Лицо вытянулось от удивления. Однако моментально вернулось обратно. Потому что он был таким всегда потакающим практически любой моей «хотелке. Не зависимо от дня, окружения и места.
Жестокий Лорд, глава закрытого и жуткого клана Варг, сильнейший волк всех стай прогибался под желания собственной дочери так, будто о его вспыльчивости и стойкости убеждений не ходили слухи, один страшней другого.
Почему ты мне разрешил? вырвалось у меня.
Я никак не могла понять такого его поведения. Ведь оно было только в отношении меня остальная стая, которая в какой-то степени была для него семьей, не могла похвастаться подобным.
Отец удивился. Нахмурил брови в крайней степени задумчивости и ответил, как мне показалось, честно:
Потому что не хочу, чтобы ты обижалась, он остановил коня, аккуратно застегнул даже верхние пуговицы рубашки, чем запечатал мне обзор, и сошёл на землю.
Я же осталась задумчиво ковырять пальцем прорезь между двумя пуговицами.
Логичный, конечно, ответ. Но не говорящий вообще ни о чем. Что навевало на некоторые мысли. Интересно, это принципиальное отношение к женщинам или к тем, кто дорог? И сразу ответ, выскочивший из подсознания ко вторым. Маму он почти всегда презирал, пусть и старался не показать этого мне. К той же Нире относился безразлично, а Тини для него была пускай и не равной мне, но достойной уважения. Не знаю только, любимой ли. Можно ли вообще любить отцовской любовью дочь собственного друга? Даже если её матерью была та, кого ты любил.
Спасибо, папа, шепнула я, зная, что с его волчьим слухом он обязательно услышит, и я тебя тоже люблю.
Я практически почувствовала его улыбку, когда мы уже шли к моему шатру. Над головой вмиг стало темно свет лился только спереди. Отцовские же слова были всё ещё с улыбкой, хоть и не ко мне:
Купальные принадлежности для Лесси, приказ к моим нянькам, и приведите ашерру.
Мы прошли в глубь шатра, опустились в кресло, и я распутала непослушными пальцами верхние пуговицы с нижними и средними помог мне папа.
Вокруг была до боли знакомая обстановка: высокий, деревянный и достаточно большой настил, служащий для волков кроватью, на котором были аккуратно разложены несколько больших и очень мохнатых шкур, лоскутные одеяльца, подушки и покрывала, костер, огороженный каменной кладкой в самом центре, деревянный дощатый пол и игрушки. Множество всего. Особенно впечатляли новые, очевидно, привезённые с Фобоса, потому как Танатосские мастера могли мастерить невероятные тряпичные, деревянные и фарфоровые куклы, вшивая в их головы настоящие волосы и делая сверкающие глазки из стекла, или, как у меня из драгоценных камушков, но никак не делали их из пластика, который присутствовал здесь. Они стояли на невысоком стеллаже, вперемешку с мягкими игрушками и статуэтками разных видов. Вот только все они были для меня больше коллекцией нетронутые, не похожие на те, что были у других детей.
Я не любила такие игрушки. В этом мире не было известных машинок или чего мальчишеского, однако вряд ли и они были бы мне по нраву. Скорее всего я была пассивным ребенком богатого отца, удивление которого стоило очень дорого. Потому в моём распоряжении было что-то посерьёзнее кукол и тканевых поромбосов. Люди. Я могла играть ими так, как никто другой. Мои нянюшки менялись очень часто, потому как быстро надоедали. Как и книги отца, в которых было мало понятных слов и слишком много букв.
Мама может жить со мной? я подошла к едва горящему костру и дотронулась до его огонька, пожалуйста, просящий взгляд в глаза хмурому отцу.
И его недовольство.
Пальцы прошли сквозь огонь, не причиняя мне вреда. Некромантский огонь. Папин огонь.
Ты стала очень взрослой, паучок, неожиданно успокоился он, и должна понимать, что будет для тебя хорошо, а что плохо, он откинулся на спинку кресла, поэтому решай сама. Я могу даже перевести её в твои служанки, как ты и просила.
Меня от этой мысли слегка поддёрнуло.
Если не справишься с ней, то скажи мне, продолжил он.
Я кивнула, пусть и видела, что относится он к ней, как к моей игрушке не более. Кошмарным было то, что так было почти со всеми.
Спасибо, без тени благодарности, пусть будет твоей ашеррой.
Теперь была его очередь кивать.
Для меня это было единственным вариантом, при котором мама сохраняла неприкосновенность она не подходила под статус жены отца, но и была защищена его правом. Будь она просто моей слугой, то волки клана смогли бы её обидеть.
Хочешь что-нибудь ещё? он мягко мне улыбнулся, может что-то вкусное? Или сладости?
Я качнула головой.
Гаспар и Лерой останутся надолго? поинтересовалась я.
Спроси у них сама, дозволил мне отец, но он стал задумчив, ты уверена, что Хранитель твой друг?
Я с уверенностью кивнула и ответила:
Он ещё глупее и младше меня, мне показалось это забавным.
Папа же нахмурился.
Кто тебе сказал, что ты глупая? голос его стал строг и требователен.
Я задумчиво всмотрелась в его лицо с внимательными чёрными глазами.
Никто, пожала плечами я, я думаю так.
Его хмурость не пропала с моими словами, а будто наоборот возросла.
Это не так, паучок, слова, в которые он верил сам, ты никогда не была глупой.
Мне почему-то от этого стало очень радостно. Он был для меня близким, которому я верила. Он никогда не лгал.
Я улыбнулась и сделала несколько шагов к нему, чтобы обнять, но была перебита громким и радостным воплем мамы:
Лесси! Всемогущий Цикл! она подлетела ко мне серебристым вихрем с разметавшимися длинными прекрасными локонами.
Я встретилась с ясными зелёными глазами, которые преследовали меня даже, когда она была в других телах. А её губы прижались к моей щеке несколько раз, пока сильные руки прижимали к её груди. Она шептала что-то сквозь слёзы, качала меня как маленькую, пока не опустилась на пол окончательно и подняла глаза к креслу, в котором сидел отец.
И если бы я желала увидеть чистейшую ненависть и самое натуральное презрение, то очевидно искала бы их в его взгляде. Женщина вздрогнула, сразу же опустила глаза вниз и ослабила хватку. Но вставать не спешила.
Что же касается Варга, то он попытался изменить свой взгляд, видя мой на себе, однако удавалось у него это крайне плохо.
Лесси попросила оставить тебя с ней, холодно обратился он к маме, хоть одно лишнее слово, не то что действие и ты знаешь, что будет.
Да, мой господин, тихо пролепетала она, пока я хмурилась.
Он жестоко усмехнулся и поднялся на ноги. Его взгляд потеплел только после того, как он обратил его ко мне.
Принесу тебе покушать, паучок, мило улыбнулся он, иди купаться.
Я кивнула, не принимая его резкой смены настроения, а после взглянула на маму, так и не поднимающую голову. Она была печальна. Именно печальна, но не боялась, как при первом взгляде. Что же между ними происходит?
Спросить я решилась только, когда отец вышел из моего шатра:
Почему он тебя обижает?
Мама вмиг выпрямилась, оглядела меня с неприсущей её лицу улыбкой и задала встречный вопрос:
Ты хорошо себя чувствуешь, милая?
Я кивнула и осталась дожидаться ответа от неё. Но он не последовал. Более того, женщина поднялась, подняла на руки меня и рваными шагами, будто так же, как и я сама не привычно к этому телу, вышла из палатки.
Ты не ответила, напомнила ей хмурая, оттолкнувшаяся от её груди руками и заглянувшая в лучистые глаза.
Я очень рада твоему возвращению, она улыбалась, но смотрела на проходящих мимо с холодком, расскажешь, где ты была, пока папа искал тебя?
Я поджала губы.
Ты меня игноигнри ты! я почти закричала, почему-то не в силах выговорить нужное мне слово.
Словно оно убегало с моего языка.
Ты помнишь то, как была в другом теле? мягко спросила она, Вольтер сказал, что память у тебя сотрётся. Твой папа тоже ничего не нашёл.
Я удивленно оглядела её и относительно успокоилась, разглядывая новые шатры, мимо которых мы шли к реке.
Не помню, почему-то солгала я, но хочу узнать про папу и тебя.
Это очевидно было важно, раз она уходит от ответа, думая, что я отстану.
Её тяжелый вздох стал мне красным флажком и поводом для ещё большего интереса.
Твой папа хорошо относится ко мне, Лесси, она потёрла переносицу пальцем второй свободной руки и кивнула, лучше расскажи мне где ты всё-таки была.
Глава 3
Это был первый раз, когда я не стала оправдывать своё молчание. По большей части оно было спровоцировано её вопросами и нежеланием отвечать на мои, а ещё странным отношением она считала меня совсем маленькой и несмышлёной, потому и не утруждала себя серьезными разговорами, как делал это отец.
С другой стороны были набегающие на меня воспоминания при зрительном контакте с какой-нибудь маленькой деталью, будь то столб для наказаний, от которого меня покоробило, или отдельный вход в наш отсек для купания, созданный, чтобы меня не проносили по общей длинной части и не вводили в ошеломление кучей неодетых людей.