В умывалке толкотня, разбирают развешенное на просушку бельё, некоторые прямо тут же переодеваются в сухое, а то прихватит по-мокрому холодным ветром тады только молись, чтоб кровяница не привязалась.
Давай, мужики, обед стынет! орет дневальный.
Заткнись, Губоня, без тебя знаем.
Рыжий, ты щас где?
На складе, бросает на ходу Гаор, натягивая поверх подсохшего белья комбез.
Носки вроде эта пара посуше, её и надевать, а другая пусть сохнет, постирать бы, не сообразил сразу, а теперь некогда, вечером обе пары стирать.
Губоня, моё на трубу тогда.
Валите, мужики, знаю.
Вроде совсем недавно ел, а сел за стол и накинулся на еду, как скажи после карцера удивился про себя Гаор, быстро, наравне со всеми, хлебая суп.
Рыжий, позвал его Булан.
Гаор поднял на него глаза.
Ну?
А куда это хозяин тебя дёрнул?
Снег трактором чистить.
Ну-у? удивились соседи по столу.
А ты могёшь?
Могу, кивнул Гаор.
А такую, ну, хозяйскую, тоже могёшь?
Гаор понял, что говорят о легковушке, и кивнул.
И легковую могу.
Каку-каку?
Легковую, повторил Гаор и стал наскоро, между глотками объяснять, какие бывают машины.
И все могёшь?
Все не все, Гаор уже дожёвывал кашу, а многие да.
Что умственность-то значит!
Паря, а выучился где?
В училище и на фронте, ответил Гаор, вытряхивая себе в рот последние капли киселя и переворачивая кружку вверх дном.
Зачем так делают, он не понимал. Ведь как ни старайся, а что-то остаётся, а значит, стекает по стенкам на стол и потом его приходится отмывать, лишняя работа, но поступал как все. Коль попал на такой Устав, то и живи по Уставу.
Вечером доскажешь, встал из-за стола Зайча.
Вместе со всеми встал и Гаор, поклонился Матери и сидевшей за их столом Мааньке. Матуня, Мамушка и Матуха ели за женским столом, вроде и Маманя главная по кухне и вообще хозяйству там же.
Построение в коридоре. Плешак радостно ухмыляется ему и быстро шепчет.
Во здорово, паря, а то одному и несподручно теперь.
И Гаор кивает в ответ.
На дворе уже темнеет, а к складу они подбегают почти уже в темноте. Но ничего, он сегодня уже на снег и свет насмотрелся, под конец езды даже ломило в глазах.
А вот и мы, господин надзиратель, весело здоровается Плешак.
Что, надзиратель, обыскав Плешака, шлепком по лысине отправляет его за дверь, рад, что напарника вернули?
Следующим шлепком, уже покрепче и по спине, вбрасывают Гаора, и дверь лязгает, не дав Плешаку ответить.
Ну, паря, Плешак пытливо смотрит на него, работáем? Иль тебя совсем машина ухайдакала?
Чего? спросил Гаор, берясь за контейнер, который явно был не на месте.
А то самое! засмеялся Плешак и пожаловался: Скучно мне тут без тебя было.
Сейчас развеселю, пообещал Гаор. Давай в слова играть.
Давай, согласился Плешак. Ты вон ту дурынду только вон туды приткни.
За ней приедут к вечеру, возразил Гаор, перекатывая энергоблок в угол слева от двери. Что такое Дубравка?
А, девку одну так зовут! понимающе засмеялся Плешак, ты, что она махонькая, не смотри, в сок вошла уже, так что тут всё в самый раз и в порядке.
А имя откуда?
Да от дубравы, лесок дубовый значитца, видал?
Дуб? Видал, конечно. Гаор вспомнил её круглые карие как жёлуди глаза и улыбнулся. Похоже. А вот ещё
Сыпь, паря, кивнул Плешак, озабоченно оглядывая штабель коробок с электрочайниками, ты вон тот край подровняй, чегой-то на перекос пошёл. Ну, так чего?
«Играть в слова» объяснять Гаору, какое слово что значит и откуда оно такое взялось, Плешаку очень нравилось. И они трепались почти без умолку.
А Гаор всё больше убеждался в правоте Седого. Это не отдельные слова, не просто неправильности, а настоящий язык. И начав его учить хотя бы для того, чтобы в нём меньше видели чужака, он всё с бóльшим интересом делал его своим. Незаметно для себя он всё чаще вплетал в речь новые, недавно ещё непривычные чужие слова, а теперь простые и понятные. Большинство говорило на смеси ургорского и вот как называется этот язык, никто даже случайно не обмолвился. Опять же, как говорил Седой. «Они» и «мы», но кто они, «мы»? Ургоры, голозадые, лягвы это понятно. «Мы» исконные, тутошние, он уже знал эти слова, разобравшись с помощью Плешака, что по сути это то же самое, что коренные жители, аборигены. Но опять же, кто «мы»? Аборигеном или або себя не называл никто. И за «або», скорее всего, могут врезать, проверять догадку на практике не хотелось. Спросить впрямую? Нет, раз об этом так молчат, то спрашивать это нарываться. Ты в разведке. Это что касается надзирателей, отстойников и тому подобного. И на редакционном задании. Это для всего остального. Задача журналиста разговорить собеседника, сделать так, чтобы тот сам захотел дать тебе информацию, лобовые вопросы не годятся. Ну, так и не будем. Спешить ему некуда.
И ему самому есть, что рассказать им. Понятно, что сегодня вечером придется рассказывать о машинах. Какие они бывают, чем танк отличается от трактора, а легковушка от грузовика. Что ж, он не против. Когда информацией делятся, её количество увеличивается. «Первый парадокс журналистики», любил говорить Туал.
2 декада, 10 деньВ очередную выдачу Гаор неожиданно получил прибавку. Синюю фишку.
Три белых за склад, и одну синюю за машину, распорядился Гархем.
Про «мягкие» и «горячие» речи не было, раздеваться не заставляли, так что всё у него обошлось прямо-таки прекрасно.
В спальне Гаор уложил фишки в тумбочку и пересчитал сигареты. До сих пор он определенную себе норму выдерживал и до следующей выдачи должно хватить. Проверил зажигалку, посмотрев её на свет. Тоже должно хватить. Такие обычно рассчитаны на шестьдесят щелчков, и их выдают через одну сигаретную выдачу. Сдаёшь пустую и получаешь новую объясняли ему.
А если раньше кончится? поинтересовался Гаор.
В ответ не слишком весело засмеялись.
Значит, лишнего курил. Не положено.
А могут и влепить.
Не, за это «горячих» не дают. Так, «по мягкому», и то, скажем, раза два.
А это на кого нарвёшься.
Да, могут и просто по морде смазать.
А могут
Они всё могут, мрачно сказал недавно появившийся мужчина.
Щетина вокруг рта была у него ещё реже и короче, чем у Гаора, чёрные прямые волосы густой чёлкой закрывали лоб, так что клейма не видно. А спрашивать впрямую Гаор, разумеется, не стал. Если тот прирождённый такой, то ни вины, ни заслуги его в этом нет. А если обращённый, то не его это рабское дело за какие дела чистокровный получил клеймо. Звали мужчину Вороном. Видно, за цвет волос, длинный торчащий нос, а возможно, и характер. Говорил он правильно, практически не пользуясь нашенскими словами, но и за чужака его не считали. Спи он поближе к койке Гаора, может, и удалось бы разговориться, но его разместили на дальнем конце, работали они совсем в разных бригадах, так что тоже успеется, хоть и интересно.
Гаор тряхнул головой и стал одеваться на выход.
На дворе дул яростный холодный ветер, разгоняя тучи. Гаор пробился сквозь весело гомонящую толпу к прикрывавшему от ветра парапету, сел на корточки и закурил. Разговор пошёл о погоде, не будет ли опять снега. Гаор закинул голову, разглядывая небо.
Нет, вон уже звёзды видны.
А чо, и впрямь
Как угнал, так и нагонит
Опять ночь не спать
Это уж как заведено.
Гаор курил, привычно держа сигарету в кулаке так, что ни свет, ни дым наружу не пробивались. Ветер вдруг изменился, и курильщики, ругаясь, стали разворачиваться к нему спинами, заслоняя собой огоньки. Но у многих погасло. Защёлкали зажигалки. Волох потянулся к Гаору.
Дай прикурить.
Гаор дал ему прикурить от своей сигареты, потом ещё кому-то, а третьему отказал и достал зажигалку.
Третий не прикуривает, держи.
Третьим был Ворон. Он молча прикурил и вернул зажигалку Гаору, а спросил куривший сегодня с ними Мастак.
Это почему? Примета что ль такая?
Примета, усмехнулся Гаор. Первого снайпер видит, по второму целится, по третьему стреляет.
А снайпер это кто? спросил Волох.
Гаор по возможности кратко и внятно объяснил, что такое снайпер.
Это как медведя на овсах из засидки сторожить, что ли ча? после недолгой паузы спросил кто-то.
А это что? ответил вопросом Гаор.
Ему в несколько голосов охотно объяснили и рассказали.
Похоже, согласился Гаор.
Сидеть под ветром было холодно, и, докурив, быстро вставали и уходили в толпу на игры. Гаор старался курить помедленнее, растягивая удовольствие, и вскоре остался один. Вернее, в двух шагах от него сидел Ворон, но отчуждённо глядя в другую сторону. Гаор дотянул последнюю затяжку, потёр обожжённую губу, погасил и растёр окурок, готовясь встать, когда Ворон заговорил. Тихо, глядя перед собой, будто сам с собой, но обращаясь к Гаору.
Зачем тебе это? Ты культурный человек, а они дикари, ты не должен опускаться до них.
Гаор удивлённо посмотрел на него.
Ты это мне, Ворон?
Да, тебе. Ты давно раб?
Гаор мысленно прикинул даты и присвистнул.
Да скоро полсезона будет, наверное.
И уже стал совсем как они. Зачем тебе болботанье это? Ты грамотный, я слышал, водишь машину, ты выживешь.
А ты сколько рабом? пользуясь моментом, спросил Гаор.