Василий Петрович, увидев Казутину, сразу почуял неладное, тем не менее спокойным голосом спросил:
Что-то случилось?
Может получиться так, что в интересах дела мне придется раскрыться перед Надеждой Перовой кто я есть на самом деле, выдохнула Зоя. Разрешите?..
Ты отдаешь себе отчет, о чем меня просишь? коротко спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: Что значит открыться? В нашем случае это означает сознательно провалить дело.
Но почему? утрачивая надежду, спросила Зоя.
Как почему? Ты просишь согласия подвести себя под расстрельную статью за предательство. Меня, заодно с тобой, может, сразу и не расстреляют, но уволят из органов и однозначно посадят.
Я поняла, вздохнула Зоя. Можете считать, что ни о чем вас не спрашивала и не просила. В какой-то момент ей показалось, что из-под ног стал уходить пол.
Так, давай не мудри, девонька, договаривай, что задумала. Рощин взглянул в большие серые глаза Казутиной, которые поблескивали не то от навернувшихся слез, не то от решительности.
Сегодня во время беседы с Перовой сложилась ситуация, когда для успешного выполнения задания пришлось скорректировать исходные данные, довольно туманно произнесла Зоя. Но Василий Петрович, похоже, все правильно понял, кивнув головой. У меня было задание войти в доверительные отношения с супругой Перова Григория Матвеевича ответственного работника Китайско-Восточной железной дороги, который, похитив большую сумму государственных денег, бежал, как на духу выложила Зоя, будто Рощин этого не знал, и продолжила: Мне надлежало выяснить, известно ли жене его местонахождение. Если да, то выведать у нее, где скрывается муж, чтобы вывести на него наших оперативных работников. Я несколько раз встречалась с Надеждой Перовой, вошла с ней в доверительный контакт и сегодня она мне сама рассказала о том, что произошло с ее мужем. Там не все так однозначно.
Ты повторяешься, Зоя.
Это ничего, Василий Петрович, сейчас важно, чтоб вы правильно меня поняли. Разговор у нас с Надей зашел о детях, и она посетовала, как трудно одной растить ребенка. Пришлось поддержать: «Мне это хорошо знакомо, ответила я, сама через год после рождения сына развелась с мужем». «Пил»? спросила Надя. «Нет, был комсомольским работником. В горкоме работал». «На идейной почве не сошлись?» «Вообще не сошлись». «У меня тоже муж ответственным работником был», махнула рукой Надя. «А почему «был»?» «Бросил нас и уехал». «Куда?»
Надя пожала плечами и пошла на кухню за чашками. Маруся, дочь ее, тронула меня за руку и доверительно прошептала: «Папка нас не совсем бросил. Вы не думайте. Он иногда приходит к нам ночью. Потом опять уходит. Мама говорит, что никому об этом нельзя знать. Я только вам по секрету сказала, больше никому. Потому что умею хранить тайны». «Молодец». «А вы видели моего папку?» «Нет, конечно». «Вот он у меня какой», разжала ладонь девочка, показав снимок «три на четыре» с изображением лица мужчины средних лет, ничем особо не примечательным, разве что большими залысинами.
Когда Надя вернулась в комнату, фотоснимок отца исчез в кармашке детского платьица. Мать отправила дочку во двор поиграть, сама же села напротив и с горечью сказала: «Знаешь, Зоя, мой-то, Григорий Матвеевич, бежал в Шанхай с большой сумкой государственных денег. Не хотела при Марусе говорить. Ох, не могу больше так. Вся душа истерзалась». «Погоди, зачем ему надо было бежать? спросила я. Он же начальником был? Вам денег не хватало?» «Хватало. Его специально подставили. Скажу не поверишь. Ночью шел домой с дежурства. На него напали, оглушили, что-то вкололи, видимо, опиум Он только и смог вспомнить, что утром очнулся в китайском борделе с двумя проститутками в постели. На столе фотографии он спит в окружении голых китаянок. В комнату вошел мужчина, по манерам белый офицер, представился как куратор организации «Братство русской правды». Повертел в руках снимки, и сказал: «Этого вполне достаточно, чтоб сломать вам жизнь. Жена, увидев фотографии, подаст на развод, с работы вас не только уволят, но и посадят, как ответработника, а то и расстреляют за неблагонадежность. Вы же коммунист?» «Чего вам надо от меня?» спросил Перов. «Во-первых, нам нужны деньги, вовторых, содействие в одном не сложном для вас вопросе. Сделаете все, как скажем, вернетесь в семью. Если нет, то убьем жену и дочь. А с вами пусть большевики разбираются. Не помилуют, уж точно».
Зоя глубоко вздохнула, посмотрела в глаза Рощину.
Классический прием запугивания, рассчитанный на слабовольного человека, вставил Рощин.
Ну, да. Услышав такое, я не выдержала, продолжила Зоя: «Надя, но почему Григорий Матвеевич не сообщил в ОГПУ?» «Согласна, глупо все вышло, но он испугался, что нас действительно убьют. Ему дали день на размышление, он похитил на работе инкассаторский мешок с деньгами, у него был доступ к кассе, и скрылся. Больше его никто не видел. Я с ним несколько раз встречалась. Он приходил поздно ночью. Говорил, что не знает что делать. Просил бежать с ним. Но куда я с Марусей побегу? Сил больше нет терпеть. Ко мне сюда приходили, наверное, из ОГПУ, я плохо поняла кто, расспрашивали про мужа, даже обыск устроили, но я сказала, что сама хотела бы знать, куда он пропал. Не врала, действительно ничего не знала, упавшим голосом произнесла Надя и горько заплакала. Первое, что сделают органы, когда схватят мужа расстреляют его? Правда же?» «Не расстреляют. Но так он сам себя под расстрельную статью подведет», ответила я. «Ты-то что в этом понимаешь?» «Понимаю. Слушай меня, Надя!» «Ну, слушаю, что ты мне хочешь сказать?»
Тут я раскрылась: «Надя, я скажу тебе то, что говорить не должна. Хочу, чтобы ты мне поверила Я из госбезопасности»
Когда Зоя закончила свой отчет, Рощин встал, закурил папиросу и устало сказал:
Я так и знал, что ты ей раскрылась. Этого и боялся. Нельзя с объектом разработки сближаться настолько, чтобы он тебя раскрыл, а тем более раскрываться самому. Теперь, если что-то пойдет не так, нас обоих арестуют как предателей, врагов народа. Правильно, между прочим, сделают. Скажу больше, даже если все кончится хорошо, но о твоих действиях узнают, то нас снимут с работы и на пушечный выстрел к органам больше не допустят. Повторяю, это в самом лучшем случае. Теперь скажи на милость, как предлагаешь с тобой поступить?
Дайте возможность завершить операцию. Дальше поступайте так, как посчитаете нужным.
Зоя, у нее муж, понимаешь, преступник. Она ему жена. Муж и жена одна сатана. Слыхала поговорку? Она в любом случае будет держать его сторону сторону отца своего ребенка. Кому ты доверилась?
Василий Петрович, Перовы наша советская семья. Я так понимаю, задача органов, в которых мы служим, заключается не только в том, чтобы выявлять врагов народа и карать их, но и помогать нашим людям, если они оступились. Разве мы не обязаны помочь тому, кто запутался, ошибся, чтобы вернуть его в ряды наших граждан. Сами же говорим, что мы советские люди люди особого склада. Если это не просто слова, то чего мы боимся? Почему я должна действовать обманом против женщины, которая мне открыла свою душу и нуждается в моей помощи? Чтобы она поверила мне до конца, я должна была проявить ответную откровенность. Я уверена, что мне удастся выполнить задание и спасти семью Перовых. Они не враги. Если же я ошибаюсь, что ж, арестуйте меня как пособника. Но знайте, Надя, в конце нашей беседы, обещала поговорить с мужем, чтобы он явился с повинной. Я верю ей и не сомневаюсь, что он придет.
Да-а, Зоя Ивановна, нагородила ты, конечно, столько, что и за год не расхлебать. Как ни крути, а я обязан тебя отстранить от дела. Понимаешь?
Но операция в разгаре.
То-то и оно. Если б дело было только в Перове, ладно еще, но ведь намечается масштабная диверсия Зоя, это секретная операция белофашистов. Перов втянут в это. Ты понимаешь, что мы обязаны предотвратить эту диверсию, а всех зачинщиков арестовать и уничтожить. Нити, которые оказались у нас в руках, мы не можем упустить.
Погодите, Василий Петрович, а нам нам так ли надо, чтобы Перов явился с повинной? А?.. Чего молчите? А что, если его не трогать?..
Вот видишь, до чего можно договориться, либеральничая с перевертышами.
Не рубите сгоряча.
Тьфу ты, что значит сгоряча?..
Говорю, что Перов нужен белофашистам, чтобы «замкнуть на себя» определенный участок диверсии, допустим, на КВЖД, по профилю своей работы.
Должно быть, так и есть.
Если мы уберем из игры Перова, на его место подберут другого человека, которого мы не знаем. Если же Перова не трогать, я смогла б найти общий язык с ним через жену, чтобы он действовал в рядах диверсантов, но на нашей стороне.
Погоди-погоди, у нас есть приказ найти преступника, укравшего народные деньги. Приказ этот никто не отменял. И мы за невыполнение его ответим по закону. Понимаешь?