Все: мозг, сердце, сосуды, печень, легкие, почки и другие органы были в идеальном состоянии. Совершенно ни каких следов травм, онкологии и прочей фатальной гадости.
Что делать? За восемь лет прозекторской практики у него еще не было подобного.
ТАКОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Александр Катар, врач первой категории, стоял, тупо уставившись перед собой, будто повар, обнаруживший живой человеческий глаз в разбитом курином яйце.
«Стоп. Надо абстрагироваться», сорвав окровавленные перчатки, и респиратор, он порывисто вышел на улицу, в больничный двор. Слава богу, там было пусто. Он был не способен поддерживать «светскую» беседу в данном состоянии.
Нервно закурив, Сашка попытался сосредоточиться.
Что делать?
С ужасом слуга Асклепия подумал: а что он напишет в графе «причина смерти»?
Катастрофа! Мистика!
«Ну а я-то здесь при чем?» он метко швырнул недокуренный бычок в грязную урну.
Тупая растерянность сменялась холодной апатией. Эта красотка могла попасть на стол к кому угодно. Его задача пойти и доделать свою работу. А дальше пусть начальство решает.
Зайдя в секционный зал, он сразу понял: что-то не так.
Вместо омерзительного запаха формальдегида в помещении чудесно пахло фиалками. Кожа мертвой, бывшая ранее синюшно-бледной, приобрела вдруг нежно-розоватый телесный оттенок. Но главное глаза. Из пустых тусклых гляделок они превратились в яркие, влажные, он мог бы поклясться живые! Из внешних углов век скудными струйками текли слезы.
БОЖЕ!!!
Неуловимое жуткое мгновение, и Алекс с ужасом понял, что женщина смотрит на него.
В ту же секунду, на собственной шкуре он буквально почувствовал смысл литературного клише: «мурашки ледяной волной пробежали по спине».
«Мне это снится? Хоть бы вошел кто-то, мать-твою».
Бежать? Молиться? Может попытаться вступить в диалог?
Он хотел что-то сказать, но система артикуляции отказала. Более того, его члены напрочь отказывались двигаться.
«Вот и поди разберись теперь: кто из нас труп?» не к месту сострило сознание на грани истерики.
Дальше еще веселее: рассеченное тело плавно пошевелилось и медленно приподняло верхнюю часть, оказавшись в полулежащем положении, опираясь на локти и слегка склонив голову вправо, в направлении застывшей статуи патологоанатома.
Развороченная, истерзанная, с торчащими из мышечной ткани оголенными концами ребер, наполненная посеченными скальпелем внутренними органами грудная клетка немного отвлекала внимание несчастного от завораживающего разноокого взгляда клиентки. Может быть, именно эта деталь удерживала остатки его паникующего разума на грани сознания.
Еще одно неуловимое движение воскресающей. Легкий вздох («Как у нее это получается? Чем ей дышать, черт возьми?! Легкие искромсаны моими же стараниями»).
Его взгляд мечется по сторонам, упирается в цветные оконные витражи (когда-то, это здание было пристройкой католического храма), видит, как лучи раннего заката играют на мозаичных стеклянных узорах, притягивают взор, успокаивают.
«Вот это настоящее, а то, что сзади нереально», врет ему спасительное подсознание.
Легкий шорох.
Алекс резко оборачивается, и видит прекрасное лицо, обрамленное гривой жестких волос молочно-перламутрового цвета, которые почти скрывают отвратительно изуродованную переднюю часть тела.
Глаза смотрят на него. Ярко-желтый горит, жжет душу, а кислотно-зеленый, обрамленный черно-красным, манит, зовет.
Он чувствует, что вот-вот подастся вперед, и тут девушка улыбается. Это не улыбка нежности, любви, торжества, насмешки, дружелюбия. Нет. Именно так улыбалась бы пятилетняя малышка, впервые увидев забавную букашку.
Загнанное измученное сердце несчастного выдало две экстрасистолы6 подряд, и тот кулем рухнул в глубочайшее забытье.
Глава 2
Вылупление
Тишина, глухая, ватная
Вокруг никакой тверди, опоры. Бесконечная туманно-серая трехмерная даль без краев и горизонта.
Но пространство не пусто. Вся его протяженность наполнена мириадами каких-то сизоватых частичек сферической формы и разных размеров: от просяного зернышка до фасолины. Большинство из них округлы, но некоторые, слипаясь друг с другом, образуют другие, более сложные конфигурации.
И вся эта мелочь находится в постоянном, беспорядочном, нескончаемом движении. Эта бессмысленная надоедливая толчея в густой дымке напоминает огромный рой сибирского гнуса в туманной болотистой местности.
И вся эта мелочь находится в постоянном, беспорядочном, нескончаемом движении. Эта бессмысленная надоедливая толчея в густой дымке напоминает огромный рой сибирского гнуса в туманной болотистой местности.
Частички стремительно мелькают, проносятся мимо, иногда сталкиваются, порой, даже пролетают сквозь друг друга.
И больше ничего. Идеальная иллюстрация хаосу.
Откуда-то изнутри возникает уверенность, что все это длится бесконечно долго.
Время тянется, его течение ощущается почти физически.
Тупая бессмысленная безысходность.
И вдруг!
Откуда-то из невообразимой дали, сверху (хотя, какой верх может быть в этом пространстве без единого ориентира), разрывая густое облачное марево, простирается чудовищных размеров длань. Рука, очень похожая на человеческую. Узкая, красивая, с длинными нервными пальцами (парой таких конечностей мог бы обладать талантливый музыкант или нейрохирург).
После недолгой паузы, как бы поразмыслив, пятерня начинает какие-то пассы, сначала медленно, потом все быстрее. Пальцы мелькают в завораживающем танце, безусловно, имеющим какой-то скрытый смысл. Движения становятся более резкими, властными.
Дымка вокруг густеет, становится вязкой.
И вот происходит нечто. Целые группы разнообразных частиц, до того бестолково сновавших туда-сюда, вдруг меняют свои траектории и начинают роиться, сбиваться в многочисленные рыхлые группы, интегрироваться в немыслимую, невообразимую в своей сложности структуру. Она становится все плотнее, симметричнее, истончается, удлиняется. Еще мгновение и работа завершена. И тут он понимает, что это гигантская, бесконечно длинная (концов ее не различить вдали) двойная спираль ДНК.
Пауза.
И тут рука порывисто сгребает свое творение, и, безжалостно комкая удивительной красоты молекулу, швыряет ее в колышущуюся хмарь. Это действие является как бы катализатором для происходящего в дальнейшем. Туман вздрагивает, приобретает консистенцию киселя, становится еще гуще и уплотняется, в конце концов, превращаясь в нечто, вроде глины, или пластилина.
Творящая десница сгребает часть этой массы и начинает быстро и умело лепить что-то. Минута, и получается фигура какого-то незнакомого существа. Не медля ни секунды, рука яростно сминает, ломает свое творение. В ее действиях почти физически чувствуется неудовлетворенность сделанным.
Начинается новый акт работы. Так продолжается довольно долго. Но вот, сотворив очередное нечто, длань удовлетворенно замирает. Получившийся шедевр бережно отставляется в сторону и продолжается работа по рождению очередной поделки.
Проходит время.
Творение длится и длится
Уже огромное множество глиняных созданий стоят в рядом. Все они разные, непохожие, но в каждом чувствуется искра божественного совершенства.
Очередной акт созидания и происходит немыслимое: только что изваянный человечек понимает, что это он Александр Валерианович Катар.
Гигантская рука неожиданно замирает, как бы в раздумье и, приблизившись к мужчине, вдруг мягко касается его лба острым когтем. Человека скрючивает судорога, будто сквозь его тело проходит ветвистый разряд молнии.
Пространство вокруг начинает мерцать, золотистая дымка опускается на стройные ряды новорожденных големов и они, получив в подарок душу и сознание, оживают.
Ковчег жизни продолжает свое извечное движение по привычной орбите.
Сашка, Сашка! и хлесткие удары по щекам. Очнись!
Резкий запах нашатыря привел-таки его в чувство.
«Так это был сон?».
Ординаторская, он на жесткой кушетке. Прямо над ним горой склонился Николай Петрович Кузин, тот самый дежурный по больнице, и целая стайка переполошенных сестричек. Слева стоит штатив капельницы, игла которой хищно впилась в локтевой сгиб.
Ч-что слу
В обморок ты брякнулся, прямо в прозекторской, Кузя крякнул в бороду, чего это тебя так сплющило?
Алекс вдруг с ужасом вспомнил все произошедшее в зале вскрытий. Из-под диафрагмы нахлынула холодная паника. «Господи, неужели это было в самом деле?!».
Эй, что с тобой. Ты побледнел, как твой клиент, Николай Петрович бросил в сторону. Эй, девочки, пару кубов реланиума в вену. Быстро!