Отец и Эльин молча вышли из кабинета. Я на них так и не посмотрел.
Алво, позвал Сэддок, когда закрылась дверь, я не собираюсь мешать тебе и твоему Дому.
Я поднял на него глаза в мрачном ожидании того «но», которое обязательно звучит, когда люди начинают говорить подобным тоном.
Ты ведь не начал уже считать, что готов сейчас носить титул Великого Мастера? Уточнил Сэддок с иронией.
Разве у меня был выбор? Хмуро осведомился я.
Разве нет? Или ты боялся, что все Великие Дома разом устроят охоту на алхимиков, когда ты нам все расскажешь?
Я предпочел промолчать. Охота с целью заполучить себе или уничтожить, чтобы не достались другим, стала бы обязательной частью программы. Уверен, мы оба в этом не сомневались.
Они ничего не сделают твоим людям. Сэддок смотрел на меня, приподняв бровь.
Потому что у меня пока есть Равелы? с горькой иронией произнес я, решив, что делать вид, будто ничего не произошло и мы общаемся, как раньше, мне уже почти физически больно. Какое-то количество времени, пока Великий Дом Серион не решит, что полностью исполнил обещание?
Потому что, если ты неожиданно вспомнишь о правилах хорошего тона, ехидно ответил Сэддок, то, возможно, догадаешься обратить внимание и на формулировки.
Я нахмурился, не понимая, к чему он ведет.
Или тебе уже неинтересно считать меня своим учителем? Насмешливо уточнил мастер.
Я был бы счастлив, если бы мог считать вас им всю оставшуюся жизнь, печально отозвался я. Будь у меня такая возможность.
Единственный, кто остается с новым мастером, Алво, это его учитель. Сэддок тяжело вздохнул. И мастер-союзник, если таковой имеется.
Я молча уставился на него, чувствуя в своей голове совершеннейшее опустошение.
И раз уж ты так удачно пришел именно ко мне со своим Великим Домом, думаю, ты не откажешь мне в помощи. Мастер смотрел на меня с хитрой улыбкой. Я собираюсь, видишь ли, вырастить сам себе союзника для Великого Дома Серион.
Вы объявите меня своим союзником? тихо переспросил я, не в силах поверить в такое счастье.
У тебя были другие планы? он приподнял бровь.
Я быстро замотал головой.
Тогда жду тебя завтра в девять. У нас впереди много работы. Абсолютно спокойным, будничным тоном предупредил мастер.
В коридоре меня дожидались отец и брат. Я, наконец, посмотрел на их мрачные лица и с тяжелым вздохом привалился спиной к прохладной стене. Хорошо, теперь остается только работать.
Отец схватил меня за локоть и потащил к лестнице:
Не здесь, мастер Алво. Ты больше не можешь считать это место своим домом.
Серион. Глава 7
Мы вернулись в особняк, который до недавнего времени я с полным правом, как и Серион, считал своим домом. В дороге молчали, думали каждый о своем. Я старался не думать вовсе, слишком отвратительные мысли лезли теперь в мою голову. Над словами Сэддока, очень важными словами, которым я пока несколько опасался, все же, доверять, я твердо решил поразмыслить позже, когда хоть немного приведу в порядок свои чувства по отношению ко всему, свершившемуся сегодня. Я и на трезвый спокойный рассудок обычно не отличался объективностью, а с тем хаосом, что творился во мне сейчас, всерьез опасался нанести своими решениями непоправимый вред моим людям.
Уже в холле у лестницы отец обернулся ко мне и как-то по-особому тяжело произнес:
Ты можешь оставаться гостем в этом доме столько, сколько необходимо, мастер Алво. В случае, если что-то понадобится, ты знаешь, к кому обратиться.
Спасибо, я с трудом улыбнулся и, почувствовав, как, помимо моей воли крепко сжимаются зубы, все-таки заставил себя закончить: Генерал Рэйо.
Отец вздохнул и, мрачно кивнув, ушел наверх, в свой кабинет. Такую знакомую и, одновременно, такую чужую для меня теперь комнату за массивной дубовой дверью. А я молча смотрел ему вслед этому человеку, с которым мы так много ссорились раньше и так неожиданно легко нашли общий язык теперь. Человеку, который стольким помогал мне, даже когда я не знал и по определению не способен был оценить. Смотрел и чувствовал такую боль, что хотелось выть.
Мастер Алво, с тяжелым вздохом Эльин положил руку мне на плечо, если я могу чем-то вам помочь
Перестать называть меня этим бездновым мастером, например. Но я знал, что это не в силах брата.
Я обернулся, краем глаза замечая свое отражение в зеркале бледное лицо и сведенные скулы, и вздохнул:
Я обернулся, краем глаза замечая свое отражение в зеркале бледное лицо и сведенные скулы, и вздохнул:
Все в порядке, просто Дай мне немного времени, ладно? Я хочу прогуляться, один.
Вы знаете, где меня найти. Коротко кивнул брат. Он старательно избегал смотреть на меня, точно так же, как и я до этого, глядя куда-то в сторону кабинета отца.
Но я почувствовал его взгляд, когда шел к двери. Я заставил себе не оборачиваться, потому что не в силах был сейчас посмотреть ему в глаза и не найти там ни капли той веселой насмешки, с которой Эльин предпочитал обычно общаться со своим младшим братом.
Я вновь позволил себе заблудиться на улицах родного города. Шел куда-то вперед, прячась в узких переулках от людей и случайных взглядов. Не замечал направлений и не запоминал поворотов, просто шел, чтобы идти. Потому что не хотел дать моим мыслям и чувствам догнать меня. Я знал, что пока двигаюсь, один на один с Серионом, они тихо лежат на самом дне сознания, но стоит остановиться, хоть немного замедлить шаг, и они набросятся на меня с новой силой, поглотят целиком и размажут о землю то немногое, что осталось в этом мире от человека, которым я был еще вчера.
Начался дождь. Тот самый мелкий, противный, когда все вокруг словно покрывается призрачной дымкой крошечных капель. Когда тебе вроде не нужно, да и не хочется еще, от него прятаться, и его абсолютно бесполезно пытаться переждать. Ты идешь в него, покрываясь липкой холодной пленкой мороси с ног до головы, пробираешься сквозь его туманное нутро с единственной мыслью скорее бы это закончилось. В таком дожде совершенно невозможно думать, грустить, радоваться, злиться можно только идти к той цели, которая оказалась для тебя так важна, что заставила войти в эту пелену, а не пересидеть до более приятной погоды в тепле, с бокалом вина у потрескивающего камина. Я неоднократно замечал, что в таком дожде ты вымокаешь словно изнутри, иначе и, почему-то, гораздо сильнее, чем в любом другом.
Я нашел ближайшую таверну и, купив кружку меда, уселся за самый отдаленный столик в углу, который смог найти. Людей в это время было еще немного, и я был благодарен судьбе хотя бы за такой крошечный подарок. Я пил свой мед, крайне медленно, не ощущая ни его вкуса, ни алкоголя, и всеми силами старался отбивать атаки мыслей, терзающие мой уставший мозг. В конечном итоге я сдался и погрузился в созерцание Нитей. Алу-Ша прав это потрясающе успокаивает.
Не знаю, сколько часов я так просидел, перед полупустой кружкой, но, когда вернулся в реальность, уже стемнело и дождь стал сильнее. Меня привело в чувство то, что в таверну, гогоча и создавая очень много шума, ввалилась группа стражников. Пересменок. Уже так много времени. Ребята сдали свои посты и решили отдохнуть и согреться здесь за кружечкой доброго меда. Заметив меня, солдаты поклонились, а в их улыбках и эмоциях читалась просто невероятная гордость за свою службу и затаенная радость от того, что на сегодня она завершена с честью.
Я кивнул и улыбнулся им в ответ, слегка приподняв свою кружку. На сердце стало немного легче я понимал, что для них я все тот же Алво, их Алво, капитан специального отряда боевых магов, а не какой-то непонятный чужой мастер. Они еще не знали, еще, в принципе, не могли знать. Да и узнай, велика вероятность, что ничего не изменится. Солдатам было глубоко без разницы на все эти традиции и правила, которыми связывают себя маги и Великие Дома. У них был устав, согласно которому, я их офицер и командир, всегда, до самого моего последнего вздоха. А со всеми этими нормами и законами политики пусть разбирается командование, если им требуется. Тот факт, что я какой-то там хэдден, дейлед и, собственно, даже серионец, солдаты игнорировали с непробиваемым спокойствием. Приказа не было значит, не гражданский. Свой. И точка. Я мог сомневаться в чем угодно в этом сумасшедшем мире, не доверять никому и ждать подвоха от каждого, но в том, что приказа не будет никогда, я был уверен абсолютно.
Я вздохнул, глядя в окно на струи дождя. Подсознание услужливо подбрасывало мне картинку круг, разделенный на четыре равные части, воспоминание из другого дождя и другой жизни, к которой я только что, еще на миг, прикоснулся при встрече с солдатами. Жизни, где верность незыблема, а клятвы нерушимы. Все, включая мою собственную. От этого мне стало еще немного спокойней и легче, потому что я не забыл слов, сказанных отцу, и не собирался, не имел никакого права делать теперь вид, что их не было.