Из этой хроники три толстых тома, слава летописцам! мы узнаëм, что декабристы эпоха в развитии здешних мест. Кто собирал говор? Кто первый сажал картошку? спрашивает меня Наталья Иосифовна.
Возьмём двадцатый век, сталинские пятилетки. Какие колоритные фигуры ходят по Енисейску. Некоторые ездят, как бывший генерал-майор Алексей Фёдорович Тодорский, ныне, представьте себе возчик. Возит на лошадке воду. Подъезжает к Енисею, зачерпывает длинным черпаком и развозит по дворам. Водовоз его официальный статус. А неофициально он самый желанный гость Енисейской городской библиотеки. Когда заканчивается рабочий день, Алексей Фёдорович роется в архивах, его часто можно видеть в музее
В пятьдесят четвёртом году в город посылают нарочного с пакетом для Тодорского «вручить срочно». Разыскивают адресата. Где он? А тот в конюшне, спит после рабочего дня. Нарочный вытягивается в струнку: «Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться». У того глаза лезут на лоб. «Вам пакет». Читает постановление о реабилитации, и текут слёзы, слёзы Уехал. Поздней в адрес музея пришла фотография, на ней генерал уже со всеми регалиями, подписал: «Моим дорогим друзьям из Енисейского краеведческого музея, которые очень помогли мне в трудные годы жизни»
О своей семье Наталья Иосифовна рассказывает, что её и брата, ныне заслуженного артиста России, учил музыке Ананий Ефимович Шварцбург прекрасный музыкант, тоже ссыльный. Он собрал хор в семьсот человек и дирижировал этим хором, стоявшим на трибунах стадиона. Вот здесь, показывает она на городской стадион, представляете, какую надо было сделать работу, чтобы такой огромный хор запел
В 1953 году Шварцбург сказал их маме: «Елена Петровна, мальчик не должен бросать. Мальчик должен заниматься, у мальчика большое будущее». Но как здесь в Енисейске? он развёл руками и дал адрес. «Пальчики надо ставить, пальчики» это говорил уже другой учитель, бывший профессор рижской консерватории. Однажды он сказал: сегодня я заниматься не буду пришла реабилитация Она была девочкой, но запомнила: сидит седой мужчина, обхватил голову руками. Отец похлопал его по плечу: «Ну, ничего, ничего»Тут много было музыкантов. Оперная примадонна, певшая в своё время с Карузо, Клара Спиваковская. Перед войной вышла замуж за дипломата, который оказывается немецким шпионом. Его расстреливают. А семью высылают на север, в 50-е годы сын, Александр Александровский работает в Енисейске фельдшером скорой помощи. Он же один из лучших актёров Енисейского народного театра, который был основан в XIX веке. Сохранились старые афиши благотворительного концерта, который давали в четыре руки директор музея и городской голова («Такое произведение? изумились в столичной консерватории спустя столетие. В Енисейске? Это невозможно»)
Тут много такого. Вот, показывает мой гид, в этом соборе вёл службу епископ Лука. В миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, профессор, учёный-хирург с мировым именем, лауреат трёх сталинских премий. Его хотели расчленить: скальпель или Бог? Он оставался цельной личностью и трижды оказывался в тюрьмах и ссылке. «Я опять начал голодовку протеста чекист, очень вежливый человек, стал бить меня ногой, обутой в сапог» пишет епископ Лука в своих мемуарах. Никогда не снимал рясу (при запрете появляться в ней, отказывался читать лекции). В операционной, где бы ни оперировал, в медицинской Академии или в бараке в Туруханском крае на тумбочке стояла икона, зажжённая лампада. На больном непременно ставил йодный крестик там, где собирался оперировать. Глазные операции Луки многим вернули зрение. Его церковные проповеди, вспоминает Благочинный Енисейских церквей, проиерей отец Фаст, тоже многим памятны
Во время войны Войно-Ясенецкий начальник всех эвакогоспиталей края. В сорок третьем открывал Покровский собор, вёл службу в нём. А после войны уже не считался ссыльным, служил, преподавал, оперировал, дожил до глубокой старости, и уже ни один человек на свете не требовал от него, чтобы выбрал между скальпелем и Богом.
Да, много людей тут побывало удивительных. Многое накоплено и утрачено. В 1937 году в Енисейске случилось страшное наводнение, уровень воды дошёл до второго этажа, по городу плавали лодки. Вода пришла неожиданно и ночью. Ночь, вода идёт валом
Тут много странных совпадений. Наталья Иосифовна рассказывала, что у них за стенкой в коммунальной квартире жили сёстры Лаврентии Берия и научили бабушку жарить помидоры.
Тут много странных совпадений. Наталья Иосифовна рассказывала, что у них за стенкой в коммунальной квартире жили сёстры Лаврентии Берия и научили бабушку жарить помидоры.
В одни и те же годы в этом маленьком городке оказались последняя любовь Колчака и вторая жена Будённого. В разных лицах, естественно.
Анна Васильевна Тимирева, последняя любовь Колчака, в 30-е годы жила в Енисейске. «В ссылке?» наивно спросил я Наталью Иосифовну. «В ссылке, в ссылке, а как же? удивилась она. Анна Васильевна делала для экспозиции. «Так жили рабочие, так жили буржуи» макет внутреннего убранства дома Тонконогова, там очень красивые шторы с ламбрекенами А жена Будённого служила уборщицей в бывшей гимназии. Да вы сами туда зайдите»
Страна будущего
Я зашёл в школу. Она называлась не гимназия, а просто общеобразовательная средняя школа 1 г. Енисейска. Необычайно крутая школьная лестница. Ступеньки овальной формы, стёршиеся от ходивших по ним ботинок. «Я бы не советовала эту лестницу вообще трогать. Это не что иное, как время» сказала мне завуч Нелля Михайловна Дьякова, которую я до этого встретил в пустой чистой школе и битый час мучил насчёт истории зачем нужна эта история, как они её используют. «Ну, лестницу используем, наверное» усмехнулась завуч. Но какие крутые ступеньки! сказал я. «Мы привыкли. Нам кажется, так хорошо ответила она. По ним Нансен шёл»
Сам Фритьоф Нансен, великий исследователь Арктики? В 1913 году он шёл, оказывается, по этим ступенькам, заходил в классы и здоровался с мальчиками, «здоровыми, весёлыми и бодрыми на вид», как он позже напишет в книге «Страна будущего».
Книга о России, о Сибири.
О тех, кто в тот памятный день собрались в рекреационном зале этой мужской гимназии, и Нансен рассказывал им о путешествии к северному полюсу на «Фраме» в 1898 г., и показывал на большой карте, как они шли вдоль северного берега их великой Сибири, а потом носились во льдах.
«Я говорил им по-английски, дети не понимали ни слова, но Востротин переводил им мой рассказ, и они, по-видимому, были заинтересованы и рады нашему посещению, которое длилось три часа. Всех учеников распустили на этот день, когда мы уехали, они гурьбой высыпали на улицу и побежали домой. Вот кому наш приезд, наверное, доставил истинное удовольствие».
Я ПОДНЯЛСЯ по ступенькам крутой школьной лестницы, по которой поднимался Нансен, открыл дверь и вошёл в тот самый зал, где он выступал, и где ждали меня сейчас другие дети. И по другому поводу. Проект, который реализовывали эти дети, ученики одного класса, назывался совершенно не в духе Нансена: «Изгнанные в Сибирь глазами потомков», и в нём эти мальчики и девочки рассказывали историю своих родных, репрессированных и сосланных в Красноярский край в 30-40-е годы двадцатого века.
И карта, которую они показали мне тех же, в сущности, мест была картой не путешествия, а конвоя, перемещения репрессированных из мест проживания в места отбывания ссылки. Из Москвы, Казани, Саратова, Кургана, Читы, посёлка Волчихи Алтайского края они «шли и шли, окружённые конвоем, бесконечные эти обозы, из снежной степи появляясь и в снежную степь уходя»
То так, по Солженицыну, то по-другому, по Цветаевой дети откомментировали эту карту. «Есть на карте место/Взглянешь кровь в лицо!/ Бьётся в муке крестной/ Каждое сельцо/»
Маленькая брошюра, которую ученики набрали на компьютере вместе с молодой учительницей истории об этих местах, «сельцах». Использовали устные источники, воспоминания, семейные архивы. Я спросил детей: как отнеслись к этому ваши родные, бабушки, дедушки? Заинтересованно, ответили дети.
Кто-то из дедушек и прадедушек живёт ещё дальше на севере, правнуки им написали и они ответили. А иногда некому было отвечать, и дети отвечали за них.
«Это был 1937 год. В один обычный день подошёл ко мне председатель, Селиванов Николай, и спрашивает: «Что, Устин, как у тебя дела, как работается?» А я ему отвечаю: «Да как работается плохо. Трудодни не платят бедствуем»
На следующий день меня забрали, я даже не успел собрать с собой какие-нибудь вещи. И осталась моя Евгения с четырьмя детьми. Нас везли, как я понял, дальше на север, в Норильск. Холод, голод Некоторые даже не выдержали и замёрзли. А оставшихся в живых расстреляли, в том числе и меня»
Аня Стыжных, 10 класс от лица своего прадеда Мизонова У.П.МЫ СЕЛИ с ребятами на стулья в этом зале, где выступал Фритьоф Нансен, только лицом не к двери, а к окну за сто лет изменился интерьер. И я задал детям, семерым девочкам и одному мальчику, этот затёртый, слишком общий вопрос, хотя знал, что на него нет вразумительного ответа зачем знать историю? И более конкретные вопросы: что вы испытываете сегодня злость? смирение? Досаду, обиду, горячую ненависть?