Орфей! Орфей! - Бренер Александр Давидович 2 стр.

Это прямо-таки завораживало.

Мы с отцом ходили в филателистский клуб.

Там собирались дядьки, торговавшие марками, монетами, медалями.

Как в прозе Вагинова: одержимые коллекционеры и спятившие собиратели.

Мы с отцом тоже заболели этим на пару лет.

Покупали марки, вставляли их в альбомчики.

Однажды отец приобрёл серию марок гитлеровской Германии.

Это были отменные зелёненькие марочки.

С дубовыми листочками, с орлами, с физиономией фюрера, со свастикой.

Мне они нравились.

Я их долго-долго рассматривал.

Было в них нечто демоническое, инфернальное, потустороннее.

И вот случилось так, что я марку с головой фюрера проглотил.

Почему, зачем?

Чёрт догадал!

Мне вздумалось попробовать на язык оборотную сторону марки ту, на которой клей.

Я подумал: «Как это на вкус?»

Взял и лизнул языком.

Болван!

Марка приклеилась!

Прямо-таки приросла к языку.

Мне ничего не оставалось, как сжевать её и проглотить.

С этого момента микрофашизм ещё пуще утвердился во мне.

Разумеется, я был не единственным микрофашистом в Алма-Ате.

В нашем дворе жил Серик красивый паренёк.

Постарше меня.

Он был похож на Кришнамурти в молодости.

Прямо арабский скакун.

И приторговывал порнографией.

Я купил у него за рубль одну очень соблазнительную карточку.

До сих пор помню: голая девушка с разверстыми чреслами.

Её лобок был похож на колобок.

И посреди колобка вертикальный рот!

Серик сказал:

 Будешь на неё дрочить?

Я промолчал: не любил дрочить.

Просто смотрел и наслаждался обнажённостью.

Но он намеревался продать мне не одну, а три фотокарточки.

Я три рубля не смог у отца украсть.

Серик на это рассердился и как закричит:

 Таких, как ты, немцы отправляли в газовые камеры!

Я удивился, а он:

 Еврей! Жид!

Так меня впервые сделали евреем, жидом.

А до этого я и не знал, кто я такой.

Дома мне никто про это не объяснял.

Не знать было хорошо, а знать унизительно.

Фашизм зиждется на унижении.

Одна из главных особенностей фашизма состоит в том, что высшая раса силовики и хозяйчики тычут в нос низшим, что они низшие.

Это как у блатных:

 Твоё место у параши, тварь!

Ну а я в то время хотел быть не тварью и не жидом, а графом или герцогом.

Потому что читал Дюма.

Фашизмом было проникнуто тогда всё.

Сталинизм ведь отнюдь не увял.

А в сталинизме фашизма через край.

Вообще весь советский строй был фашизоидным.

В основании СССР лежал абсолютно фашистский карательный аппарат: ВЧК ГПУ НКВД КГБ.

Вот уж поистине: «Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз».

Государство.

Милиция.

Вообще все институции.

Телевизор.

Общество.

Всё было фашизоидным!

Но не дедушка Мося, нет!

Он, профессор и обладатель волшебной трости с инкрустацией, впадал в маразм.

И был очень добр.

Моисей Абрамович Бренер, уважаемый врач-терапевт.

Он читал мне по-немецки сказки братьев Гримм, хотя я немецкий не понимал.

Маразм защитил его от худшего недуга фашистского.

Но кроме него все, все!

Ну почти.

Некоторые знакомые девушки были от этой заразы защищены.

Иногда своей невинностью.

Иногда блядовитостью.

А иногда комбинацией обоих факторов.

Нина, например.

Или Алмагуль.

Или Таня Камалова.

Или Люда Рукавицина.

У Тани были губы на лице и внизу,  позволявшие забыть обо всём фашизме вокруг.

Фашизмом была пропитана, конечно, школа и школьные учителя.

А иначе почему я испытывал перед ними такой страх?

И раболепие, и стыд.

Учился я хуже некуда.

Это была средняя школа  25 имени Дзержинского.

Из её стен вышли Владимир Жириновский и Касым-Жомарт Токаев нынешний президент Республики Казахстан.

Казарменное здание с фальшивыми колоннами.

В этой школе презирали слабых учеников.

Везде одно: слабые и сильные!

Только этому и учат учителя всех мастей: как из слабых попасть в сильные.

Разве это не фашизм?

Я каждый день кричал внутри: «Почему вы меня мучите?!»

Большие люди смотрят на маленьких как на гусениц, родившихся специально, чтобы их на две, на три, на четыре части рвать, рвать, рвать!

Только звери в моём детстве были ласковыми и странными.

Только звери в моём детстве были ласковыми и странными.

А вольготно мне было только в зарослях парка Горького.

Поэтому молюсь:

Гоголь когда-то сетовал: «Перо всё время тычется в запрещённые места».

Это и хорошо.

Вспоминаю со стыдом.

У меня была возлюбленная.

Звали её Венера Улдашева.

Она была настоящая Венера площадная и небесная.

Смуглая красавица с фиолетовой промежностью.

Полу-узбечка, полурусская.

Я прилип к ней, как пиявка к недужному.

Не хотел вылезать из её влагалища.

Но она мне изменяла чуть ли не каждый день.

Или лучше сказать: ЕЙ НЕ ХВАТАЛО МЕНЯ.

Ведь Венера в любви ненасытная.

О, какая она была ненасытная!

От неё исходило дикое благоухание.

Как от вспоротой самаркандской дыни, пролежавшей на солнце целый день.

Один мой знакомый сказал:

 Как ты ходишь с ней? От неё воняет пиздой!

Ну и что?

Во-первых, не пиздой, а чудными чреслами.

А во-вторых, мне это нравилось.

Я любил нюхать её влагалище.

И подмышки, и ступни, и ушные раковины.

Я любил их лизать.

Но она изменяла мне!

Такова уж сущность Венеры и ничего тут не поделаешь.

Это как солнце, которое палит.

Она трахалась с разными молодыми мужчинами.

По три-четыре раза в день.

Иногда сразу после нашего с ней свидания.

Я это точно знал.

Как?

А в окошко за ней подглядывал!

По ночам приходил к её бараку и подсматривал.

Наблюдал, как она с ними трахается.

И слышал звуки их соития:

 Яб-юм!

 Юб-ям!

 Ям-юб!

Да, я соглядатайствовал!

Шпионил за ней, выслеживал.

Как какой-нибудь фельдфебель, полицай, чекист.

Как какой-то моссадовец или гестаповец.

Одним словом: фашист.

Микрофашист.

И потом я ей скандалы закатывал!

Венеру попрёками донимал!

Мол, почему она не только со мной сношается?

Почему с другими якшается?

Почему отдаётся кому-то ещё?

Я, сукин сын, её ревновал.

И в пылу скандала ударить мог!

Пощёчину дать.

Толкнуть.

Вот такой злодей.

Собственник и фашист.

Она, видите ли, изменяла мне!

Однажды, в ответ на мои обвинения, она заметила:

 Ты что фашист? Или просто дурак? Прекрати это.

И быстро скинула с себя сарафан, чтобы показать себя голую.

Я, конечно, остолбенел.

Когда она была голая, я забывал обо всём.

В том числе и о её прелюбодеяниях.

И прыгал на неё, даже не попросив прощения.

Она легко прощала меня.

На самом деле в ней жила душа иеродулы.

ИЕРОДУЛА так в Древней Греции называли служительниц богини плодородия.

Эти девушки занимались любовью с приходящими в храм мужчинами.

Существовала ведь священная проституция.

Существовала метафизика соития.

Были жрицы божественной похоти.

Были храмовые совокупления.

Были мистерии с запахом умащённой промежности.

Была Афродита площадная и небесная.

Её жрицы отдавались чужестранцам и странникам.

Об этом можно прочитать в интернете, если кому-то захочется.

Но лучше в серьёзных исследованиях.

Лучше читать Бахофена.

Впрочем, всё это не то.

Следует просто сказать: БЛАЖЕННАЯ.

Следует просто сказать: МИСТЕРИЯ.

Венера Улдашева была великой дарительницей.

И ничего не просила за свои дары.

Этой Венеры уже нет на земле.

А если и есть, то не та.

Небеса померкли, площади разворочены.

Впрочем, площади всегда были мерзкими.

Всё лучшее происходило среди деревьев и в траве, а не на площадях.

Именно благодаря Венере (и своей матери), я и понял, что во мне засел фашистский глист.

И сосёт, сосёт.

Как Злой Дух, угнездившийся в Уильяме Берроузе.

Я знал, как этот глист выглядит: точно как мои кишки.

И как мне от него избавиться?

Неужто носить в себе до конца?

Бог ты мой!

Так скорей же приходи, конец!

Если б я стал рассказывать обо всех своих микро-фашистских выходках, это заняло бы три толстых инкунабулы.

Чего я только не натворил!