Я был уверен в урегулировании очередного политического на Марсе кризиса и в потеплении межпланетных отношений, ждал скорого приказа Командующего ОВМР вернуться в Крепость(так только, вторым названием, называл Твердыню). И всё же, прежде того ожидал прибытия на Бабешку офицеров 3-тьего взвода, а так же ротного старшины места в столовке во главе агрегата им отвёл. Но явился только ротный медик, лейтенант Комиссаров. Его накануне нашего побега переместили на гарнизонную гауптвахту, присмотреть за прихворнувшим сержантом. Трап ещё к борту не приставили, лейтенант сбросил мне на причал пакет с депешей от Коменданта Крепости. Я тогда счёл, с парусника не сошёл в надежде вернуться в Русь, после узнал, что медик был в обычном своём состоянии пьяным, и побоялся оступиться на сходне. Пакет содержал распорядительную записку, в ней лейтенанту Комиссарову предписывалось остаться на острове, в гарнизоне с довольствия снят. Но это так, к слову, в депеше была приведена копия послания Командующего ОВМР Коменданту Крепости, в которой просил задействовать опальную роту на сельхозработах в атомных парниках Руси. Что-то там, в ледовых штольнях, под куполами-ПпТ делать выращивать овощи, заниматься прополкой, поливом марпехи с Марса, понятное дело, не умели. Родились-то на «Звезде», на этом искусственном орбитальном спутнике Марса провели детство, отрочество и юность. На тверди марсианской, на Уровне в местах, где коралл пищевой выращивают, были разве что пару раз с экскурсиями. А в Метро, где коралл рубили в кораллоломнях, побывать пришлось уже в бытность курсантами военного училища выпускной экзамен держали. Как добывают, выращивают и убирают коралл, только в кинохронике видели, а уж о том, что и «на планете дедов да отцов», в ЗемМарии, что-то там выращивают из съестного, слыхом не слыхивали. В парники, «дабы форму спецназовца не потеряли», нарядили стараниями Командующего с тем ещё, чтоб «белка» набраться(в огуречнике всяких червячков-паучков до чёрта), тех же огурцов, зелени всякой натурально-земной поели вдоволь и в полк на Марс вернулись с «жирком микроэлементов и витаминов», так необходимых организмам небёнов и земляков на «Звезде». Содержание же самой депеши таково: «Президент Пруссии просит оказать содействие в восстановлении разграбленного пиратами колхоза, что в деревне Отрадное, где вы стали лагерем. Рота ваша, вашими, кстати, стараниями отстранённая от несения службы, по-прежнему под надзором гвардии СИ. 1-вый и 2-рой взвода здравствуют на гауптвахте днями на шконках лынды бьют. На грядки к огурцам я их не допустил, упаси Боже, хрона им. Шлют 3-му взводу пламенный привет с пожеланиями всласть потрудиться на крестьянском поприще. Словом, 3-тий взвод в бегах на Бабешке, в Отрадном, на земле колхоза «Отрадный», а посему заняться благим делом восстановления хозяйства судьба выбрала вас. Командующий ОВМР осведомлён. Успеха, полковник. Кстати, сохиды против вашего побега ничего не имеют, во всяком случае, мер по поимке и возврату в Твердыню не предпринимают. Арестанты в бегах это, конечно же, нарушение их инструкции, но, похоже, капитан Смит голову застудил-таки, в шляпе без меха. И слава Хрону в шутку говоря».
Пять долгих лет минуло, и сегодня выясняется, что сельхозработы не столько отбывание срока в опале, сколько ещё и Испытание экзамен на выживание, которым финишировало каждый раз всякое учение в боевой подготовке. У камина пил из жбана, почему, услышав вопрос старшего бригадира, поперхнулся киселём понял, что полеводы, как и я, ночью, об том тоже прознали. И, как выяснялось, от самого Науськивателя. Что совершенно недопустимо, потому как должность того засекречена, он один в роте мог знать о времени начала и конца Испытания. Заданием Науськивателя было провоцировать эксцессы среди испытуемых, а обязанностью держать язык за зубами.
Владимир Партолин
Запись-ком на краю поля (запись полковника Франца Курта)
Он на «Дальнее поле» пришёл поздним вечером, один, втихую, после как в деревне все уснули, повально после бурно проведённого накануне дня с возлияниями и обжорством. Гостей нежданных принимали. Сидел у края грядки с чахлыми не обещающими урожая всходами, тошно, муторно на душе было до того, что ничего не хотелось, сдохнуть только. Но заставлял себя не расклеиться вконец, не забыть про свою истинную миссию на Земле, секретную, никто из его окружения о ней не знал. Он председатель колхозного правления, но прежде являлся командиром роты спецназа в звании полковника. Впрочем, как оказалось на поверку, им и по сей день оставался, только рота его шесть лет как отстранена от несения воинской службы. Временно. До вчерашнего дня надеялся, год, ну два ещё оставаться в опале, а время придёт, отменят наказание и отбудут обратно на Марс, в полк. Наказание дисциплинарное, как ему было доведено командованием, за побег с гауптвахты, но, как выяснилось вчера, не только. Оказывается, боевая операция под секретным грифом «миссия бин» не отменена, и всё сводилось к тому, что подходило время её, наконец, исполнения. А это требовало возобновления в колхозе воинских уставных отношений и нешуточных усилий в тактической и боевой подготовке, причём, без спецназовского снаряжения и оружия в «ЗемМарии»* при аресте изъяли.
Посчитал до двадцати, облегчённо вздохнул, потряс плечами, уселся по-татарски, под себя подобрав ноги. До утра предстояло успеть начислить трудодни, подготовить разнарядки на работы, а главное сегодня надиктовать очередную дневниковую запись. Не просто отписаться каким-то там суточным, месячным или сезонным отчётом, а зафиксировать события последних двух суток. И ещё предстояло пересмотреть все предыдущие записи за то всё время, что пребывали в бегах. Что-то поправить, дополнить, или наоборот потереть. Фиксация последних событий и правки в прежних записях, так полагал, могли повлиять на дальнейшую его и роты судьбу. Поспособствовать как-то кардинальной смене ситуации в обитании на грёбаном острове посреди Тихого океана, облегчить те мытарства в дважды грёбаном колхозе, где буквально боролись за жизнь, перенося голод во всякий неурожайный год, практически ежегодно.
Предвестником неминуемых перестроечных событий были как раз те самые нежданные гости во главе с «менялой»** Зямой. Приплыли те прямиком из Руси в Антарктиде, неожиданно, с поручением вручить полковнику депешу от Коменданта Крепости. Меняла Зяма швартовался к причалу Отрадного всякий год как урожай был собран и предложен на обмен. «Глубокоуважаемого компаньона» так только величал, ни полковником, ни председателем колхоза в накладе, по его словам, не оставлял: сбор из огородной зелени, овощей, продовольственного топинамбура выменивал за соль и сахар, за кое-какие лекарства, за мелочи ещё какие-никакие. Били по рукам, выпивали после обильного застолья напосошок и Зяма отбывал, в спешке пока штиль у берегов. До штормов предстояло успеть и в других на острове колхозах «Мирный» и «Быково» совершить мен. «Смываются, пока мы не протрезвели, не очухались, не поняли, что обобрал до нитки, деляга», всякий раз негодовал сокрушённо колхозный кашевар, один без помощников таская от причала на продсклад «скудный прибыток». Но нынче, на удивление, Зяма прибыл в неурочное время весной, только-только грядки на полях вскопали и рассаду высадили. Свалился как снег на голову. С порога провозгласил себя гостем, да «не пустым, не халявщиком», а «товарищем с дарами глубокоуважаемым компаньонам». Так, с иронией, конечно, называл голытьбу колхоза «Отрадный» в посёлке Отрадное. С дарами оно понятно, мена то не предвиделось, до сбора первой огородной зелени жить да жить. Только одни эти посулы менялы с порога жмота известного: испытали на себе в побег на его паруснике из Руси насторожило. Ну, а когда депешу вручал, с обращением «Товарищ полковник, вам пакет», нахлынуло предчувствие какого-то несчастья, неотвратимо предстоящего.
Он с редактурой в записях управился довольно быстро, больше времени, до полуночи почти, потратил на подробное освещение инцидента происшедшего утром за завтраком после уже скоротечного, ночью, убытия парусника Зямы. Как оказалось с наблюдательной вышки флажками отсигналили не к берегам Мирного и Быково, а в открытый океан. «Назад Зяма в ЗемМарию смывается», доложил часовой.