* * *
Недавно я узнала о существовании виртуальной конференции «Василий Ерошенко и его время». На одной из них удалось незримо присутствовать. Её участники анализировали стихотворение Ерошенко «Homarano/ Хомарано». Наряду с разговором об идейно-художественных особенностях произведения, речь зашла и о названии. Была высказана мысль, что слово «Homarano» парадоксально по своей структуре: «Homo = человек; homar = совокупность людей (человечество). Но автор добавляет еще один суффикс an homaran, чем едва ли не возвращает слову его первоначальное значение (часть чего-либо) в данном случае часть человечества».
Как преподаватель русской литературы я согласилась и с участниками виртуальной конференции по вопросу близости этого произведения тематике революционно-романтических произведений А. М. Горького «Песне о Соколе», «Песне о Буревестнике» и легенде о Данко из рассказа «Старуха Изергиль». А самого Василия Ерошенко отношу к романтикам, отдавшим пламенное сердце людям.
В процессе изучения жизненного и творческого пути Василия Ерошенко меня заинтересовала дискуссия, проходившая в мае 1916 года в Токийском университете между слепым писателем Василием Ерошенко и известным в широких литературных кругах Рабиндранатом Тагором, индийским писателем. По словам журналиста и переводчика В. Рогова, слепой писатель «оспаривал основное положение Тагора о том, что западная цивилизация материальная, а культура Индии чисто духовная»:
« Мне показалось, что вы, опираясь на буддизм и христианство, противопоставляете культуры Европы и Азии. Совсем как Р. Киплинг, который писал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Так вот: с этим я согласиться не могу. У наших культур много общего, и если мы друг друга не всегда понимаем, то это из-за незнания языков. И ещё из-за националистов, которые натравливают один народ на другой.
А чем Вы можете это аргументировать? спросил Тагор.
Ерошенко минут десять говорил о растущей интернациональной общности людей, о родстве литератур Японии и России, о взаимовлиянии фольклора стран Запада и Востока.
Расскажите о себе, кто вы такой, попросил в конце беседы индийский писатель.
Приехал я из России два года назад, сказки свои пишу по-японски, и товарищи называют меня японским поэтом, закончил Ерошенко под аплодисменты зала».
Спор с самим Тагором, приглашённым в университет для чтения лекций, принёс слепому писателю-эсперантисту широкую популярность. Это произошло, вероятно, и потому, что на лекциях Р. Тагора присутствовали всегда кроме студентов священнослужители различных вероисповеданий буддисты, синтоисты, христиане и другие заинтересованные лица.
Изучая творчество поэта и писателя, путешествуя с ним незримо по странам Запада и Востока, я в какой-то момент поняла, что главное в жизни этого многогранно талантливого человека не то, что он всю жизнь прожил вдали от Родины в поисках необычных запахов и звуков, новых впечатлений, а в том, что он всю жизнь вёл нескончаемую просветительскую работу и не от случая к случаю, а постоянно. Где бы он ни был, куда бы ни заносила его судьба, вектор его деятельности был всегда направлен на оказание помощи слепым, таким же, как он, но находящимся в более тяжёлых условиях. Он перед каждой своей поездкой ставил перед собой конкретные цели в этом направлении и прилагал все усилия к их осуществлению.
С такой целью он отправляется и на Чукотку на пароходе в 1929 году. Там он пробыл около года. Вернувшись с севера, жил в Москве, но и здесь не даёт себе ни минуты покоя: работает преподавателем в школе для слепых, пишет книги. А осенью 1934 года, когда Наркомпрос Туркмении приглашает его создать в республике специальную школу-интернат для незрячих в старинной крепости Кушка, он, ни на минуту не задумываясь, принимает это предложение.
В Туркмении Ерошенко живёт одиннадцать лет, обучая незрячих детей видеть мир. Для них он создаёт рельефно-точечный алфавит на туркменском языке и разрабатывает систему образования и воспитания незрячих. Многие из его учеников станут впоследствии педагогами, писателями, драматургами, но прежде всего добрыми людьми, его последователями. Отсюда, из Кушки, он обращается с письмом к Сталину в защиту международного языка эсперанто и эсперантистского движения в целом. Он идёт на этот шаг сознательно, зная, что «Союз эсперантистов советских республик» был перед войной разгромлен. Тогда, в одну из ночей, многие эсперантисты были арестованы и голословно обвинены в пособничестве империализму и в антисоветской деятельности.
Когда Василий Ерошенко возвращается из Туркмении в Москву, у него ещё много планов. Несколько лет он преподаёт английский язык в Московской школе слепых. Затем уезжает на родину. Он любит повторять слова: «Дорога это жизнь». Ещё мечтает дойти с собакой от Обуховки до Владивостока, но это путешествие ему совершить не удаётся. Зато он едет в Якутию: «послушать, как шумит ночами тайга и услышать голоса зверей». Из Якутии возвращается в дорогую сердцу Обуховку. Теперь уже навсегда.
Умер Василий Ерошенко в 1952-ом году на родине в безвестности и нищете от рака желудка. Завещанием звучат его строки:
«Когда умру,
Пусть на могиле
Напишут всего три слова
«Жил, путешествовал, писал».
В трёх словах вся его жизнь, наполненная горестями и радостями, надеждами и их осуществлением, разочарованиями и достижениями.
Только в 1958-ом году журнал «Знамя» опубликует его настоящую фамилию, имя и отчество. К этому времени оно стало уже легендой в Японии и Китае. А через десять лет после смерти Василия Ерошенко и на его родине, в Белгороде, будет опубликована первая его книга «Сердце орла». Значительно позже появятся цветы на могиле и придёт известность, которую он заслужил.
Благодаря вездесущему интернету, открываю двери в Литературно-мемориальный музей Василия Ерошенко у него на родине в селе Обуховка Ставрооскольского городского округа Курского края.
Земляки здесь хранят память о нём, гордятся и передают цепочку памяти своим детям и внукам. Так к 100-летию со дня рождения поэта и писателя в газете «Оскольский край» появляется рубрика о поэте, а в учебных заведениях родного ему края проводятся тематические классные часы, организуются экскурсии в Доме писателя. К 120-летию со дня рождения на территории Дома-музея установлен бюст Василия Ерошенко работа художника-скульптора В. Н. Колесникова из Старого Оскола.
О писателе созданы фильмы «Василий Ерошенко. Дорога к солнцу» и «Зелёная звезда Василия Ерошенко». Наследие его это и сказки, и стихи, и статьи о языке, и размышления о положении слепых. Оно сейчас доступно для всех. Его произведения можно найти на сайте Белгородской библиотеки для слепых, которая носит имя писателя.
Жизнь Ерошенко это пример того, чего можно достичь, даже если имеешь ограниченные возможности. Необходимо только очень захотеть и поставить перед собой близкие и дальние цели. И если даже незрячий человек смог добиться таких жизненных результатов, то возможности человека безграничны.
Слова Василия Ерошенко: «Чтобы пройти по дороге жизни, нужны не большие ноги, а большое сердце; для того, чтобы сражаться в битве жизни, нужны не лапы тигра, не копыта жеребцов, но твёрдая воля, светлый ум, отважное сердце, дух справедливый и честный, глубокое знание мира» («Девушка с маленькими ножками»), помогут каждому достойно пройти путь, длиною в жизнь.
«Цветная спираль в стеклянном шарике». (О Владимире Набокове)
« Вы как, любите Россию?
Очень.
То-то же. Россию надо любить. Без нашей эмигрантской любви России крышка».
(В. В. Набоков. «Машенька»)
Никогда не думала, что Женевское озеро в Швейцарии такое красивое и безбрежное. Экскурсовод рассказывает о городах Веве и Монтрё, а мы идём по цветущей набережной, фотографируемся у памятников известным людям, посещавшим эти места: Чарли Чаплину, Николаю Гоголю, Михею Эминеску, Элле Фицджеральд, Фредди Меркьюри
На фото: памятник Владимиру Набокову. Швейцария. Женевское озеро
Замираю перед памятником Владимиру Набокову. Знаю, что писатель прожил с семьёй в Монтрё последние 15 лет, но встреча с ним сегодня на этой солнечной набережной оказалась для меня неожиданностью. Узнаю, что именно здесь он напишет известные романы «Бледное пламя» и «Ада, или Радости страсти».
Думаю о жизни писателя, до последних дней считавшего себя русским, и вдруг остро, до боли в сердце, осознаю, что с его судьбы, на каком-то отрезке времени, списана и моя. И как будто слышу его голос, спокойный, но необычно грустно звучащий: «Тоска по родине. Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать её можно только с жизнью».
«И что делать теперь? это уже набоковский лирический герой книги Дар направляет вопрос к моему разуму и сердцу. Не следует ли раз и навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живёт в глазах, в крови, придаёт глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды? Когда-нибудь, оторвавшись от писания, я посмотрю в окно и увижу русскую осень».