, спускаешься ты по лестнице с третьего этажа, выходишь из подъезда. Прямо перед тобой раскалённая асфальтовая спина двора, дальше забор детского сада «Дюймовочка», где и мне пришлось отбывать свой детский срок. Справа ничего интересного вытянутый пустой двор. Ну, может, бабушки на лавочке сидят. Одна из них моя. А слева сначала большая электробудка, рядом помойка, а за помойкой уже неизведанное. Туда надо проскочить, пока бабушки не видят. Особенно моя.
Неизведанное состояло из трёх ржавых гаражей и глубокого лога, поросшего высокой травой, за ними. По дну лога бежала вонючая речка, берущая своё начало из очистительных сооружений ТЭЦ-1. На одном берегу лога, том, который нам не был доступен, были огороды домов, выходивших на соседнюю улицу. Мостик к ним был, но ходить туда было незачем там было обжито и закрыто. Кроме того там жила злая бабка, которая на нас всё время орала.
А вот на нашем берегу всё было необитаемым и поэтому нашим, детским. Здесь высилась двухэтажная громада потемневших от времени деревянных сараев. Не знаю, кто и когда их построил, но были такие в нашем районе и в других местах. Шаткие лесенки, выпавшие из переходов доски, большие амбарные замки на дверях: там мы обожали лазить. Тем более, что хозяева, если они ещё были живы, этими сараями пользовались редко. Помню только, что в один из них изредка загоняли мотоцикл с коляской, а что было в остальных нам было неизвестно. Всё было закрыто и никогда на моей памяти не открывалось. Сквозь это сарайное сооружение проходила посыпанная гравием дорожка она выходила аккурат к речке, там и было место наших игр и секретных совещаний. Трава летом доходила нам до шеи, снег зимой до колена, а что было под травой и снегом, каким хламом всё было завалено, этого мы никогда толком не знали. Но найти там можно было что угодно.
В сами сараи мы проникли всего пару раз, когда два из них оказались открытыми. Однажды мы пытались делать там себе какой-то импровизированный тренажерный зал. И нам очень повезло, что деревянный пол не провалился под тяжестью гантелей. Помню, что обклеили стены портретами Арнольда Шварценеггера, а вот как занимались не помню. В другой раз мы нашли где-то противогаз и втроём с пацанами сидели в погребе одного из сараев. Почему-то нам казалось это интересным занятием сидеть в пыльной темноте. Было страшно, но у нас был противогаз, поэтому мы были уверены, что не задохнемся. И не задохнулись.