Запись-ком на краю поля (запись полковника Франца Курта) - Владимир Иванович Партолин 3 стр.


Я поперхнулся. Вытер рукавом губы и повернулся на голос спрашивал бригадир Кабзон, бывший старший сержант Кобзон, заместитель ротного старшины.

 Ведь проходили ж, четыре раза в году до кампании на Землю Натерпелись! Красные канавы в печёнках сидят. А норы в кораллоломнях четверых бойцов потеряли. И каких бойцов! Воинов! «Земляков»*********, не «небёнов»*********, салаг этих. И на тебе, теперь здесь на Земле, в колхозе, «Испытание»**********

Звеньевой Селезень, сидевший ко мне спиной, крутнулся на скамье и разорвал надвое по груди тельняшку.

 А мы, разведка! Неделями по червивым лазам ползали, света божьего не видели. Да в них, в норах, в сравнении с этим грёбаным островом рай! Ты, ротный, уверял нас, что год только на острове покантуемся. Отдых сулил пополной, с фруктами и овощами от пуза, а что едим?! Драники из топинамбура обрыдлого. Посмотри, как от пюре зубы оскоминой скрутило!

Селезень осклабился.

Я поставил жбан на полку.

Со времени как топинамбур составлял львиную долю колхозного урожая, стал основным продуктом в годовом рационе, ни кто на здоровье не жаловался, но все как один маялись зубами. У половины полеводов передние резцы удлинены чуть ли не на четверть, торчат губы разверзлись. У другой половины, наоборот, втянуты в рот под язык и нёбо. Одни оскаленные, злые, как звери, слова не вытянешь. Другие с губами в ниточку, молчат, как рыба об лёд. А заговорят, ни разобрать о чём. У меня ни один не оттопырился, ни изо рта, ни в рот, попросту передних нижних нет в наличии протез съёмный, бюгель, «челюсть». Как и мне, так же свезло только завхозу, Кабзону, да землякам из тех, кто тоже с «челюстями». В расчёт не берётся фельдшер Камса у него, кичился этим, зубы настоящие «с нуля выросшие» по экспериментальной пока технологии, апробироваемой китайскими учёными в Метро на мышах, завезённых в Анабиозарии Исхода. Если я катастрофу с зубами списывал на топинамбур, Камса уверял, что причина кроется в употреблении островной ягоды подмешиваемой в пюре, росшей на Дальнем поле вместе с топинамбуром.

Ответил я с подчёркнутым спокойствием по-председательски, подавив полковничий рык:

 Забыл, бригадир, последний приказ по взводу? Здесь не лагерь с воинским подразделением, а деревня с коллективным хозяйством, колхозом, словом. Ты не старший сержант и не зам ротного старшины, а старший бригадир. Я не полковник, не ротный, а председатель колхозного правления. Обращаться ко мне должны «господин председатель». Кличете Председателем, я не против, обращайтесь и зовите так. А ты, звеньевой, свой гонор разведчика и ефрейтора оставь, тельник подбери и почини. Насчёт Испытания Полагаю, годы на острове нам зачтутся экзаменом на выживание. Думаю, прорвёмся: серьёзных эксцессов не было, надеюсь и впредь не случаться.

Мужики зашумели:

 Испытание столько лет?!

 Каторга это, а не экзамен!

 Испытание одним только составом третьего взвода, да ещё и в отсутствии комиссара роты не по Уставу!

 Спасибо «Науськивателю»***********, от него узнали!

 А мы, оруженосцы,  встал из-за стола мужик по прозвищу Хромой,  чалимся здесь одни без офицеров, без оружия. Поди, в полк на Марс вернулись, кайфуют там. Роту за что арестовали?! Позорный для спецназа арест «сохидами»************ задержаны! У меня этот остров, этот колхоз, эта столовка воо-от где Хромой провёл пальцем по шее сидят! Под арестом, хоть и под сохидским, куда лучше! На губе сидели бы себе потиху, пока не улеглись бы бзики у политиков. В парнике, в тепле сидели, бабы огурцами подкармливали, мухи не кусали. Так нет, забрала нелёгкая бежать на остров посередь Тихого океана надоумила. Зяму с его парусником подогнала на погибель нашу. «Компаньон уважаемый»  деляга и жмот, каких свет не видывал!

Причитания Хромого, русского сибиряка и бывшего, как отмечалось в «личном деле», музейного работника, краеведа, меня в конец вывели из себя. Во рту пересохло, в горле першило, в «сушняк» после отмеченных праздников так не бывало. Схватил с полки жбан, отпил большим и звучным глотком.

Арестовали роту сразу, как только приземлились на аэродроме ЗемМарии и вышли из шаттла. Узнав уже после как покинули «Звезду» и преодолели почти четверть пути к Земле о возникшем политическом кризисе в марсианском правительстве и в межпланетных отношениях, я этого ожидал, и, следуя инструкции, сопротивления приказал не оказывать. Дух перевёл и перекрестился, когда увидел, что роту встречали отнюдь не гвардейцы гарнизона Твердыни. Те маячили в окружном кольце по периметру посадочной площадки, топтались по морозу в валенках и тулупах белёных, с калашами наперевес. Принимала нас у трапа гвардия Сохрана Исхода, сохиды. Все в штатском чёрном, без оружия. Означало сие одно, Командующий ОВМР на Марсе в курсе нашего задержания и приказ его один: действовать согласно инструкции подчиниться. Я, чтоб не потерял лица, подыграл ему, облегчил генеральскую душу: на требование зачехлить оружие, снять экзоскелеты и деактивировать доспехи, дал команду отстегнуть у автоматов «рожки». Демонстративно, с показной издёвкой выщелкали патроны сохидам под ноги. Те невозмутимо и достойно ответили, по инструкции как положено: отвернув на стороны полы своих чёрных пальто на меху белого медведя, показали в кобурах до колен по два воронённых «кольта сорок пятого калибра». Хрон знает, чем бы всё кончилось, если бы на трап не взошёл пожилой сохид в обычной шляпе рейнджера, без опушки из куницы на полях, как то у сослуживцев. «Капитан Смитт,  представился, ткнув рукавицей в георгиевскую ленту на шляпе,  Полковник, с сего момента задержание роты для выяснения обстоятельств и цели прибытия с Марса на Землю заменено на арест с разоружением». Проговорил сипло, с парком сквозь шарф под носом. Спектакль дан. Солдаты в оцеплении хлопали двухпалками по прикладам «калашей», гвардейцы застегнули перекидки на кобурах, оправили пальто, и я отдал команду: «Сложить оружие и броню!». У нас с капитаном возникло, как и ожидалось, полное взаимопонимание; требовали того, конечно, и Устав с Присягой, и инструкция, но и благоразумие выработанное сторонами на опыте не одного года. За выходку мою, я был уверен, особо не накажут, под трибунал не отдадут, понизят разве что в звании. Побег знал, мне его устроят, это как заведено в таких случаях с рук не сойдёт, накажут, но только меня одного, зачинщиков и пособников даже не арестуют. Беглецов вернут на губу, а вскоре и отпустят, на Руси дармоедов не держали, резонно, будучи уверенными в том, что из марпехов огородники на работах в атомных парниках никакие. Уже хотя бы потому, что небёны ступали по огуречным грядкам с опаской, а испробовав огурца, утверждали, что марсианский коралл цвета огурца вкуснее. Земляки, те тазиками пожирали, но тяпки в руки брали с другого конца что тут скажешь, горожане все дохронные. Промысловиками, скажем, заделать поостерегутся это ж, чтоб Антарктический криль в океане вылавливать, на суда рыболовецкие посадить надо, инструмент шансовый дать. А это что? C концами всё уведут. Что сапёрка, что багор в руках спецназовца всё едино. Случилось, как и ожидалось мы бежали. Правда, составом только одного взвода. Два оставались на гарнизонной гауптвахте что тоже резонно: кому из крепостной гвардии грезилось сидеть на губе, да и начальнику гауптвахты нарушители Устава, их одни и те же «морды», до чёрта устыли. А марпехи, хоть и из спецназовцев, они марсиане, покладистые, и пайками, привычными из кораллов цвета съестного, их время от времени снабжают с Марса. Не объедают. В побег на нашу удачу в океане штормило, потому вертолёты альянса патрулировали редко. Через тройку недель причалили к острову «Бабешка». Встретили нас островитяне радушно. Президент местного государства Пруссия признал нас политическими беженцами, предоставил вид на жительство и отвёл нам на постой пустующую деревню, в которой взвод и обосновался полевым лагерем. То, что новые жители Отрадного не простые беглые из Руси, а воинское подразделение, выдавали переименование деревни в «полевой лагерь», использование башни водокачки на околице села под лагерную наблюдательную вышку с часовым, а так же матросское обмундирование. Правда, носили форму срамно: без брюк-клешей, портупей и шнурков на гауптвахте переодели, последние изъяли. Ходить на работы в трусах, тельняшке с бушлатом, в матросских «прогарах»************* не зашнурованных оказалось проблемой: хохот и улюлюканье баб со сторожевых вышек соседних деревень Мирное и Быково ударному труду отнюдь не способствовали. Зяма выручил: последующим своим приходом на Бабешку предложил сменять прогары на «боты»*************. К тому времени я, после года прожитого впроголодь, крепко взялся за поднятие в Отрадном колхоза, поэтому согласился. В прогарах в дождь, в слякоть, на прополку не находишься. К чести Зямы и восторгу марпехов, уже к тому времени колхозных полеводов, достались нам рыбацкие сапоги чистой литой резины мужики признали «ещё советской»  на резиновом же протекторе «в кубик». Отвороты голенищ расправил по «помидоры», и садись на грядке полоть сухо, тепло.

Я был уверен в урегулировании очередного политического на Марсе кризиса и в потеплении межпланетных отношений, ждал скорого приказа Командующего ОВМР вернуться в Крепость(так только, вторым названием, называл Твердыню). И всё же, прежде того ожидал прибытия на Бабешку офицеров 3-тьего взвода, а так же ротного старшины места в столовке во главе агрегата им отвёл. Но явился только ротный медик, лейтенант Комиссаров. Его накануне нашего побега переместили на гарнизонную гауптвахту, присмотреть за прихворнувшим сержантом. Трап ещё к борту не приставили, лейтенант сбросил мне на причал пакет с депешей от Коменданта Крепости. Я тогда счёл, с парусника не сошёл в надежде вернуться в Русь, после узнал, что медик был в обычном своём состоянии пьяным, и побоялся оступиться на сходне. Пакет содержал распорядительную записку, в ней лейтенанту Комиссарову предписывалось остаться на острове, в гарнизоне с довольствия снят. Но это так, к слову, в депеше была приведена копия послания Командующего ОВМР Коменданту Крепости, в которой просил задействовать опальную роту на сельхозработах в атомных парниках Руси. Что-то там, в ледовых штольнях, под куполами-ПпТ делать выращивать овощи, заниматься прополкой, поливом марпехи с Марса, понятное дело, не умели. Родились-то на «Звезде», на этом искусственном орбитальном спутнике Марса провели детство, отрочество и юность. На тверди марсианской, на Уровне в местах, где коралл пищевой выращивают, были разве что пару раз с экскурсиями. А в Метро, где коралл рубили в кораллоломнях, побывать пришлось уже в бытность курсантами военного училища выпускной экзамен держали. Как добывают, выращивают и убирают коралл, только в кинохронике видели, а уж о том, что и «на планете дедов да отцов», в ЗемМарии, что-то там выращивают из съестного, слыхом не слыхивали. В парники, «дабы форму спецназовца не потеряли», нарядили стараниями Командующего с тем ещё, чтоб «белка» набраться(в огуречнике всяких червячков-паучков до чёрта), тех же огурцов, зелени всякой натурально-земной поели вдоволь и в полк на Марс вернулись с «жирком микроэлементов и витаминов», так необходимых организмам небёнов и земляков на «Звезде». Содержание же самой депеши таково: «Президент Пруссии просит оказать содействие в восстановлении разграбленного пиратами колхоза, что в деревне Отрадное, где вы стали лагерем. Рота ваша, вашими, кстати, стараниями отстранённая от несения службы, по-прежнему под надзором гвардии СИ. 1-вый и 2-рой взвода здравствуют на гауптвахте днями на шконках лынды бьют. На грядки к огурцам я их не допустил, упаси Боже, хрона им. Шлют 3-му взводу пламенный привет с пожеланиями всласть потрудиться на крестьянском поприще. Словом, 3-тий взвод в бегах на Бабешке, в Отрадном, на земле колхоза «Отрадный», а посему заняться благим делом восстановления хозяйства судьба выбрала вас. Командующий ОВМР осведомлён. Успеха, полковник. Кстати, сохиды против вашего побега ничего не имеют, во всяком случае, мер по поимке и возврату в Твердыню не предпринимают. Арестанты в бегах это, конечно же, нарушение их инструкции, но, похоже, капитан Смит голову застудил-таки, в шляпе без меха. И слава Хрону в шутку говоря».

Пять долгих лет минуло, и сегодня выясняется, что сельхозработы не столько отбывание срока в опале, сколько ещё и Испытание экзамен на выживание, которым финишировало каждый раз всякое учение в боевой подготовке. У камина пил из жбана, почему, услышав вопрос старшего бригадира, поперхнулся киселём понял, что полеводы, как и я, ночью, об том тоже прознали. И, как выяснялось, от самого Науськивателя. Что совершенно недопустимо, потому как должность того засекречена, он один в роте мог знать о времени начала и конца Испытания. Заданием Науськивателя было провоцировать эксцессы среди испытуемых, а обязанностью держать язык за зубами.

Назад Дальше